Когда дело было сделано, главным воеводам приходилось удерживать войско, чтобы оно, по образцу плохих армий, не впало в банальное мародерство и убийство пленных. Самую большую опасность представляли бывшие друзья-казаки, которые снова стали опаснее недавних врагов — литовских людей. Автор «Нового летописца» вспоминал, что когда из осажденного города первым выпустили самых слабых — женщин и детей, казаки были готовы убить князя Дмитрия Пожарского — «что грабить не дал боярынь». В отдельной статье «Нового летописца» — «о выводе боярском и о здаче Кремля города» — описывалось, как полк князя Пожарского едва не вступил в бой с казаками, когда земское ополчение собралось со знаменами и орудиями на Каменном мосту, чтобы встретить выходивших из Кремля членов Боярской думы. На следующий же день, когда дело дошло до выхода из-за кремлевских стен последних воинов польско-литовского гарнизона, казаки взяли-таки реванш и расправились, вопреки договору, с теми, кто на свое несчастье, как полк Николая Струся, был отведен в плен в «таборы» (спасся только сам последний командующий польско-литовским гарнизоном и один из его капитанов, взятые под охрану князем Дмитрием Трубецким)[534].
Память о московской победе 1612 года сохранила только самые важные вехи: 21 августа начался «Хоткеев бой», 22 октября «Китай взяли взятьем», а в Москву «вошли 26 октября»[535]. День взятия Москвы 26 октября, связанный с памятью Дмитрия Солунского, упоминается в сказаниях о Смуте, например автором «Повести о победах Московского государства»[536]. Однако в возобновившихся официальных разрядных книгах-подлинниках записали, что «град Москву… из плену и из работы очистили и учинили свободно октября в 27 день»[537]. В ближайший «день недельный» — воскресенье 1 ноября — обе части ополчения последний раз объединились для молебна на Красной площади. Полк князя Дмитрия Трубецкого собирался в Казанской церкви «за Покровскими вороты», а полк князя Дмитрия Пожарского — в церкви Иоанна Милостивого на Арбате. К Лобному месту была вынесена икона Владимирской Божьей Матери, и с нею всё воинство торжественно вошло в Кремль[538]. Литургия в Успенском соборе символически завершила одну из самых тяжелых страниц Смуты.
* * *
Остается рассказать о времени, наступившем после совершения подвига освобождения Москвы в 1612 году. Дальнейший путь «выборного человека» от «всей земли» Кузьмы Минина, ставшего думным дворянином Кузьмой Миничем, особенно необычен. Впрочем, его деятельность во время подготовки избирательного земского собора 1613 года была малозаметной; главную роль в земском правительстве стали играть, как известно, князь Дмитрий Трубецкой и князь Дмитрий Пожарский. Минина не оказалось даже среди членов посольства земского собора в Кострому к Михаилу Федоровичу. Однако ему и не нужно было особенных почестей, роль его в освобождении Москвы и так признавалась всеми. Не случайно он, как и другие земские воеводы, удостоился упоминания в «Утвержденной грамоте» об избрании на царство Михаила Федоровича в 1613 году. Правда, о главном его деле — призыве к сбору казны на устроенье ополчения — в грамоте ничего не было сказано. Составителям «Утвержденной грамоты» важнее было расставить воевод ополчения по местам, чтобы это не противоречило местническим представлениям. Поэтому в ней говорилось, что «Московского государства стол ник и воевода» князь Дмитрий Михайлович Пожарский «собрався» вместе со всеми чинами и «ратными людьми» «пришол под Москву в сход к боярину и воеводе» князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому. Упоминание о службе воеводы, пришедшего «в сход», всегда означало его подчиненное положение, тем самым воевода нижегородского движения оказывался ниже командующего подмосковными полками. Кузьму Минина вспоминали уже потом в «Утвержденной грамоте», говоря об общей «службе и раденье ко всей земле» князей Трубецкого, Пожарского и «выборново человека ото всего Московскаго государства Кузмы Минина»[539]. Как мало заботился Кузьма Минин о своей мирской славе, свидетельствует и тот факт, что его подписи нет под текстом «Утвержденной грамоты». Нижний Новгород на соборе 1613 года представляли другие лица: протопоп Савва (его иногда, основываясь на поздних и недостоверных источниках, считали едва ли не одним из организаторов нижегородского движения)[540], дворянин Мисюрь Соловцов, посадский человек Самышка Богомолов, стрелец Якунька Ульянов.
Отдали должное Кузьме Минину при венчании на царство Михаила Федоровича. На следующий день после начала торжеств, 12 июля 1613 года, он — совершенно небывалое для Московского государства дело — был пожалован из нижегородских земских старост сразу в думные дворяне. На языке приказной практики той эпохи это называлось: пожалован «выше своей меры». Согласно новому чину Кузьма Минин получил в вотчину богатое село Богородицкое с деревнями в Нижегородском уезде[541]. В жалованной грамоте точно определялись заслуги Минина в период создания земского ополчения (не случайно ее опубликовали в журнале «Сын Отечества» в 1813 году): «…пожаловали есьмя Думного своего дворянина Кузьму Минина за ево Кузмину многую службу, как в прошлом в 119 году Польские и Литовские люди Московское Государство раззоря и завладели и Московского Государства из городов Бояре и Воеводы собрався со всякими ратными людьми пришли под Москву Московское Государство от Польских и Литовских людей очищать, и под Москвою много время стояли, и ратные люди от Литовского раззорения скудости от Москвы разъехались, и он, Кузьма, памятуя Бога и Пречистую Богородицу, в Нижнем Новегороде из понизовых, из верховых, из поморских и со всех городов и ратных всяких раззоренных людей подмогал, и ратные люди с Бояры и Воеводы и с ним Кузмою собрався под Москву к Боярам же и Воеводам, кои стояли под Москвою безотступно, на помощь пришли и Московское Государство очистили»[542].
Вскоре его опыт финансового администратора был использован в организации новых сборов запросных и пятинных денег на нужды правительства Михаила Романова. Доверялись Кузьме и другие ответственные поручения, например, он был послан в Казанский уезд «для сыску, что черемиса заворовала». Возвращаясь из этой посылки весной 1616 года, Кузьма Минин умер[543].
После смерти Кузьмы Минина остались его вдова Татьяна Семеновна и сын Нефед, служивший в чине стряпчего и умерший бездетным в конце 1632-го — начале 1633 года. Пожалованная вотчина была взята у обеих вдов — Кузьмы Минина и его сына Нефеда — и отдана князьям Якову Куденетовичу и Ивану Борисовичу Черкасским. Вдова Кузьмы Минина получила в возмещение прожиточное поместье в Луховском уезде, но в итоге ее выгнали и оттуда. Последние ее годы жизни были незавидными. Татьяне Мининой сполна пришлось испить долю «бедной, горькой, беспомощной вдовы», бившей челом об «обороне» от насильств «за мужа моего за многую службу и за роботу». Она умерла около 1640 года, приняв перед смертью постриг с именем Таисия. У Кузьмы Минина имелись также братья — Сергей и, возможно, Бессон, и сестра, старица Софья, упоминавшаяся еще в 1653—1654 годах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});