«Cavaliere de l’Avoro Merito della Repubblica». Феррари никогда не пользовался этим титулом публично, но в частной жизни показывал, что гордится признанием и считает, что присвоение этого титула ввело его в узкий круг почетных лиц. Разумеется, второй титул «Cavaliere» был куда более значимым и важным, чем тот, который он получил в Пескаре почти тремя десятилетиями ранее. Триумфы Аскари подняли Феррари и его команду на уровень суперзвезд страны. Доминирование на гоночных трассах автомобилей с эмблемой
Cavallino Rampante сделало их желанными гостями сразу на трех континентах. Коварный Феррари, имевший за плечами тридцатилетний опыт ведения переговоров с организаторами гонок, жестко торгуясь, добивался внушительных сумм стартовых денег от промоутеров как в Европе, так и в обеих Америках. Благодаря Кинетти и группе богатых, увлеченных гонками спортсменов, ведомых Джимом Кимберли, Темплом Бьюэллом и Джоном Эдгаром, а также талантливому и энергичному молодому гонщику из Южной Калифорнии по имени Фил Хилл, миф о Ferrari начал распространяться по Соединенным Штатам. Хилл был великолепным спортсменом, наделенным уникальным интеллектом и острым умом. Его успехи с болидами из Маранелло приведут к продажам десятков дорожных машин марки и положат начало «Ferrari»-мании в стране янки, которая не угасла и по сей день. «Энтузиазм американцев в отношении «Ferrari» не имел себе равных нигде в мире, и своим успехом, и своей репутацией эти машины на
девяносто процентов обязаны именно американцам; иронично, что сам Феррари этот факт никогда не признавал и не придавал ему значения», — говорил Роджер Бэйли, известный менеджер гоночных команд, инженер и бывший механик, работавший в гоночном департаменте Ferrari в конце 1960-х.
Однако североамериканский рынок по-прежнему оставался в списке приоритетов провинциала Феррари на относительно невысоких местах. Кинетти, несмотря на победы в гонках и индианаполисскую кампанию, оставался для фирмы эдаким чужаком, которому поручались лишь второстепенные задачи по продаже автомобилей в далекой стране и который, по сути, не имел права голоса в политических вопросах, решавшихся на заводе. Любые переговоры оборачивались утомительной борьбой, битвой цифр, нарушенных обещаний и неоправданного доверия. Идеальный пример: в 1952 году он отправился в Маранелло, чтобы осуществить доставку пары новых купе «340 Mexico» с двигателями V12. Они должны были быть заявлены на участие в мексиканской дорожной гонке, знаменитой Carrera Pan Americana de Mexico — одна машина предназначалась самому Кинетти и его второму пилоту Жану Лукасу, а другая Биллу Спиру, пухлому и очень конкурентоспособному американскому спортсмену, никогда не снимавшему очков. Годом ранее Кинетти выступал там в одной команде с итальянским ветераном гонок по открытым дорогам Пьеро Таруффи и победил. Гонка проходила по извилистой и очень быстрой трассе длиной почти в две тысячи миль — маршрут захватывал дороги общественного пользования, связывавшие между собой мексиканскую границу с Гватемалой на юге и с Техасом на севере. Победа этого дуэта стала первым для Ferrari успехом международного масштаба в Северной Америке, и в результате нее продажи марки стали расти как на дрожжах. Кинетти возвратился в Италию, чтобы организовать доставку двух новых моделей Mexico в надежде повторить победу и за счет этого продолжить дальнейшую экспансию компании на американском рынке. Феррари был полон энтузиазма. До поры.
Поднялся вопрос о просроченном платеже в размере 2200 долларов. Столько Феррари были должны за две машины, и он не собирался отдавать их до тех пор, пока не получит денег. Но ведь это ерунда, утверждал Кинетти, крошечный долг для собственного эксклюзивного импортера компании в Америке… Разумеется, на это можно закрыть глаза, по крайней мере на пару дней, пока долг не будет погашен. Само собой, двум старым друзьям всегда можно найти возможность договориться… Спор двух мужчин продолжился в вымощенном булыжником внутреннем дворике фабрики, голоса становились все громче, децибелы нарастали. Кинетти уже собирался в свой отель в Модене. Он хотел договориться о транспортировке машин в Мексику следующим кораблем. Время уходило. Ему очень нужны были эти автомобили. Деньги придут, не беспокойся, крикнул он. «Просто доверься мне и отдай эти чертовы машины!»
Спор был кончен. Феррари поднялся во весь свой внушительный рост, и его выдающийся римский нос выступил вперед. Рука вскинулась вперед, словно он отдавал кавалеристам приказ атаковать врага. Кинетти инстинктивно отступил на шаг от своего краснолицего проконсула, внушавшего трепет своей статью, и обнаружил, что стоит у обочины дороги на Абетоне. Глубокий театральный голос Феррари загрохотал в маленьком каменном дворике, словно пушечный выстрел. «Заприте ворота!» — прокричал он. Охранник в помятой униформе выскочил вперед и захлопнул железный барьер перед самым лицом ошарашенного Кинетти. Энцо Феррари все сказал. Две машины не будут отданы до тех пор, пока на баланс компании не поступят дополнительные средства.
Модена становилась своего рода цитаделью скоростных автомобилей. Помимо тяжеловесов в лице Ferrari и Maserati, в городе располагались производители специализированного оборудования всех мастей, питал которых, как говорил сам Энцо Феррари, «гоночный психоз». Теперь громадное здание цвета жженой умбры на Виале Тренто и Триесте выступало в роли офиса клиентского сервиса и центра доставки как легковых, так и гоночных автомобилей, а кроме того, служило семейной резиденцией для Феррари. За углом здания, наискосок через площадь Гарибальди, находилась «Albergo Real». Эта гостиница, которой заправляла бывшая барыня, находилась в нескольких кварталах к западу по Виа Эмилиа от другого приличного городского отеля, «Grand». Два этих места были своего рода штаб-квартирами, через которые проходила бесконечная вереница из честолюбивых молодых гонщиков, дизайнеров, фантазеров, самозванцев, богатых спортсменов, жаждавших обменять свои деньги на короткий миг под светом софитов, торговцев машинами, дилеров, промоутеров, дельцов, шарлатанов, мошенников, журналистов и романтиков всех мастей, привлеченных в Модену песней сирены «Ferrari V12» и гортанным лаем «Maserati 6».
Одним из завсегдатаев в Модене был Алехандро Де Томазо, аргентинский энтузиаст, некогда в прошлом пилот, бежавший в Италию после попытки совершить патриотический подвиг (по крайней мере, такие красочные слухи о нем ходили) — взорвать дворец Хуана Перона. В Модене Де Томазо повстречал богатую американскую наследницу Изабель Хэскелл, бывшую постоянной клиенткой Ferrari и непродолжительное время воображавшую себя автогонщицей. После женитьбы на даме Де Томазо, используя ее внушительные средства, основал в Модене в 1965 году свою собственную автомобильную компанию, а потом, десятилетие спустя, прибрал к рукам ослабшую фирму Maserati. Де Томазо был лишь одним из легиона ярких персонажей, квартировавших в Real и Grand в 1950-е.
Постояльцы этих гостиниц в большинстве своем носили униформу, которую требовал от них этикет спортивного сообщества 50-х: пуловеры Lacoste, легкие широкие брюки и лоуферы Gucci; дополняли образ часы Rolex. Их модные женщины были облачены в наряды от Ricci и Gucci, два этих бренда находились в авангарде блистательной итальянской модной революции послевоенного периода. Эти амбициозные люди, задававшие тон в международной модной индустрии, просили аудиенции у барственного Феррари,