Именно поэтому он сам стал надевать на себя велошорты из плотного эластика и велел Лулу одеваться точно так же, чтобы таким образом хоть как-то смирить плоть. Свою и девушки, тело которой все чаще и чаще требовало своего, — сиречь плотской любви. Того же страстно желал и он сам. Правда, сегодняшний ночной переполох, явно, был вызван отнюдь не просто зовом его собственной плоти, это он знал наверняка, и Стос самым серьезным образом намеревался выяснить кто виноват, а заодно и что делать. Лежа рядом с девушкой, укрытой своим одеялом, он негромко спросил её:
— Лулу, а теперь объясни мне, пожалуйста, в честь чего это ты вцепилась в меня своими когтями?
Та огрызнулась глухим голосом:
— Будто ты не знаешь. Сам меня чуть не изнасиловал, негодяй, а теперь еще и спрашивает.
— Ну, уж, дудки, дорогая. — Отверг её обвинения Стос и спокойным голосом продолжил расставлять все по своим законным местам — Лулу, я ведь, как бы и не спал. Понимаешь, моя девочка, в последнее время я научился одновременно и спать, и работать. Тело моё, со всеми его чувствами и эмоциями, мирно дрыхло, а интеллект занимался тем, что тщательно обследовал твои внутренние органы и следил за тем, как они работают. Поэтому я спал так, что только храп стоял на всю Ивановскую. Хотя, честно говоря, меня на этот раз более всего волновала твоя печень и я не очень-то обращал на всё остальное. Так что будь спокойна, это не я сначала раздел себя, а затем спустил трусы с тебя. И уж тем более не я был виновен в том, что мой член, вдруг, оказался там, где ему уже давно пора было находиться по три-четыре раза за ночь и потом ещё и пару раз на дню. Давай, дорогая моя, колись, с чего это тебе, вдруг, вздумалось снять с меня портки прямо среди ночи и попользоваться моей полной беспомощностью? Ладно бы ты довела до логического завершения свои девичьи грёзы и желания, так нет же, ты, вместо этого, взяла и изодрала мой член в клочья, словно Тузик тапки. Ну, отвечай?
Лулуаной уже и сама поняла ту истину, что все то, что ей недавно пригрезилось, а именно, — то, как её руки ласкают упругую плоть своего возлюбленного и она нежно входит в её лоно, жаждущее этого мягкого проникновения, происходило наяву. Поняла и горестно вздохнула, а потом заплакала навзрыд и, повернувшись к Стосу лицом, страстно зашептала:
— Стасик, любимый, я больше не могу так. Я люблю тебя, родной. Я хочу тебя. Хочу чтобы ты целовал мои груди, ноги, мой живот и ниже. Хочу чтобы ты вошел в меня. Господи, какая же я несчастная! Я так хочу тебя и не могу тебе отдаться, ведь мой и твой энергид могут соединиться и тогда произойдет аннигиляция, взрыв, который уничтожит тебя. Любимый, я хочу тебя чуть ли не с самого первого дня и ровно с того самого дня все мое естество арнисы отвергает тебя, заставляет бежать от тебя прочь. Ты даже не представляешь себе, как это мучительно, Стасик, любовь моя. Господи, как же я завидую Эллис, которая могла быть с тобой такой похотливой и такой бесстыжей, что отдавалась тебе, как угодно.
Стос, наконец, полностью понял смысл той древней поговорки, которая гласила: — "Кто не рискует, — тот не пьет шампанского и не спит с королевой". Настало время выбирать, пан или пропал. Конечно, с точки зрения тщательного соблюдения элементарных правил техники безопасности секса с девушкой из рода человеко-арнис ему следовало бы не торопиться и выехать на какой-нибудь отдаленный артиллерийский полигон, но он решил махнуть рукой на всё и потому, высунув правую руку из-под одеяла, выпустил в свою ладонь золотисто-белый, осязаемо плотный шарик своего энергида и, глядя на него с восхищением и без всякого страха, тихо сказал девушке:
— Лулу, если я не смогу любить тебя, то мне плевать не только на мою жизнь, но и на всю Вселенную. Однако мне почему-то всё время кажется, что наши тела давно уже преобразовали свободный энергид в нечто иное. Он не взорвётся, любовь моя. Поверь мне. Возьми и выпусти его на свою ладонь и мы посмотрим на то, что уготовано нам небесами, Богом, дьяволом или вашими предками. Рискнешь?
Девушка, отбросив одеяло и дрожа всем телом от вожделения и страсти, рывком сорвала с себя новенький эластичный, широкий бюстгальтер и, издавая хриплый, рокочущий звук, выпустила из своего тела точно такой же шарик энергида в узкой ложбинке между своих упругих, торчащих кверху, грудей с напрягшимися вишенками сосков и пристально посмотрела на Стоса. Тот, не колеблясь ни минуты, тотчас положил свою растопыренную ладонь на груди девушки.
Никакого взрыва не произошло и когда он, с явным сожалением отнял свою руку от грудей девушки, шарик энергида, лежащий в ложбинке, увеличился вдвое. Притягивая Лулуаной к себе, он склонился лицом к её груди, втискивая лицо между двумя тугими, слегка вытянутыми вперед полушариями, и, со стоном всосал в себя этот добрый и щедрый энергид, полный любви, который не только сделал его иным существом, нежели прежде, но и отдавал ему эту чудесную девушку, делая его самым счастливым человеком на всей Земле.
Лулу, извиваясь всем телом, стала стаскивать с себя велошорты, плотно обтягивающие её бедра, прижимаясь к своему любимому и что-то страстно шепча. Тот, однако, крепко ухватив девушку за плечи и силой заставил её повернуться к себе спиной. Сняв с себя, наконец, этот дурацкий символ целомудрия, она прижалась своей кругленькой попкой к его мощным чреслам и, двигая ей по кругу, страстно воскликнула:
— Стасик, любовь моя, ты хочешь взять меня так же, как и Ульту! Любимый, ну, сделай же это скорее. Боже, как же я хочу тебя, мой любимый, мой нежный. Ну, же, Стасик, скорее…
Стос же, между тем, уже совсем пришел в себя и решил не торопиться. Сбросив с себя одеяло, он, вместо того, чтобы тотчас стащить с себя последнее препятствие, стоящее между ним и его возлюбленной, о которой он мечтал так долго, отодвинулся от неё подальше и веселым голосом сообщил ей:
— Э, нет, любимая. Сначала я отцеплю от тебя эти дурацкие кожаные шланги. Всё равно они тебе уже не нужны, ведь ты две недели живёшь на подножном корму и с тобой ничего плохого не случилось. А вот после этого, любовь моя, я устрою тебе такое, что ты у меня на стену полезешь. Только я тебя и там поймаю, моя маленькая девочка.
То, что Стос сделал дальше, он обдумывал уже сотни раз и потому, когда кровеносные сосуды стали по очереди отделяться от тела Лулуаной, на её спине не осталось ни одной, даже самой маленькой отметинки. Как только отсоединилась последняя, шестая пуповина, девушка стремительно повернулась к нему всем телом. Глаза её сияли, словно две голубых звезды, а губы улыбались счастливой улыбкой и, как только кровеносные сосуды, давшие ей жизнь, толстыми макаронинами, змеясь убрались в мускулистое тело её любимого, она, тотчас опрокинула его на спину и, взмахнув рукой, зажгла в спальной люстру и все прочие осветительные приборы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});