и через окна нас достать не могли.
— Один черт знает, что сегодня технически возможно, а что нет.
— Под каким предлогом девочку взяли из дома?
— Отец соскучился, больница рядом, попросил подвезти дочку.
— Простенько.
— Все простенько, но с большим вкусом, — усмехнулся Крячко и сильно толкнул Гурова к стене дома.
По переулку на бешеной скорости пронесся «Форд», едва не наехав колесом на тротуар, скрылся за углом.
Оперативники взглянули друг на друга и рассмеялись.
— Если за нами сейчас наблюдают, что не исключено, то представляешь, как смеются? — вздохнул Крячко.
— Не стану напоминать известную пословицу, цитирую сыщика Гурова: «Еще не вечер».
— Классика. Ты отлично понимаешь, разработчик всей операции из наших. Он все знает, в ловушку ты его не заманишь. И девочку он не отдаст.
— Еще не вечер, — упрямо повторил Гуров.
— Хорошо! Согласен! — вспылил Крячко. — Ты гений! Но ты лишь человек! А человек не может победить машину!
— Станислав, мне столько раз это говорили… Когда убьют, тогда и победят, и ни секундой раньше.
— Извини, но на хрен нам все это нужно?
— Отвечу вопросом на вопрос. — Гуров провел ладонями по лицу, зевнул. — А на хрен мы с тобой вообще живем? Такая организация, огромные деньги — значит, наркотики. Я об этом давно думаю. Когда Борис мне сказал, что рэкетиры «наехали» на него лишь раз, а вечером позвонили, извинились, сказали, мол, ошиблись адресом, я сразу подумал: значит, его охраняют люди более серьезные. А кто у нас самый богатый, серьезный и организованный? Наркобизнес. Значит, мы с тобой служим в одном из отделений наркобизнеса.
— Спасибо, босс! Но тогда нам мало платят.
— Верно, я скажу Борису, — усмехнулся Гуров. — Пошли, тебе полагается чашка кофе, а мне, как признанному алкашу, капель несколько. Признаюсь, Станислав, у меня есть идея…
— А у меня жена и сын, — сердито ответил Крячко.
Когда они проходили мимо приемной Юдина, секретарша громко сказала:
— Лев Иванович, шеф просил зайти.
— Спасибо, красавица, а где наш больной?
— В вашем кабинете.
— Прекрасно. — Гуров взглянул на Крячко. — Вари кофе, я сейчас. — Он сел рядом со столом Елены Добродеевой, которая была больше чем красавица, мило улыбнувшись, взял ее блокнот, достал авторучку, начал писать, оправдываясь: — Простите за ради бога, но памяти никакой, а уж при виде вас вообще теряю голову.
Он не дописал страницу, перевернул, начал строчить на новой, затем вырвал из блокнота два исписанных и несколько чистых листков, положил блокнот на место, листки в карман.
— Странный вы человек, Лев Иванович. — Секретарша смотрела серьезно. Ее полные перламутровые губы приоткрылись, обнажая зубы, какие можно видеть лишь в кино и на рекламных роликах. — Вы здесь не первый день и по профессии сыщик. Вы заметили, что я — женщина?
— Обязательно! — радостно ответил Гуров. — Признаюсь, я и предложение Бориса Андреевича принял в основном, чтобы видеть вас ежедневно.
— Считаете меня дурой?
— Лишь женщиной, которая хочет слышать то, что она хочет слышать.
— Если мне удастся вас увлечь, я выну из вас душу!
— Верю на сто процентов, — Гуров поднялся.
— Пригласите меня на ужин.
— Женщине нужно отдавать все либо не предлагать ничего, — очень серьезно ответил Гуров. — Когда я буду принадлежать себе, то лягу у ваших ног.
— Дайте слово.
— Честное слово. — Гуров посмотрел женщине в глаза, постучал в дверь шефа и вошел.
— Где ты пропадаешь? — недовольно пробурчал Юдин, увидел, как Гуров приложил ладонь к губам, и замолчал.
— Обсуждали со Станиславом наше положение, признали его незавидным. — Гуров положил перед Юдиным один из исписанных листков, пока шеф читал, сыщик продолжал: — Не томите, Байков признался?
— Черта с два! — рявкнул Юдин. — Якобы он ничего не знает, ни с кем не связан, кто и с какой целью похитил его дочь, понятия не имеет! А то немногое, о чем он догадывается, не скажет, так как дочка ему дороже всех коммерческих сделок в мире.
— Кретин! — Гуров забрал свой листочек у Юдина, прикурил, листочек сжег. — Баба с возу — кобыле легче. Если бы он признался, я был бы обязан его защищать. От кого и как защищать, я не знаю. Он молчит, никто в его молчание не поверит, и его убьют. А мне не грустно. Я обменяю его на девочку, верну ее бабушке, а за жизнь предателя и лгуна я не в ответе.
— Мне его уволить? — спросил Юдин.
— Хозяин — барин. Верить ему нельзя — это точно. Если надо закончить какую-то срочную работу, пусть заканчивает, хотя лично я думаю, что он не жилец. — Гуров наклонился над столом и написал: «Рассказал?» Юдин в ответ кивнул.
— Ладно, Борис, пойду, скажу этому придурку пару ласковых слов и буду ждать звонка и договариваться об обмене.
Гуров вышел, кивнул секретарше, словно посторонний, зашагал в свой кабинет. Крячко и Байков пили кофе. Гуров протянул юристу записку, которую написал в приемной, и зло заговорил:
— Значит, не знаешь, не ведаешь, не понимаешь? — Он достал коньяк, хлебнул из горлышка. — Я двадцать с лишним лет слышу такие глупости. Кто их говорит? Битые-перебитые преступники, которые утверждают, что чистосердечное признание облегчает душу и удлиняет срок. Я тебя судить не вправе, собирался защищать, теперь не буду. Кто тебе поверит? Я не поверю, что ты ничего не знаешь. На той стороне никто не поверит, что матерый волк Гуров не сумел расколоть такого сопливого фраера. А если сейчас не расколол, то обязательно расколет, получив девочку. Григорий, ты в любом случае не жилец, так отомсти за себя, подбрось хоть ниточку, чтобы я мог уцепиться.
Гуров говорил так зло и убедительно, что у Байкова начали дрожать руки. Он со страхом смотрел на Гурова, в записку, перечитывал, шевеля губами, словно малограмотный, снова смотрел в отчужденное лицо сыщика, наконец собрался с силами и прошептал:
— Выручите Дашу, я ничего не знаю.
— Что ты бормочешь? Дочку отдайте, а ты не в курсе дел. Прекрасно. Вот господа хорошие позвонят, ты сам с ними и договаривайся. Я был старшим опером-важняком, тогда меня такие дела касались. Сегодня я начальник службы безопасности фирмы «Стоик».
— У сотрудника фирмы похитили ребенка! — завизжал Байков.
— Станислав, у тебя валерьянка имеется?
— Валидол, — Крячко полез в карман.
— Дай ему, а то помрет, нам контрагенты не поверят и девчонку не отдадут. Она им и не нужна, не отдадут для перестраховки, начнут меня шантажировать. Мол, ты, волчара, фраера расколол и убрал за ненадобностью, теперь в нас вцепишься. Чтобы ты особо не дергался, мы невинное дитя у себя подержим. Как излагаю, понятно?
Крячко дал Байкову таблетку, взглянул на друга