Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У крыльца возилась ребятня.
— Хозяин-то дома? — поинтересовался Толик, остановив коня.
— Папаня-то? Вечеряет. А у вас дело к нему, приезжий господин?
Парнишка лет семи смотрел весело и пытливо.
— С чего это ты взял, что я приезжий?
— Конь-то притомился. Видно, что с утра в дороге.
Вот так малец — дитя эпохи. О коне он в свои годы, должно быть, сможет сказать намного больше, чем Толик.
— В дом-то проводишь, знаток коней?
— Отчего не проводить? Мы гостям рады. — Парнишка стал подниматься по ступенькам. Толик спрыгнул с коня и привязал его к резному столбу открытого навеса.
Хозяин встретил гостя у порога, проводил его в комнату. Проходя через кухню, Толик заметил статную женщину лет тридцати пяти и несколько ребятишек, сидевших на лавках.
Однако хозяин этого дома успел обзавестись немалым семейством. Неужели он с Земли?
— Проходите в горницу, сударь. Должно быть, вы с заказом пожаловали? Чего изволите? Хомуты у нас самые лучшие. Или седло под заказ пожелали? Может, упряжь с заклепками?
— А хороши ли седла? — спросил Толик по-русски.
Хозяин обернулся было к окну, но остановился на полпути, повернулся навстречу, закрутил ус и ответил:
— Неплохи.
По-русски ответил.
Тут же расплылся в широкой улыбке, сграбастал Толика в охапку и потащил на кухню.
— Как я давно не слышал родной речи, почитай, стал ее забывать. Садись, сейчас хозяйка на стол соберет. Посидим, поговорим.
То, что одномирянин оказался еще и соотечественником, обрадовало вдвойне. Звали мужчину Федором. Если полностью, то Федором Артемьевичем, но тот просил не церемониться и обращаться к нему запросто.
— Вот так я и обосновался… — Федор обвел рукой дом. — Поначалу-то тоскливо было. А потом привык. Женой обзавелся, ребятишек уже четверо.
— Немало. Как же ты со всеми справляешься?
— Здесь это норма, бывают семьи, где детишек и побольше. И все одеты-накормлены. Ну, дом ты уже видел. Хозяйство. Работа творческая, разнообразная. Чистый воздух, домотканые половики и пироги по выходным. Хозяйка у меня славная, любит меня опять же. Вот так мы и живем. И знаешь, Толя, другой жизни для себя я не хочу.
Да, Федор в общем-то неплохо устроился.
— А кем ты раньше работал? — поинтересовался Толик.
— Не поверишь — бухгалтером.
Толик чуть не поперхнулся.
— Так чего ж ты здесь не по финансовой части пошел? — спросил он с удивлением.
— Ну уж нет! — пропел Федор. — Мне этих финансов и в прошлой жизни хватило! Да и по-другому здесь все с финансами. Я, когда определился, где остановлюсь и чем буду заниматься, занял деньжат и построил мастерскую. Научился хомуты шить да упряжь ладить.
— Деньги в банке занимал?
— Зачем в банке? У купца местного, что здесь в поселке живет.
— И много отдавать пришлось?
— Так столько занял, сколько и вернул.
— Я о процентах спрашиваю. Наверное, купец-то себя внакладе не оставил.
— Да ты, я вижу, с местной финансовой системой не знаком совсем, — удивился Федор. — Нет здесь процентов. Купец только рад был, когда я в конце года попросил от него взаймы полсотни золотых.
— Разыгрываешь? — удивился Толик.
— А вот и нет. Здесь у них в ходу любопытная система — налог на деньги называется.
— Это как? — удивился Анатолий.
— А так. Если у кого на конец года остались свободные деньги сверх определенной суммы, пожалуйте десятую часть заплатить в казну. Купцы, конечно, это знают и стараются пустить деньги в дело, да только в конце года такая суета. — Федор улыбнулся в пышные усы. — Все стараются от денег избавиться. Расплачиваются по долгам, пытаются оплатить аванс за товары.
— И что, это всех касается?
— Касается всех, но немного по-разному. Необлагаемый потолок для разных категорий граждан свой. Землевладетелей этот закон почти и не касается, разве что кто слишком уж разбогатеет. У крестьян большие деньги редко водятся. Если у кого монета и появится, то ее пускают в дело. Мастеровые? Здесь по-разному. Кто хорошо зарабатывает и мало тратит, может под этот закон и попасть. Опять же для них это стимул — вкладывать деньги в производство. Сложнее всех купцам. Вот этим действительно приходится крутиться, чтобы сверх обычных налогов не выкладывать еще и дополнительную монету за оставшиеся сверх лимита наличные.
Толик представил эту предновогоднюю суету: все люди пытаются избавиться от денег и передать их другому. Платить дополнительный налог никому не охота.
— Зачем такая сложность? — удивился Анатолий.
— Не скажи. Это очень умная система. Видел бы ты, как дела перед новым годом убыстряются. Да и беспроцентный кредит получить под хороший бизнес-план легче легкого. Кому попало, конечно, деньги не дают. А если ты здесь обосновался, да идея твоя не совсем пустая… Соберешься открывать свое дело под новый год — смело обращайся за кредитом к любому купцу.
— Спасибо. Я пока не решил, чем буду заниматься, — отозвался Толик.
— Как знаешь. А то давай ко мне в помощники. Через годик дом тебе отдельный поставим, жену ладную сыщем.
— Я подумаю. Скажи, а наших здесь много? — поинтересовался Анатолий.
— Есть кое-кто, — отозвался хозяин дома. — Последнее-то время мало кому удается обосноваться. Здесь у них с нравами строго, да ты и сам, поди, знаешь.
— Знаю, — кивнул Толик.
— А из тех, кто пораньше сюда попал, многие обосновались. Не обо всех мне известно, но кое о ком скажу. Немец есть один — Курт Фогель. Тот по оружейной части подался. Ладит мушкеты для префектур. Когда я последний раз его видел, он был весьма доволен делами.
— Мушкеты? Честно говоря, я думал, что это местное изобретение.
— Местное. Курт его лишь модернизировал. На некоторые ружья ставит нарезные стволы. Если встретишь такое — его, Фогеля, работа. И кремень опять же вместо фитиля он начал применять.
Толик вспомнил тлеющий фитиль мушкета. Судя по всему, это была работа совсем не Фогеля.
— Так что ж он нормальное ружье не соорудит? Кремневки — это такая допотопность.
— Чего не знаю, того не знаю. Какая-то у него там заминка с патроном. Жаловался, что он в химии не силен, не может сделать запал ударного действия. Можешь при случае сам его расспросить. Адрес я дам. Еще испанка одна есть — художница. Она, наверное, единственная, кто не поменял профиль деятельности. Подалась в столицу, открыла художественную школу. По последним сведениям, живет не тужит. Кто по крестьянской части подался, кто — в мастеровые. О некоторых я вообще ничего не знаю.
— Скажи, а что это вас так разбросало? Нет бы вместе держаться.
Федор вздохнул:
— Знаешь, я раньше тоже так думал. Но вспоминать о старом — только душу бередить. Раз новый мир нас принял, надо находить с ним общий язык. Да и разные мы все. Разные интересы. Так и получается, что о хомутах и седлах мне проще поговорить с купцами и крестьянами, чем с тем же Фогелем. А в картинах я вообще не силен. Меняются условия, меняются и привязанности.
— Возможно, возможно, — задумчиво сказал Толик. — Скажи, Федор, а что ты думаешь о тех, кто сюда попадает? Есть у них что-то общее?
— Я думал над этим, — отозвался хозяин дома. — Ты знаешь, кое-что общее есть. Не знаю, совпадение это или система, но только…
Федор замер в раздумье.
— Не тяни кота за хвост, — сказал Толик.
— В общем, я говорил с многими. Практически все, кто попал в этот мир, в момент перехода испытывали сильные эмоции.
— Вот как? И какие же?
— Самые разнообразные. Но все они были довольно сильны.
— А какие эмоции испытывал ты?
Федор улыбнулся в усы, почесал затылок.
— Я был влюблен. Летел как на крыльях, кто был влюблен, тот поймет без слов. Время было позднее. Я проходил через безлюдный парк. Кстати, это еще одна особенность — точки перехода открываются в безлюдных местах.
— Да-да, — сказал Толик. — Но что же было дальше?
— Свернул с тропинки. Что меня понесло на эту темную аллею, ума не приложу. Мечты ужасно отвлекают от желания смотреть под ноги.