— Научи меня этому, — попросил Аркониэль. Лхел спрятала руки за спину и покачала головой.
— Нет еще. Есть более необходимые вещи. Ты знаешь недостаточно.
Аркониэль откинулся к стене, стараясь не показать своего разочарования. Эта магия не была тем, на что он рассчитывал, но она в наибольшей мере приблизила бы его к осуществлению его цели. Что ж, он подождет.
— Что тогда я должен знать?
Лхел откуда-то из складок юбки вытащила костяную иглу. Она показала ее Аркониэлю, потом уколола свой палец и выдавила яркую капельку крови.
— Сначала ты должен узнать силу этого, и плоти, и костей, и мертвых.
— Некромантия? — Неужели он был так ослеплен желанием, что забыл, какие темные корни у ее магии?
Лхел взглянула на него загадочными черными глазами, и снова он увидел перед собой древнюю и могущественную богиню.
— Это слово мне известно. Так говорят про нас твои соплеменники, когда изгоняют с земель, которые всегда были нашими. Вы ошибаетесь.
— Но магия крови…
— Да, но не греховная. Некромантия… — Лхел никак не могла найти слов, — самая ужасная и грязная вещь.
— Мерзость, — подсказал Аркониэль.
— Да, мерзость. Но это — нет. — Лхел выдавила еще одну каплю крови и размазала по ладони. — У тебя есть плоть и кровь. У меня они есть. У всех людей есть. Это не зло, это — сила. Зло рождается в сердце, не в крови.
Аркониэль смотрел на ладонь Лхел, следил за тем, как кровь засыхает, образуя тонкие линии. То, что говорила ведьма, противоречило всему, что слышал Аркониэль в родительском доме и потом, став подмастерьем Айи. Однако сидя здесь с этой женщиной, ощущая ауру могущества, окружающую ее, он не чувствовал в ней зла. Аркониэль подумал о Тобине, о демоне, обо всех лишениях, которые терпела Лхел ради того, чтобы исправить, насколько возможно, свершившееся несчастье. С опаской он прислушивался к своему сердцу, сердце говорило ему, что ведьма не лжет.
Будь Аркониэль одарен способностью видеть будущее, он понял бы, что история Скалы, история Орески в тот момент, когда он поверил Лхел, слегка изменила направление.
Глава 30
Этой зимой Аркониэль оказался в двоякой роли: как учитель он приобщал своих упирающихся юных подопечных к грамоте, как ученик каждый день спешил к Лхел.
В обучении мальчиков большую помощь Аркониэлю оказывал Фарин: он отказывался заниматься с ними военным делом до тех пор, пока оба ученика как следует не поработают на уроке Аркониэля. Эта система сначала встретила возражения, но потом Тобин наконец выучил буквы и начал понемногу читать, в результате чего вдруг заинтересовался учением. Юный принц еще больше увлекся занятиями, когда Аркониэль предложил научить его рисовать. Насколько молодой волшебник мог судить, это было единственное его умение, которое ценил Тобин.
Ки все еще вертелся и вздыхал на уроках, но все же тоже делал успехи, хотя Аркониэль понимал, что его заслуги в этом нет. Для Ки весь мир сосредоточился в Тобине, а потому он прилагал старания во всем, что любил его друг. Чем бы ни пожелал заняться Тобин, Ки тут же с охотой присоединялся к нему.
Нельзя было отрицать и того, что Ки оказывал на Тобина то влияние, на которое рассчитывал молодой волшебник. Принц теперь гораздо чаще смеялся, а ежедневные прогулки и игры добавили румянца его щекам и укрепили мускулы.
Раз в несколько недель гонец привозил письма от Риуса, сообщавшие о все более тревожных событиях за морем.
«На верфях Пленимара кипит работа, — писал князь, — а царские шпионы доносят о том, что на восточной границе Майсены скапливаются пленимарские войска. Боюсь, что с приходом весны они не станут ограничиваться нападениями на приморские селения. Да будет воля Иллиора и Сакора на то, чтобы на этот раз мы сражались на других берегах».
Аркониэль, мало смысливший в военных делах, наблюдал за тем, как меняется лицо Фарина, когда все собирались в зале, чтобы узнать свежие новости. Фарин внимательно слушал, хмуря лоб, потом дотошно расспрашивал гонца. В готовности ли гарнизоны в Атийоне и Цирне? Сколько кораблей стоит в гавани Эро? Набирает ли царь новые войска, достаточно ли припасов доставляют из деревень?
— Слушая тебя, я чувствую себя зеленым новичком, — признался однажды Аркониэль, когда они с Фарином вечером сидели за игрой в бакши. — Хоть я и много странствовал, моя жизнь по сравнению с твоей была очень безопасной.
— Волшебники раньше сражались за Скалу, — рассеянно протянул Фарин, внимание которого было сосредоточено на игре. — Теперь же, похоже, царь предпочитает, чтобы вы сражались друг с другом. — Я надеюсь дожить до того дня, когда это переменится.
В такие моменты Аркониэль с особым беспокойством думал о той тайне, которая их разделяет. Чем лучше он узнавал Фарина, тем больше жалел, что тот не знает правды.
— Я не отказался бы сражаться с тобой спиной к спине, — продолжал Фарин, собирая камешки для нового броска. Огонь очага играл на отшлифованных гранатах, бросая на пальцы Фарина кровавые отблески. — В волшебниках я не разбираюсь, а вот людей знаю. Хребет у тебя стальной. Да и старая Айя не взяла бы тебя в ученики, если бы не думала так же… поэтому она и тот старый мешок у тебя оставила. — Фарин поднял глаза, и Аркониэль не успел скрыть изумления. — О, вопросов я не задаю, но ведь я же не слепой. Если Айя тебе доверяет, этого достаточно, чтобы я доверял тебе тоже.
Ни один из них больше к этому разговору не возвращался, но Аркониэль порадовался тому, что заслужил уважение этого человека.
В том, что такого же мнения придерживается Лхел, Аркониэль уверен не был. Он сходил по ней с ума. Ее тело снилось ему по ночам, и волшебник просыпался в поту, а собственная рука не приносила ему, как раньше, облегчения.
Однако Лхел оставалась упрямой и являлась Аркониэлю по своему капризу. Ни одно заклинание поиска не помогало, найти дорогу к старому дубу ему самому тоже не удавалось. Когда волшебнику хотелось увидеться с Лхел, он ехал в лес, и если ведьма того желала, она являлась ему. В противном случае Аркониэль, разочарованный и злой, возвращался ни с чем.
Иногда Лхел позволяла Аркониэлю найти себя, когда у нее гостили мальчики. Тогда они вчетвером, как крестьянская семья, бродили по заснеженному лесу. Такие прогулки были приятны, и Аркониэль улыбался, представляя себе их компанию со стороны: при ярком свете Лхел выглядела старухой, и молодой волшебник чувствовал себя ближе к Тобину и Ки, чем к ней.
Когда же ему удавалось встретиться с Лхел наедине, все было по-другому. Они набрасывались друг на друга — ни он, ни она больше не видели в этом «платы» — с такой же жадностью, как в первый раз. Лхел не ждала и сама не дарила нежности — только страсть. За сомкнутыми веками Аркониэлю представлялись вихри, грозы, землетрясения. Когда же открывал глаза, он видел могущество Богини, окутывающее Лхел, и темные символы на ее коже, которые она позволяла ему видеть только в таких случаях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});