Но дело на этом не закончилось. Перед тем как отправить де Варда в изгнание, у него был устроен обыск, и во время обыска обнаружилась пресловутая шкатулка, которую де Гиш доверил тому, кого считал своим верным другом. Собственно, искать ее не пришлось, она стояла на самом видном месте, что само по себе было очень интересно.
Содержимое оказалось еще интереснее. Кроме немногочисленных писем Мадам и еще нескольких лиц, там лежало множество писем Изабель. Незначительные записки, любовные письма и язвительные послания, в которых герцогиня «казнила» всех, кто представлял собой цвет двора — короля, королеву, Мадам, Месье. И даже любимого своего младшего брата герцога Люксембургского и принца де Конде. Язвительные насмешки автора вызывали невольный смех и мешали видеть некоторую разницу в почерке, каким были написаны эти письма, иначе стало бы мгновенно ясно, что они фальшивка. У графа де Варда было время, чтобы поупражняться и в почерке, и в изготовлении писем. После того как стало известно содержание писем, двор отвернулся от Изабель. Король отдал приказ об изгнании герцогини Мекленбургской, и она была отправлена в Мелло. Мадам дала ей знать, что больше никогда не желает ее видеть. Франсуа никак не заявил о себе, сохраняя презрительное молчание. Один только принц де Конде поздним вечером появился в замке. Агата преградила ему путь, сообщив, что ее госпожа в плачевном состоянии и никого не принимает.
— Пощадите ее, монсеньор, и оставьте в покое, — осмелилась сказать она. — Ей причинили столько зла, что больше она не выдержит.
Принц отстранил Агату.
— Занимайтесь тем, чем вам положено! Если бы я хотел ей зла, я написал бы ей письмо! Листок бумаги, как мы видим, ядовитее прямого разговора с глазу на глаз.
— Она не выдержит разговора, — заплакав, ответила Агата. — Не посягайте на ее единственное достояние — тишину!
— Вы и ваш супруг, госпожа де Рику, давно служите нашим семьям, и могли бы лучше знать меня! Вы меня тотчас пропустите, а я позову вас, если мне понадобится ваша помощь.
Принц вошел. В спальне было темно. Бархатные шторы были плотно задернуты. Свеча едва освещала постель со сбитыми простынями. Видна была лишь опущенная рука Изабель, а ее лицо оставалось в тени. Изабель лежала, откинувшись на подушки, и ее заслонял полог.
Принц взял руку Изабель и удивился, как она холодна. Боясь самого страшного, он откинул полог и поднес свечу к лицу больной. Изабель открыла глаза.
— Если вы пришли удручать… меня… еще больше… вы жестоки… Ненавистники одержали победу. Так позвольте мне хотя бы спокойно умереть…
— Кто говорит о смерти?
Наклонившись еще ниже, принц крепко обнял страдалицу, но она так болезненно застонала, что он ослабил объятия и, собираясь уложить ее поудобнее, увидел кровавое пятно на рубашке под левой грудью.
— Агата! — громко позвал он.
Камеристка появилась в ту же секунду.
— Что это такое? — спросил принц, указывая на пятно.
— Рана опять кровоточит, — всхлипнула Агата. — Я не хотела, чтобы вы это видели! Госпожа пыталась, но я успела вовремя, и клинок только скользнул по коже…
— Но почему, господи, почему?
— Разве вы не знаете, сколько горя причинили ей придворные дамы и господа? Что ни день нам приносят оскорбительные письма, а господин герцог, пребывая в Германии, не может встать на защиту супруги. Ничтожный Вард погубил ее честное имя! Даже родной брат…
— Оставьте Люксембурга в покое, он ни на секунду не поверил низким наветам! Они были так грубы!
— Так вы приехали поддержать ее, монсеньор? С вашего соизволения я попробую подкрепить ее силы…
Агата взялась за чашку с травяным отваром, а принц приподнял несчастную и держал, обнимая ее.
— Ее лечит Бурдело, я надеюсь? — спросил он встревоженно.
— Его мы не застали, а госпожа никого другого звать не хочет… По причине пересудов. Если станет известно, что она пыталась покончить с собой, то решат, будто она виновата… А она, она в невыносимом горе и ничего больше. Если бы ей удалась попытка, она лишила бы себя не только жизни, но и христианского погребения. В каком же надо быть отчаянии, чтобы дойти до такой крайности!
— Рассуждать будем после! Сейчас нужно справиться с ее плачевным состоянием! Куда смотрит ее верный пес? Где Бастий?
— Понятия не имею, честное слово! Недавно видела, как он шел по двору, держа в руках какую-то книгу.
— Самое время почитать, право слово! Отправьте кого-нибудь из слуг в Шантийи! Пусть сообщит, что я в Мелло и жду здесь своего врача Бурдело! Принц де Конде ждет! И постарайтесь найти Бастия! Он мне нужен! И еще скажите, вы знаете, где госпожа де Бутвиль — в Преси или в Валансэ?
— Она давно вернулась к себе в Преси, монсеньор. У нас пробыла всего несколько дней, погостила и уехала к себе. Вы хотите, чтобы я послала за ней?
— Не сейчас. Подождем, что скажет Бурдело!
В ожидании врача Конде сам отправился на поиски Бастия. Он спустился во двор и увидел, что Бастий выходит из кузницы, держа в руках небольшую книжонку, которую стал запихивать в карман. Когда Конде хлопнул его по плечу, Бастий вздрогнул.
— Тебя ищут повсюду, дружок! Что тебе понадобилось в кузнице?
— Приводил в порядок оружие. Что желательно от меня монсеньору?
— Сначала покажи то, что спрятал в карман. И не пытайся солгать, я видел, что это книга.
Бастий и не собирался отрицать.
— Мерзкая грязь, вот что это такое, — прогудел он, передергивая могучими плечами. — Но тот, кто все это написал, не потащит ее за собой на небеса.
— Давай сюда.
— Я не думаю, что монсеньора книжонка порадует.
— Давай ее сюда!
И все-таки получить книгу оказалось нелегко. Бастий вытаскивал ее страшно неуклюже, не желая отдавать принцу. Но вот книга все-таки у Конде. Похоже, что-то вроде романа, какие нередко читают при дворе. Автор граф де Бюсси-Рабютен. Между двумя посланиями своей кузине, маркизе де Севинье, граф писал новеллы, желая позабавить госпожу де Монгла, свою любовницу. Эти-то побасенки и составили его великое творение «Любовная история галлов». Любовная история, вызвавшая омерзение у Бастия, носила название «Анжели и Жиноля»[42] и рисовала Изабель в самых черных красках. Узнать Изабель не составляло труда. Вот каким образом автор описывал свою героиню:
«У Анжели были черные живые глаза, маленький хорошенький носик, небольшой пухлый рот. Цвет лица бледный или розовый, смотря по ее желанию. Смех ее чаровал и будил в сердцах несказанную нежность. Сама она не знала, что такое верность, была корыстна и не имела друзей. Ради богатства и почестей она готова была обесчестить себя, пожертвовала бы отцом, матерью и возлюбленным…»