Читать интересную книгу Первородный грех - Филлис Джеймс

Их временное отсутствие давало ей возможность, пока она ела, внимательнее оглядеть комнату. Элегантная простота гостиной была слишком формальной, слишком тривиальной на более эксцентричный и иконоборческий вкус Мэнди, но нельзя было не признать, что все тут выглядит не так уж плохо, если вам это нравится и вы в состоянии себе такое позволить. Цветовая гамма казалась ей вполне банальной — мягкие зеленовато-голубые тона с нечастыми розовато-красными вкраплениями. Драпированные атласные занавеси висели на простых круглых деревянных карнизах. По обе стороны камина находились две глубоких ниши с книжными шкафами, корешки книг поблескивали в свете огня. На верхних полках обоих шкафов она заметила две одинаковые фигуры — вроде бы мраморные девичьи головки, увенчанные розами и окутанные вуалью. По-видимому, головки эти должны были изображать невест, но вуали, замечательно тонко и реалистично выполненные, походили не столько на фату, сколько на саван. Слишком мрачно, подумала Мэнди, набивая рот уткой. Картина над каминной полкой — мамаша восемнадцатого века с двумя дочерьми — была, конечно, оригиналом, а не копией; то же, как видно, относилось и к любопытной картине, на которой женщина лежала на кровати в комнате, напомнившей Мэнди о ее школьной экскурсии в Венецию. Два глубоких кресла по обе стороны камина были в чехлах бледно-розового полотна, но только одним из них, судя по замятинам на сиденье и спинке, часто пользовались. Так вот где, подумала Мэнди, обычно сидит мисс Певерелл, глядя на пустое кресло напротив и через его спинку на реку. Она предположила, что картина на правой стене — это икона, но не могла представить себе, кому интересно смотреть на такую старую и почерневшую Деву Марию и на Младенца с ужасно взрослым лицом, который к тому же выглядит так, будто много недель не пробовал приличной еды.

Мэнди не завидовала ни этой комнате, ни тому, что в ней находилось, и с удовольствием подумала о просторном чердачном помещении, которое пришлось ей на долю в снимаемом в складчину доме в Стрэтфорд-Исте: напротив ее кровати — стена, где на специальной доске с колышками висят ее шляпки в буйном многоцветье лент, цветов и яркого фетра; кровать, застланная полосатым пледом, односпальная, но способная вместить двоих, если ее друг порой остается на ночь; чертежная доска, которой Мэнди пользуется, создавая свои эскизы; большие, жестко набитые подушки, разбросанные по полу; музыкальный центр и телевизор, и глубокий стенной шкаф, где она держит одежду. В мире существовала только одна комната, куда ее тянуло больше, чем к себе домой. Вдруг она замерла, не донеся вилку до рта, и прислушалась: по булыжнику явно прошуршали колеса. Через несколько секунд из кухни вернулись Джеймс и Франсес.

— Полицейские приехали, — сказал Джеймс Де Уитт, — две машины. Мы не разглядели, сколько там людей. — Он взглянул на Франсес Певерелл, и впервые голос его звучал неуверенно, он явно нуждался в одобрении. — Может, мне надо туда пойти?

— Разумеется, нет. Зачем им там лишние зрители? Габриел и Сидни сообщат им все, что необходимо. В любом случае, я думаю, они все равно поднимутся к нам, когда закончат. Им надо будет поговорить с Мэнди. Она — самый главный свидетель. Она ведь первая там оказалась. — Франсес снова села за стол и очень мягко сказала: — Думаю, вам очень хочется поскорее попасть домой, Мэнди. Мистер Де Уитт или я потом отвезем вас, но боюсь, вам следует дождаться полицейских.

Мэнди и в голову не приходило, что можно поступить как-то иначе. Она ответила:

— Да ладно, я не против. Только все подумают, что я несчастье приношу, правда ведь? Стоит мне где-то появиться, сразу самоубийство обнаруживаю.

Это было сказано лишь наполовину всерьез, но, к великому удивлению Мэнди, мисс Франсес воскликнула:

— Не говорите так, Мэнди! Даже думать так не надо. Это просто предрассудок. Никому и в голову не придет, что вы приносите несчастье! Послушайте, Мэнди, мне неприятно думать, что вы останетесь сегодня ночью одна. Может быть, вам нужно позвонить родителям, маме? Может быть, стоит поехать сегодня к ним? Ваша мама не могла бы заехать за вами?

Черта с два, подумала Мэнди и сказала:

— А я не знаю, где она. — И едва удержалась, чтобы не добавить: «Может, в „Красном кресте“, на Хейлинг-Айленде где-нибудь».

Но слова мисс Франсес и доброта, их подсказавшая, пробудили прежде неосознанную потребность в женском сочувствии, в тепле и уюте той комнаты, что находилась на верхнем этаже, недалеко от Уайтчепел-роуд. Ей хотелось снова ощутить знакомый душный запах — смешанный запах вина и духов миссис Крили, хотелось свернуться калачиком перед газовым камином в низком кресле, замыкавшем ее в себе, словно материнское лоно, слышать убаюкивающий шум машин на Уайтчепел-роуд. Она не могла чувствовать себя как дома в этой элегантной квартире, а эти люди, при всей их доброте, были ей чужими. Ей нужна миссис Крили. И она сказала:

— Я лучше позвоню в агентство. Миссис Крили, может быть, еще там.

Франсес Певерелл посмотрела на нее с удивлением, но отвела ее наверх, в спальню, сказав:

— Вам отсюда будет удобнее позвонить, Мэнди, вы здесь будете одна. А рядом — ванная, если вы захотите ею воспользоваться.

Телефон стоял на прикроватном столике, над ним висело распятие. Мэнди и раньше приходилось видеть распятия, главным образом перед церквами, но это было совсем не такое. Христос, почти безбородый, выглядел очень молодым, и голова его не склонилась на грудь, как у мертвого, но была закинута назад, а рот открыт, словно он кричал что-то своему Богу, моля его о мести или о милосердии. Мэнди решила, что сама ни за что не согласилась бы повесить такую вещь у своей кровати, но она понимала, что в этом распятии заключена какая-то особая сила. Верующие люди молятся перед распятиями, и, если повезет, их молитвы не остаются без ответа. Стоило попробовать. Набирая номер служебного телефона миссис Крили, она заставила себя смотреть, не отрывая глаз, на серебряную фигуру с терновым венцом на голове и беззвучно произносила слова: «Прошу Тебя, пусть она будет там. Прошу Тебя, сделай, чтобы она взяла трубку. Прошу Тебя, пусть она будет там». Но телефонные гудки продолжали звучать, а ответа все не было.

Не прошло и пяти минут, как раздался звонок в дверь. Джеймс Де Уитт пошел вниз и вернулся с Донтси и Бартрумом.

— Что там происходит, Габриел? — спросила Франсес Певерелл. — Коммандер Дэлглиш приехал?

— Нет, только инспектор Мискин и инспектор Аарон. Ах да, еще с ними тот молодой сержант-детектив и фотограф. Сейчас они ждут полицейского хирурга, чтобы он удостоверил, что она мертва.

— Но конечно же, она мертва! — воскликнула Франсес. — Не нужно никакого полицейского хирурга, чтобы сообщить им это.

— Я знаю, Франсес, но такова, видимо, их обычная процедура. Нет, я не хочу вина, спасибо. Мы с Сидни пили в пабе «Возвращение моряка» начиная с половины восьмого.

— Тогда кофе. Как насчет кофе? Вы тоже, Сидни?

Сидни Бартрум выглядел смущенным. Он ответил:

— Нет, спасибо, мисс Певерелл. Мне на самом деле надо уйти. Я сказал жене, что встречаюсь с мистером Донтси, чтобы немного посидеть за выпивкой, и поэтому задержусь, но я обычно возвращаюсь домой до десяти.

— Тогда, конечно, вам надо идти. Она будет волноваться. Позвоните ей отсюда.

— Да, пожалуй, я так и сделаю.

И он вышел вслед за ней из комнаты.

— А как они все это восприняли? — спросил Де Уитт. — Я имею в виду полицейских.

— Профессионально. А как еще они могли бы это воспринять? Они не очень-то много говорят. У меня создалось впечатление, что они не слишком довольны, что мы вытащили тело — и даже что прочли письмо, кстати говоря.

Де Уитт налил себе еще вина.

— Да какого дьявола! Чего еще они могли от нас ожидать? А письмо было адресовано нам. Если бы мы его не прочли, интересно, они нам сказали бы, что в нем говорится? Они нас почти в полной тьме оставили во всем, что касается смерти Жерара.

— Они явятся сюда, как только прибудет фургон, чтобы ее забрать, — сказал Габриел и, помолчав, добавил: — Мне кажется, я видел, как она приехала. Мы с Сидни договорились встретиться в пабе «Возвращение моряка» в половине восьмого, и когда я вышел на Уоппинг-Уэй, я заметил такси, повернувшее на Инносент-Уок.

— А пассажира разглядели?

— Для этого я был недостаточно близко. Но водителя я разглядел. Он был крупный и чернокожий. Полицейские считают, что это поможет его разыскать. Чернокожих водителей пока не так уж много.

К этому моменту Бартрум закончил разговор по телефону и вернулся в гостиную. Как всегда нервно кашлянув, он сказал:

— Ну что ж, я, пожалуй, пойду. Спасибо, мисс Певерелл, я не останусь пить кофе. Мне надо возвращаться домой. Полицейские сказали, я могу их не ждать. Я сообщил им все, что знаю, сказал, что был с мистером Донтси в пабе с половины восьмого. Если я им понадоблюсь, я завтра с утра буду у себя в кабинете. Дела, как обычно.