все говорит в пользу более высокого положения и богатства, чем то, что принадлежит ему в действительности. Чтобы поддержать на протяжении одной половины своей жизни эту обманчивую и чрезвычайную обстановку, он обрекает себя на протяжении другой половины на лишения и нищету. Пока он в состоянии вести такой образ жизни, он восхищен, что вы смотрите на него не так, как вы посмотрели бы, если бы знали его действительные средства, а так, как если бы ему удалось заставить вас смотреть на него. Это самообольщение, быть может, есть самый характерный результат тщеславия, оно нередко встречается у людей невысокого происхождения, путешествующих по зарубежным странам или приезжающих из отдаленной провинции поглядеть на столицу. Их безумные притязания, бросающиеся в глаза благоразумному человеку, на которые последний совершенно не способен, впрочем, не так опасны, как могли бы быть при других обстоятельствах. Если пребывание этих людей продолжается недолгое время, то они избегают бесчестия, а притязания и чрезмерные расходы их не разоблачаются. Удовлетворив свое тщеславие за несколько месяцев или несколько лет, они возвращаются домой, чтобы путем бережливости исправить ущерб, причиненный их прошедшей расточительностью.
Гордый человек редко решается на подобные сумасбродства. Чувство собственного достоинства побуждает его заботливо сохранять свою независимость. Если он обладает незначительными средствами, то, несмотря на желание сохранить достоинство в своих расходах, он тем не менее не упускает из виду осторожность и умеренность. В тщеславном же человеке безумная расточительность отстраняет соображения о недостаточности его средств. Оскорбительными притязаниями на не принадлежащее ему место он вызывает негодование гордого человека, который поэтому обращается к нему с самыми строгими и серьезными упреками.
Гордый человек чувствует себя неловко в обществе равных и еще более неловко среди людей, стоящих выше его. Он не в состоянии забыть ни на минуту своих высокомерных притязаний, хотя и не может в присутствии этих людей выказать их перед ними. Ему более нравится подобострастное общество, которое бы менее стесняло его, но и такое общество избирается им неохотно и доставляет ему мало удовольствия, ибо оно состоит из подчиненных ему людей, из льстецов, – одним словом, лиц, находящихся от него в зависимости. Он редко посещает людей, стоящих выше его, и если он делает это, то скорее ради того, чтобы показать, что он имеет право их видеть, чем ради удовольствия, доставляемого их присутствием. О нем можно сказать то, что лорд Кларендон сказал о графе Аранделе, а именно что тот показывался при дворе, чтобы встретить там человека, стоящего выше его, но показывался весьма редко, потому что действительно встречал там людей, стоящих выше его.
Совсем иное случается с тщеславным человеком. Он ищет общества людей, стоящих выше его, тогда как гордец избегает их присутствия. Он воображает, что от их величия падает свет на приближающихся к ним людей. Его можно постоянно встретить при дворе государей и в приемной министров; он корчит из себя кандидата на успех и милости, между тем как, в сущности, уже обладает драгоценным счастьем – если бы он только умел пользоваться им – не быть подобным кандидатом. Он любит сидеть за столом со знатными людьми и в особенности гордится фамильярным обращением с их стороны. Он употребляет все силы для поддержания связей с модными людьми, которые, как считается, заправляют общественным мнением, с самыми мудрыми, учеными и популярными людьми, но избегает общества лучших своих друзей, когда переменчивое расположение общества удаляется от них. Он редко бывает щекотлив при выборе средств для достижения своих целей и не останавливается перед хвастовством, перед притязанием, не имеющим ни малейшего основания, перед рабской готовностью принять чужое мнение. Главным же образом он прибегает к лести, в особенности к такой, которая по своей изысканной форме и увлекательности менее всего похожа на отвратительную лесть лизоблюда. Гордый человек, напротив, никогда не льстит и лишь исполняет требования вежливости.
Несмотря на свои безрассудные притязания, тщеславие оказывается страстью почти всегда живой, веселой, весьма часто даже мягкой, между тем как гордость постоянно отличается серьезностью, строгостью и мрачностью. Иллюзии, которыми тщеславный человек желает убедить как самого себя, так и других людей, представляют невинный обман, направленный на собственное возвеличивание, а не на унижение других людей. Гордый человек не унижается, правда, до обмана, но если он все же решается на него, то его притворство далеко не так невинно: оно проникнуто злобой и имеет целью унизить других. Гордец негодует против несправедливого преимущества, оказываемого, как он полагает, перед ним другим людям. Он смотрит на них с завистью и, говоря о них, всеми силами старается ослабить все, что может служить основанием или поводом для такого преимущества. Когда до его слуха доходит какая-нибудь клевета, то он с удовольствием выслушивает ее, и, хотя сам никогда не был бы способен выдумать клевету, он не прочь повторить ее или даже преувеличить. Самое серьезное притворство, к которому прибегает тщеславие, состоит из так называемых невинных обманов; притворство гордости, если она унизится до него, отличается противоположным характером.
Вследствие отвращения, возбуждаемого вообще гордостью и тщеславием, мы склонны ставить людей, обвиняемых нами в подобных недостатках, скорее ниже, чем выше, обыкновенного уровня. Однако такое суждение почти всегда оказывается несправедливо, ибо большая часть тщеславных и гордых людей стоит гораздо выше этого уровня, хотя вовсе не в такой степени, как воображают первые или как того желают вторые. По отношению к их притязаниям они заслуживают, по-видимому, презрения, но по сравнению с их соперниками они значительно отличаются от них и, бесспорно, стоят выше обыкновенного уровня. В случае наличия действительных достоинств, гордость часто сопровождается многими похвальными добродетелями, а именно – правдивостью, честностью, благородством, искренней и постоянной дружбой, твердостью, мужеством. Тщеславие же сопровождается вежливостью, предупредительностью в небольших услугах и великодушием в больших, хотя великодушие это не замедлит придать себе такую цену, какая только будет возможна. В прошлом веке соперники и враги французов упрекали их в тщеславии, а испанцев в гордости, между тем как близкие им народы видели в первых самый любезный из народов, а во вторых – народ, более всего достойный уважения.
Слова «тщеславный» и «тщеславие» никогда не принимаются в положительном смысле. Мы иногда говорим о человеке добром по своей природе, что тщеславие делает его лучшим и что оно более забавно в нем, чем оскорбительно, но на это его тщеславие мы все же смотрим как на слабость и смешную черту характера.
Слова «гордый» и «гордость», напротив, иногда принимаются