– Но ты читал об этом? А? Все остальное, насколько я заметил, ты читал.
– Да.
– Помнишь, что эти гонконгские британцы переправляли по реке в Кантон? Обходя китайские законы, вкладывая капитал в Империю, накапливая состояния?
– Опиум, – сказал Джонатан.
– За чай. Опиум за чай. Бартер. Вернулись в Англию – капитаны промышленности. Рыцарство, честь, вся эта рухлядь. Какая, к чертям, разница? Иди и делай – только это и имеет смысл! Американцы это знают. А мы чем хуже? Твердозадые священники, которые каждое воскресенье вопят с кафедры? Старые крачки, судачащие за чаем? Булочка с тмином, бедная миссис такая-то и такая-то умерла от того и сего? Наплюй. Хуже проклятой тюрьмы. Знаешь, что Джед спросила у меня?
– Что?
– «До какой степени ты негодяй? Скажи мне самое страшное!» Господи!
– Что ты сказал?
– «Я недостаточный негодяй, – сказал я. – Есть я, а есть джунгли, – сказал я ей. – Нет полицейских на каждом углу. Нет справедливости, которую блюдут парни в париках, имеющие хотя бы отдаленное представление о законе. Нет ничего. Я думал, тебе это нравится». Немного потряс ее. Ей это идет на пользу.
Лэнгборн постукивал по бокалу.
– Так зачем ты ходишь на все эти сборища? – спросил Джонатан. Они уже вставали. – Зачем, имея собаку, лаять самому?
Роупер громко засмеялся и хлопнул Джонатана по спине.
– Не верю собаке, старина, вот почему. Ни одной. Ни тебе, ни Корки, ни Сэнди – никому бы из вас не доверил пустой курятник. Тут ничего личного. Такой уж я.
* * *
Две машины ожидали между двумя освещенными гибискусами во дворе гостиницы. Первая – «вольво», за рулем – Гус. Лэнгборн сел впереди, Роупер и Джонатан – сзади. Тэбби и Фриски следовали за ними в «тойоте». Лэнгборн держал в руках «дипломат».
Они проехали по высокому мосту, увидели огни города внизу и освещенные черные голландские ватервейсы. Спустились с крутого откоса. Кончились старинные постройки, начались лачуги. Внезапная темнота показалась зловещей. Они ехали по ровной дороге, справа – море, слева – нагромождение контейнеров с надписями вроде «Силэнд», «Недллойд» и «Типхук». Повернули налево, и Джонатан увидел низкую белую крышу и голубые столбы и догадался, что это таможня. Тут был другой асфальт, от которого гудели колеса.
– Остановись у ворот и выключи фары, – скомандовал Лэнгборн. – Все.
Гус остановился у ворот и выключил все фары и подфарники. То же самое сделал Фриски в «тойоте». Перед ними были белые решетчатые ворота с предупредительными надписями на голландском и английском. Огни вокруг ворот тоже вдруг погасли, и с наступлением полной тьмы воцарилось молчание. Вдалеке Джонатан различил сюрреалистическую композицию из кранов и экскаваторов, освещенных дуговыми лампами, и неясные очертания океанских лайнеров.
– Никому не двигаться. Руки не прятать. Они должны их видеть, – скомандовал снова Лэнгборн.
Голос его стал властным. Здесь он играл главную роль каким бы ни был спектакль. Лэнгборн чуть-чуть приоткрыл дверцу и подвигал ею взад-вперед, мигая соединенным с ней внутренним светильником. Затем захлопнул дверцу, и они снова очутились в темноте. Сэнди опустил стекло со своей стороны. Джонатан увидел, как в окно протянулась рука – белая, мужская и сильная, обнаженная до локтя.
– Один час, – сказал Лэнгборн в темноту.
– Это слишком много, – возразил грубый голос с акцентом.
– Мы договорились о часе. Или час, или ничего.
– О'кей, о'кей.
Только тогда Лэнгборн протянул в окно коричневый конверт. При свете фонарика содержимое было быстренько пересчитано. Ворота открылись. Не зажигая фар, они двинулись вперед, за ними – «тойота». Проехав старый якорь, вмурованный в бетон, они оказались в аллее разноцветных контейнеров, на каждом – комбинация букв и семизначный номер.
– Здесь налево, – сказал Лэнгборн. Повернули налево, «тойота» за ними. Джонатан быстро пригнул голову, когда на них вдруг стало опускаться плечо оранжевого крана.
– Теперь направо. Здесь, – сказал Лэнгборн.
Они повернули направо и увидели черный корпус танкера. Опять направо, и рядом оказались шесть пришвартованных кораблей: два огромных, свежевыкрашенных океанских лайнера и четыре обшарпанных каботажника, все – с опущенными и освещенными трапами.
– Стоп, – приказал Лэнгборн.
Они остановились. По-прежнему в темноте. Обе машины. На этот раз ждать пришлось лишь несколько секунд, и в ветровое стекло ударил свет: сначала красный, потом – белый, потом – опять красный.
– Открой все окна, – сказал Лэнгборн Гусу. Его опять беспокоили руки. – Быстро, чтобы они их видели. Шеф, вытяни их перед собой. И ты, Томас.
Непривычно кроткий Роупер послушался. Было холодно. Запах бензина смешивался с запахами моря и металла. Джонатан очутился в Ирландии. Нет, в пагуошских доках, в Канаде, в кладовке грязного грузового судна, в ожидании момента, когда под покровом темноты ему удастся незаметно соскользнуть на берег. Машину осветили с обеих сторон. Лучи скользили по рукам и лицам сидящих, потом обшарили пол.
– Мистер Томас и компания, – сказал Лэнгборн. – Хотим проверить несколько тракторов и заплатить вторую половину.
– Кто из вас Томас? – спросил мужской голос.
– Я.
Пауза.
– О'кей.
– Все медленно выходят, – приказал Лэнгборн. – Томас, за мной. В цепочку.
Их проводник, худой и высокий, казался слишком юным, чтобы носить болтавшийся на его правом боку «геклер». Трап был короткий. Оказавшись на палубе, Джонатан опять увидел за черной водой огни города и вспышки в трубах нефтеперерабатывающего завода.
Кораблик был старый и маленький. «Сорок тысяч тонн, максимум, – предположил Джонатан, – не раз подновлялся». За открытой деревянной дверью их ждал откинутый люк. Лампа под потолком освещала идущий вниз витой железный трап. Проводник опять шел впереди. В тишине гулко отдавались шаги. Теперь Джонатану удалось лучше разглядеть того, кто вел их. На нем были джинсы и кроссовки. Левой рукой он время от времени откидывал назад светлый чуб. В правой – по-прежнему «геклер», указательный палец – на спусковом крючке. Удалось получше разглядеть и судно. «Приспособлено для смешанного груза. Вместимость – около шестидесяти контейнеров. Настоящая лохань, заезженная рабочая лошадка в конце своей жизни. Сломается, ремонтировать не будут».
Три молодых белокурых красавца преградили им путь. За ними – закрытая железная дверь. «Шведы», – догадался Джонатан. У них тоже были «геклеры». Стало ясно, что проводник – их начальник. Очень уж непринужденно он держался с ними, улыбаясь дежурной, недоброй улыбкой.
– Как нынче поживает аристократия, Сэнди? – спросил он. Джонатан все еще не мог определить его акцента.
– Привет, Пип, – улыбнулся Лэнгборн. – Спасибо, прекрасно. А ты как?
– Все специалисты по сельскому хозяйству? Любите тракторы? Машины всякие? Хотите вырастить небывалый урожай и накормить голодных?
– А ну-ка давай делай свое дело, – грубо оборвал его Лэнгборн. – Где Моранти?
Пип толкнул железную дверь, и в тот же момент из темноты вырос Моранти.
«Лорд Лэнгборн свихнулся на оружии, – говорил Берр. – Играл роль джентльмена-солдата в полудюжине грязных войн... гордится тем, как умеет убивать... в свободное время коллекционирует, как и Роупер... это дает им возможность ощущать себя частью истории...»
* * *
Трюм занимал большую часть «пуза» корабля. Пип изображал хозяина, Лэнгборн и Моранти шли рядом с ним, Джонатан с Роупером сзади, далее подмога: Фриски, Тэбби и трое из команды с «геклерами» через плечо. Двадцать контейнеров были прикреплены цепями к кольцам наверху. На фиксирующих ремнях значились промежуточные пункты маршрута: Лиссабон, Азоры, Антверпен, Гданьск.
– Это мы называем саудовской коробкой, – гордо сообщил Пип. – Они открываются сбоку, так что саудовские таможенники могут залезть внутрь и приложиться к бутылочке.
На контейнерах были таможенные пломбы, представлявшие из себя загнанные один в другой стальные штыри. Трое с «геклерами» вскрыли их с помощью кусачек.