— И даже если бы у вас появилась возможность детально анализировать импульсы отдельной нервной клетки, взятой из сети передачи данных головного мозга?
— При изучении отдельной клетки я не приближусь ни на шаг к необходимым вам результатам.
— Вы не допускаете, что мы можем просто уменьшить вас до необходимых размеров и поместить в эту клетку.
У Моррисона от страха ноги стали ватными. Она при первой встрече уже намекала на что-то подобное, но он отнесся к этой мысли как к абсурдной, потому что не верил в возможность минимизации. Но он ошибался. И ужас парализовал его, пройдя по всему телу холодной волной.
22.
Моррисон ни тогда, ни после не мог с полной ясностью восстановить последовавшие за словами Барановой события. Он как бы погрузился во мрак.
Все происходившее с ним как бы затуманилось.
Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на кушетке в небольшом кабинете. Баранова и выглядывавшие из-за нее Дежнев, Калныня и Конев неотрывно следили за ним. Лица этих троих обрели ясные очертания позже.
Он попытался сесть, но, приблизившись к нему, Конев удержал его за плечо:
— Альберт, пожалуйста, вам надо отдохнуть. Набирайтесь сил.
Моррисон в смущении переводил взгляд с одного на другого. Что-то его тревожило, но ему никак не удавалось вспомнить, что именно.
— Что произошло? Как я здесь очутился?
Он еще раз обвел взглядом комнату. Нет, раньше он здесь не бывал. Он помнил, как смотрел через окно на человека на больничной койке.
Он спросил озадаченно:
— Я что, потерял сознание?
— Ну, не совсем, — отозвалась Баранова, — но некоторое время вы были не в себе. По-видимому, вы находились под воздействием шока.
Теперь Моррисон все вспомнил. Он снова попытался приподняться и на этот раз более энергично оттолкнул руку Конева. Он сидел, опираясь о кушетку.
— Я вспомнил. Вы хотели, чтобы я подвергся минимизации. Что со мной произошло после ваших слов?
— Вы просто раскачивались из стороны в сторону и потеряли всякий интерес к окружающему. Мне пришлось уложить вас на каталку и доставить сюда. Мы посчитали, что нет необходимости в лекарствах, вам нужны только отдых и покой.
— Вы ничего мне не вводили? — Моррисон рассеянно смотрел на свои руки, как будто хотел разглядеть следы от инъекций через рукава своей рубашки.
— Ничего, уверяю вас.
— Я ничего вам не говорил перед тем, как впасть в прострацию?
— Ни слова.
— Ну, так позвольте сказать сейчас. Я не собираюсь подвергаться минимизации. Это ясно?
— Ясно, что это ваш ответ.
Дежнев присел на кушетку рядом с Моррисоном. В одной руке он держал полную бутылку, а в другой пустой стакан.
— Выпейте, это вам сейчас необходимо, — проговорил он, наливая стакан до половины.
— Что это? — поинтересовался Моррисон, пытаясь отвести его руку.
— Водка, — ответил Дежнев. — Это не лекарство, но это восстанавливает силы.
— Я не пью.
— Ну, все надо попробовать, дорогой Альберт. Испытать на себе согревающее действие водки необходимо даже тем, кто не пьет.
— Я не пью не потому, что я не одобряю этого. Просто я не умею пить. Мой организм не принимает алкоголь. Стоит мне сделать пару глотков, и через пять минут я буду пьян. Абсолютно пьян.
Брови Дежнева поползли вверх:
— И всего-то? А для чего же мы пьем? Пейте, если вы пьянеете, только понюхав пробку, благодарите бога за такую экономию. Пятнадцать капель согреют вас, ускорят кровообращение, прояснят голову, позволят собраться с мыслями. И даже прибавят вам храбрости.
Калныня произнесла полушепотом:
— Не ожидайте, что капля алкоголя произведет чудеса.
Он отчетливо расслышал ее слова. Моррисон быстро повернул голову и пристально посмотрел на нее. Сейчас она не показалась ему такой привлекательной, как при их первой встрече. Взгляд ее был тяжелым и неумолимым.
Моррисон продолжал сопротивляться:
— Я никогда не пытался представить себя храбрецом. Я никогда не говорил и не делал ничего такого, что позволило бы вам рассчитывать на мою помощь. Я, по-моему, дал понять с самого начала, что ничего не могу для вас сделать. Я очутился здесь по принуждение, как вы знаете. Я что, чем-то вам всем обязан? Или кому-то в отдельности?
Баранова сказала:
— Альберт, вас всего трясет. Выпейте глоток. Вы не опьянеете от глотка. А больше вас никто и не заставляет пить.
Пытаясь показать, что он не трусит, Моррисон, секунду поколебавшись, взял стакан из рук Дежнева и отчаянно глотнул. Горло обожгло, огонь покатился дальше. Водка почему-то имела сладковатый привкус. Сделав еще один глоток побольше, он вернул стакан Дежневу. Тот поставил стакан и бутылку на небольшой столик рядом с кушеткой.
Моррисон попытался что-то сказать, но закашлялся. Потом он проговорил сдавленно:
— Это действительно неплохо. Я согласен с вами, Аркадий...
Дежнев потянулся за стаканом, но повелительным жестом Баранова остановила его:
— Все. Этого достаточно, Альберт. Вам нужна ясная голова. Теперь вы успокоились и сможете выслушать нас.
Моррисон ощущал разливающееся по телу тепло. Так бывало, когда изредка на дружеских встречах он выпивал немного шерри, а однажды даже сухого мартини. Он считал, что сейчас в состоянии разбить любой выдвинутый ею аргумент.
— Ну что ж, — проговорил он, — начинается. — И плотно сжал губы.
— Я не говорю, Альберт, что вы нам что-то должны, и простите, что испытали по моей вине такой шок. Мы прекрасно понимаем, что вы отвергаете безрассудные эксперименты, и пытались преподнести вам наше предложение как можно осторожнее. Признаюсь, я надеялась, что вы поймете ценность нашего эксперимента без дополнительных объяснений.
— Вы ошибались, — заметил Моррисон. — Такая сумасшедшая мысль никогда не могла родиться в моей голове.
— Но вы же понимаете, в каком мы сейчас положении, не так ли?
— Я понимаю. Я только не вижу, как ваше положение связано с моим.
— Но ведь вы тоже в долгу перед глобальной наукой.
— Глобальная наука — это абстракция, перед которой я благоговею. Но не чувствую особого желания принести в жертву этой абстракции свое более чем конкретное тело. Да и суть вашего положения заключается в том, что на карту поставлена советская, а никак не глобальная, наука.
— Ну подумайте хотя бы об американской науке, — не сдавалась Баранова, — если вы нам поможете, то можете рассчитывать на свою долю в этом эксперименте. Это станет совместной советско-американской победой.
— Вы подтвердите мое соавторство? -~ потребовал Моррисон. — Или же весь эксперимент будет заявлен чисто советским?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});