Выпуклости при этом также легко разбиваются трещинами на отдельные полосы, которые перемещаются друг относительно друга. Исследования этих лет показали, что современный рельеф Центральной Сибири в виде высоких гор Алтая, Саянов, Прибайкалья, Забайкалья не старый, а молодой, созданный этими движениями третичного и частью даже четвертичного времени и указанного характера по трещинам разломов. При этих движениях самые узкие клинья земной коры, поднятые выше остальных, подверглись усиленному размыву и, в связи со своей высотой и небольшой шириной, были быстро разрезаны глубокими ущельями, расчленены и получили альпийские формы.
Так объясняется разница форм Тункинских альп и Хамар-Дабана; первые представляли узкий клин, поднятый выше примерно на 1000 м в третичное время и поэтому превратившийся в альпийскую цепь, несмотря на то, что на некоторой части его лежал поток лавы, излившийся также в третичное время, но раньше поднятия. И эта лава является хорошим доказательством молодого поднятия и указателем времени его. Лава, конечно, не могла изливаться на узком гребне этого хребта, так как изливалась по трещине, а не из жерла вулкана, и по трещине она излилась, когда этого хребта еще не было. А изливалась она, судя по другим ее выходам в Саяне, в миоцене, т. е. во второй половине третичного периода. После ее излияния произошло поднятие этого клина, также во второй половине третичного периода, затем расчленение его размывом на цепь с альпийскими формами, причем на некоторых вершинах уцелела часть лавового покрова, тогда как сам хребет состоит из докембрийских пород.
Хамар-Дабан по левую сторону Тункинской долины также поднялся при этих молодых движениях, но не в виде узкого клина, ограниченного разломами, а в виде широкого вздутия, и не так высоко, как Тункинские альпы. На этом вздутии также имеется покров базальтовой лавы, излившейся раньше поднятия. В одном месте найден даже изгиб этого покрова на окраине вздутия. Бо́льшая ширина и меньшая высота поднятия этого участка древней страны обусловили то, что размыв успел расчленить это вздутие гораздо меньше, создал в нем более массивные формы.
Но когда я ехал в сентябре 1889 г. по Тункинской долине и сопоставлял формы Тункинских альп и Хамар-Дабана, я еще не мог объяснить причину их контраста. Я только начинал знакомиться с геологией Сибири, да и сама геология в эти годы не могла бы помочь мне в этом объяснении. В то время в геологии господствовал еще взгляд на первенствующее значение складкообразующих сил для создания форм рельефа, и оба эти хребта, состоящие из одних и тех же очень древних пород, приходилось считать поднятыми этими силами очень давно, и только удивляться разнице в их облике.
На пути по этой долине я заехал в село Тунка – к православному священнику, который заведовал Ниловой пустынью. Я должен был сообщить ему о цели своей поездки и взять у него распоряжение о допуске меня в пустынь, так как лечебный сезон уже кончился и в пустыни никого, кроме сторожа, не осталось. Священник был удивлен задачей моей поездки. Он сообщил, что несколько лет тому назад пустынь осматривал медицинский инспектор г. Иркутска, измерял температуру источника, взял пробу воды и оставил инструкцию, как пользоваться ею, какую температуру соблюдать в ваннах и сколько времени держать в них больных. Оказалось, что на курорте постоянного врача не бывает, больные приезжают по рекомендации своих врачей и даже фельдшеров и пользуются ваннами по своему усмотрению. Курортом заведует в течение сезона монах из архиерейского дома г. Иркутска. Курорт называется Ниловой пустынью потому, что иркутский архиепископ Нил выпросил у властей источник в качестве доходной статьи духовного ведомства, построил церковь, дом для причта, дом для приезжих и организовал этот курорт, давно известный местному населению.
Священник угостил меня обедом и дал записку к сторожу пустыни, чтобы он отвел мне комнату в доме для приезжих, ставил самовар, готовил обед. После обеда, сменив земских лошадей, я поехал дальше и в тот же день вечером, переехав за селом Туран на пароме через Иркут, прибыл в пустынь. Она была расположена в узкой долине небольшой речки, пересекающей гряду гор на левом берегу р. Иркута, в версте от последнего, и состояла из небольшой церкви, двухэтажного дома для приезжих, избушки сторожа и ванного здания. Все строения, конечно, деревянные. На склонах долины рос редкий лес. Сторож отвел мне одну из комнат в нижнем этаже с очень скромной обстановкой в виде узкой кровати с тонким матрацем, маленького стола и стула. Принес самовар и посуду, но освещение пришлось достать свое (в виде дорожной свечки), так же, конечно и чай, сахар, хлеб.
На следующий день я осмотрел источник. Горячая вода температурой около 40° вытекала небольшой струей из трещины в граните; по открытым желобам ее проводили в ванное здание – простую избу с тремя грубыми деревянными ящиками, заменявшими ванны. Одновременно могли купаться только три человека. Проводки холодной воды не было, так что больные, собиравшиеся принять ванну, должны были ждать, пока горячая вода, наполнившая ванну, остынет до желаемой температуры. По словам сторожа, лечащихся одновременно не могло быть больше 20 человек, судя по числу кроватей в доме для приезжих.
В течение этого дня я осмотрел все выходы горных пород на склонах долины р. Ихэ-Угун выше и ниже источника. Эта долина была узкая, склоны ее местами крутые, местами пологие и заросшие лесом. Длина ее была около версты. Вверх по этой долине я скоро вышел в другую, гораздо более широкую, ограниченную на севере цепью Тункинских альп на значительном протяжении, которой я долго любовался. Недалеко от выхода в эту долину среди нее поднималась отдельная горка или большой холм, поросший лесом; осмотрев его, я убедился, что он состоит из слоистого песка, вероятно четвертичного возраста, и, очевидно, представляет остаток отложений какого-то озера, некогда занимавшего эту долину между Тункинскими альпами и грядой низких гор, в которой находился горячий источник в долине р. Ихэ-Угун.
Этот холм объяснил мне странное обстоятельство, состоящее в том, что р. Ихэ-Угун пересекает конец длинного кряжа гор ущельем, вместо того, чтобы просто обойти его с востока. Очевидно, долина между альпами и этим кряжем некогда была заполнена отложениями большого озера четвертичного времени и когда, после его исчезновения, Ихэ-Угун начал врезать свое русло в эти отложения, он на своем пути в р. Иркут попал на конец кряжа и вынужден был уже врезаться и дальше в твердые коренные породы, подстилавшие озерные отложения, бо́льшая часть которых позже была размыта в этой долине между альпами и маленьким кряжем. Холм представляет единственный остаток уничтоженной толщи отложений, а ущелье р. Ихэ-Угун являлось молодой эпигенетической долиной; с примерами таких долин мы встретимся и в дальнейшем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});