Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот я глупая! Обыскала все, но мне и в голову не пришло заглянуть в этот старый альбом!
Я вскочила, неловко схватила с полки альбом, уронив при этом ежика на пол, и тут же вслед за игрушкой на пол шмякнулась выпавшая из альбома серая картонная папка.
Тогда я отбросила альбом в сторону и кинулась поднимать эту папку. На сером казенном картоне казенными же буквами было отпечатано: «Дело №…»
А ниже карандашом приписано: «Детсад «Чайка».
Я даже вспотела от напряжения и изумления. Вот это Славик, надо же, как придумал! В том, что придумал это именно Славик, я нисколько не сомневалась. Ежик. Милый маленький резиновый ежик не оставлял никаких сомнений в этом. Кроме того, не так давно мы со Славиком рассматривали этот альбом, и никакой папки в нем тогда не было.
Я поспешно развязала серую от пыли тесемку, и передо мной предстала стопка разномастных бумаг. На некоторых мой взгляд зацепился за старинные «яти». Это что же, и есть те самые документы, которые пропали со смертью участкового?! Кстати, насчет участкового. В семейном альбоме Славика, который я так непочтительно отбросила в сторону, на многих фотографиях красовался бравый молодой мужчина в милицейской форме. На вопрос, кто это, Славик гордо отвечал, что дедушка, а когда я спросила, где сейчас этот дедушка, буркнул вполголоса, что умер. Я не стала тогда уточнять подробности, решила почему-то, что молодой милиционер погиб в схватке с преступниками, хотя никто мне этого не говорил.
И лишь теперь я кое-что начинала понимать. Молодой участковый, решивший добраться до тайны и уже почти добравшийся до нее… Это и есть Славиков дедушка! Значит, он и правда погиб, борясь с преступниками, только непонятно, какими. А документы, видать, были очень хорошо спрятаны в доме!
Так вот какое послание ты мне оставил, Славик. Это лучше, чем любая записка. Прости, что на минуту подумала о тебе плохо!
Я сунула папку под куртку, потом подобрала ежика и тоже положила в карман. Шагнула к порогу. Неожиданно дверь громко скрипнула, и темная фигура заслонила мне выход:
– Ага, вот ты и попалась!
Я завизжала во весь голос.
– И чего орать? – недоуменно пожала плечами Ника Черная, перешагивая через порог.
– Разве можно так пугать?! – я прислонилась спиной к стенке, чтобы не упасть.
– Я вернулась с тренировки, зашла к тебе домой, а тебя нет. Когда тебя не оказалось ни в одном из возможных мест, я поняла – ты пошла сюда. И не ошиблась, – невозмутимо ответила подруга. – Ну, показывай, что нашла?
И я вынула папку. Наверное, не стоило впутывать Нику, но я с перепугу плохо соображала.
– Ух ты! С ума сойти! – Ника с первого же взгляда поняла, какая ценность в ее руках. – Опа, старинные документы! Тысяча восемьсот двадцать шестой год, это ж надо было… Так, идем быстренько к нам, моя мама во всех этих ижицах отлично шарит!
Собственно, я и сама была в состоянии прочесть старинный текст, но Анастасия Александровна могла подсказать что-нибудь важное, и я послушно поплелась за Никой.
Выйдя из двора, мы увидели, что соседи небольшой толпой стоят у одной из калиток и что-то вполголоса обсуждают. При виде нас с Никой они все разом замолкли и уставились в нашу сторону. Я тоже покосилась туда, заметила несколько знакомых лиц – соседей Славика я уже знала в лицо почти всех, здесь были и Анжела, и вертлявая соседка, и та тетка, что звала нас в гости, но присутствовало и несколько новых. Среди них выделялись стильная жгучая брюнетка, лысоватый мужчина с густыми сросшимися бровями и миниатюрная дама заурядной внешности, но с таким колючим и цепким взглядом, что мне стало не по себе. Я заметила, как этот ее взгляд скользнул по Нике, потом по моей фигуре, задержавшись на крошечной сумочке через плечо, а затем устремился на оттопыренный карман, где лежал ежик.
«Вот ведь пакость, – подумала я. – Еще примут нас за воровок да сейчас прицепятся, что будем делать?» Судя по настороженному взгляду Ники, она подумала то же самое. Тогда я вынула из кармана этого ежика, показала ей и громко произнесла:
– Вот. Только и осталось на память. И ни записки, ни цветочка мне не оставил!
В толпе кто-то прыснул, кто-то хмыкнул. Но нам так ничего и не сказали.
Глава 6
– Так, кого вы там еще принесли? – уперла руки в бока мама Ники, увидев, что я достаю что-то из-за пазухи. – Кота Барбоса?
– Кота Балбеса, – ответила Ника, а я вынула папку.
– Ай да детишки! – ошеломленно присвистнула Анастасия Александровна, взяв ее в руки. – Ты им дай задание, они тебе убийство Тутанхамона раскроют!
– Нужен он нам, твой Тутанхамон, – проворчала Ника, убирая все с журнального столика. – Можешь растолковать нам, что тут написано?
– Вот потому это убийство и не раскрыто до сих пор, что он вам не нужен, – сделала вывод ее мама и развязала папку. – А что у нас тут? Так, начинаем по порядку. Итак, в тысяча восемьсот двадцать шестом году некий помещик Шестоперов покупает землю вблизи реки Черепашины и строит там имение для своей почтенной матушки, Шестоперовой Домны Ильиничны. Чертежи дома прилагаются.
– Ну и название у реки – Черепашина! – хихикнула Ника.
– Должна кое-что пояснить для тех, кто не знает, – с серьезным видом сказала ее мама. – В те времена, которыми датируются эти документы, нашего города не было и в помине. Тогда здесь, по донецким степям, были разбросаны села и хутора, помещичьи имения и крошечные – по нынешним меркам – городишки. Это уже потом город построили. А видели неподалеку отсюда огромную балку с крутыми склонами, на дне которой протекает ручеек? Так вот, то и есть речка Черепашина. Или – была? И причем была она, если не ошибаюсь, судоходная в древние времена, а теперь только русло осталось. Но мы отвлеклись. Вот чертежи – узнаете домик?
Вопрос был риторическим – домик мы узнали.
– Неужели он такой старый?
– Именно. Старше города на полвека. Да, не думала, что с той поры что-то могло сохраниться. Но знаете – в захолустье, как пренебрежительно называют окраину, и не такое возможно! – заговорщическим шепотом сказала Анастасия Александровна. – Так, смотрим дальше. Вот еще чертежи: в усадьбе поместья возведен ряд строений – помещения для прислуги и хозяйственных нужд. Ну, это вряд ли интересно. Дальше. Тысяча восемьсот пятьдесят девятый год. Почтенная Домна Ильинична изволила скоропостижно скончаться. Скорбящий сын получает наследство – означенное имение и сколько-то там душ крепостных.
– Крепостных? – удивилась я.
– Чему удивляешься? Крепостное право отменят только через два года после данного события. А пока – злобные помещики-кровососы люто угнетают трудовой народ! – Анастасия Александровна сделала страшные глаза. – Вот и этот Шестоперов, как тут его – Кондратий Вениаминович, – прибыл на смену маменьке эксплуатировать несчастных селян. Итак, он вступил во владение поместьем. Но что мы дальше видим? Вот чудеса-то! Этот злобный помещик-крепостник жить в поместье не стал, а полгода спустя передал имение под народную больницу, а крепостным – некоторым – выдал вольную, да еще и наделил землей, которая относилась к поместью. Странно это как-то.
– Да что ты его злобным зовешь, мама? Может, он добрый был.
– Не знаю, не знаю. А вот тут список персонала вновь открытой больницы: доктора Ф. Н. Жабокрицкий, С. Т. Замшанский-Ледяев. Фельдшера, санитарки…
– Ну и фамилии тогда были, – сказала Ника.
– Жабокрицкий, – хихикнула я.
– Ага, Жабокрицкий, – кивнула Никина мама, перелистывая бумаги. – Спустя три месяца этот самый Жабокрицкий уволился по… по романтическим причинам, вот как здесь написано! А спустя еще три года и саму больницу закрыли.
– Тоже по романтическим причинам? – прыснула Ника.
– Сейчас я это прочту. Понимаешь, тогда казенный сухой язык еще не окончательно воцарился в документах, и чиновники в глубинках, порой полуграмотные и не всегда трезвые, такие фразы выдавали, что просто ну и ну! Хотя это «ну и ну» звучало живее и понятнее, чем нынешняя казенщина… Так вот, слушайте: «Больница же сия была закрыта по причине разбежательства всей обслуги, когда фершал Дубодилов дал дуба».
– Ну и чего здесь смешного? – улыбнулась Ника. – Разбежались все, вот и получилось разбежательство. Не совсем грамотно, зато правильно. А фершал… Это, надо полагать, фельдшер? Ну, тут грамотея-писаря фамилия спровоцировала на хулиганство.
– А там не написано, отчего он умер? – спросила я. – Раз его смерть стала причиной «разбежательства»?
Анастасия Александровна перевернула лист бумаги, исписанный крупными каракулями. С изнанки тоже обнаружились каракули.
– Ух ты! «Народишко же бедный и подавно боялся обращаться в больницу, с глупою суеверностью называя ее «колдовкиным домом».
– Это уже интересно! – воскликнули мы с Никой в один голос.
– Да, но, к сожалению, тут про «колдовку» больше ничего не сказано. Ага, лет десять домик пустовал, а тем временем здесь стали открываться шахты, и вокруг бывшего имения образовался шахтерский поселок… А домик опять стал больницей! Надо полагать, шахтеры оказались менее суеверными, а скорее всего, были пришлыми и ничего не знали.
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Каникулы в хлеву - Анне Вестли - Детская проза
- Всё о Манюне (сборник) - Наринэ Абгарян - Детская проза
- Лелишна из третьего подъезда - Лев Иванович Давыдычев - Детские приключения / Детская проза / Юмористическая проза
- Каникулы малыша Николя - Рене Госинни - Детская проза