Отпущенный слабым мановением изящной руки, Илья убежал, громко топая и пряча довольную улыбку. Почти сразу вслед за его уходом вернулась Вера.
– Как же теперь? – наматывая на палец длинную прядь, растерянно спросила Софи. – Где же я его искать буду? Что делать?
Вера понимала, что обращаются не к ней, и потому молчала. Впрочем, она и сама была обескуражена поворотом событий.
– Ты ведь у прислуги спрашивала? – Софи сконцентрировала взгляд на Вере.
– Само собой. И на почте. Вам надо местное общество попытать. На предмет барина Сергея Алексеевича. Вдруг они с Никанором разделились или еще чего…
– Чего ж им разделяться-то? А может, Серж заболел где в пути? – Софи поежилась, запустила пальцы в густые, распущенные волосы. – Только не это! Я не вынесу… Нет! Надо и правда выйти, найти кого-то… Помоги мне, я после этой дороги себя такой разбитой чувствую. А здесь матрас хорош… И подушки, и одеяла… Разве поспать еще?… Нет, нельзя… И кормят здесь чисто. Этот Илья… он милый, услужливый. Но он, знаешь, тоже Сержа с Никанором не видал. А ведь трактирщики-то всегда… Здесь других заведений и нету, где остановиться, если он не врет, конечно. Но зачем ему? А ты-то, Вера, сама ела чего?
– Я внизу ела. Думала, узнать заодно. Здесь, правда, хорошо. И постное есть, и скоромное. Мне на десять копеек лапши дали, суп, капусту, пирог…
– Ладно, ладно… – Софи вовсе не интересовало, что ела Вера. Просто ее, как дворянку, с самого детства воспитывали так: ты принадлежишь к высшему классу, в ответе за все, проверь, все ли в порядке у низших. Раньше за слуг отвечала Наталья Андреевна. Теперь ее здесь нет. Следовательно, Софи должна… Впрочем, делала она это совершенно механически, не вкладывая в «дворянские обязанности» даже частицы души. Да, если честно, то и не понимала и не чувствовала совсем, почему один взрослый человек должен отвечать за другого. – Ох, как спать отчего-то хочется…
Казалось, угроза всему делу и тысячеверстному пути совершенно не волнует Софи. Вера пожала плечами, присела на лавку.
– Так будете одеваться-то выходить или как? – помолчав, спросила она, глядя в сонные, с детской молочной поволокой глаза Софи.
– Буду, буду, буду, скоро, скоро, скоро, – скороговоркой пробормотала Софи. – Но не сейчас…
Тем временем внизу, в хозяйских комнатах, Илья, подпрыгивая, натягивал меховые мансийские сапожки.
– Куда опять понесся, бестолочь?! – вопросил Самсон.
– Мне нужно, папаня, нужно!
– Одному, значит, мало-мало нужно, у другой нездоровье, а Самсон, значит, самый здоровый, а?! Я, значит, должен и внизу в зале сидеть, и если барышне что понадобится…
– Хаймешка обслужит, я ей сказал…
– Он ей сказал! Нет, вы только послушайте…
– Готовь лучше, папаня, водки побольше и закуски на вечер, – уже с порога усмехнулся Илья. – Сегодня, я так думаю, у нас большой прибыток будет…
– Это с чего это?! – насторожился Самсон.
– А кто меня учил, что прибыль в торговом деле – это прежде всего организация рекламы? А?!
Илья со скрипом затворил за собой дверь, впустив небольшое облачко пара и горсть снежинок, тут же осевших на половик водяной пылью. Самсон грузно опустился на лавку и сосредоточенно почесал небольшую темно-красную плешь, обрамленную черными с проседью кудряшками.
«Какая ж для Самсона реклама, если в Егорьевске всего одна корчма?» – спросил он сам у себя.
– Самсон, я говорила тебе сто раз, но ты не слушал меня, – на пороге комнаты появилась невысокая полная женщина, закутанная в шаль с кистями. – Он ни в грош не ставит твой авторитет, и теперь уж его не воспитаешь…
– Тебе уже лучше, Розочка? Как твой желудок? Мы не хотели беспокоить тебя…
– Разве без меня дела могут идти, как им следует?
– Разумеется, нет…
– Я слышала, что говорил твой сын… Он был возмутительно…
– Но, Розочка, во-первых, это и твой сын, а во-вторых, что же я могу…
– Теперь уж поздно, я сказала, но раньше ты, как мужчина, должен был брать в руки вожжи и…
– Розочка, но мой собственный отец никогда не воспитывал меня вожжами. Он объяснял мне жизнь… У нас в Бердичеве…
– Мы уже двадцать лет не в Бердичеве, Самсон. А в Сибири недорослей воспитывают вожжами. Погляди, как почтителен с отцом сын этого подрядчика, Василий… А Минька с Павкой, друзья нашего обалдуя? Отец только глянет…
– Роза, Илья сказал, что у нас сегодня будет много посетителей. Я не совсем понял…
– Он, однако, в кои-то веки раз истинную правду сказал. Я выйду в залу, а ты пошли Хаймешку за капустой и моченой брусникой. Сам посмотри, что подать из выпивки… А что, эта девица из Петербурга, и вправду – аристократка?
– Розочка, да я и видел-то ее мельком. Илюшка вокруг нее ужом вился…
– Вечно ты самого главного не видишь, Самсон!
– Как так, Розочка?! Ведь я же разглядел когда-то твою несравненную красоту!
– Когда-то?!
– И сейчас, Розочка, и сейчас…
– Ну то-то же!
Супруги добродушно подмигнули друг другу (глаза у обоих были округлые, влажные, похожие на темные виноградины). Проходя мимо жены, Самсон, пригнувшись, ущипнул ее за толстую ляжку, а она кулаком пнула его в бок. Приласкавшись таким образом, оба отправились по хозяйственным делам.
Глава 24
В которой Софи знакомится с Леокардией Златовратской и узнает о смерти Сержа Дубравина
Вымороженное небо оставалось белым, но снег уже по-вечернему поголубел, когда закутанная до глаз Софи в сопровождении Веры снова вышла на площадь перед трактиром. Узкий серебряный серпик месяца, похожий на изящную серьгу, висел высоко над тесовыми крышами домов. Давешний черный песик на правах старого знакомого, виляя хвостом, кинулся Вере в ноги. Вера, наклонившись, почесала ему загривок. Несмотря на ранний час, над входом в трактир горел керосиновый фонарь. Вывеска была отчищена от снега, крыльцо разметено, а дверь поминутно открывалась, впуская и выпуская людей и клубы пара. На самой площади, противу вчерашнего, тоже было оживленно. Илья стоял у входа в трактир вместе с двумя низкорослыми, но удивительно широкоплечими парнями. Все трое почтительно поклонились Софи.
– Хорошо ли отдохнуть изволили? – спросил Илья, сплевывая с ярких губ коричневую шелуху. – Не желаете ли орешков?
– Нет, Илья, спасибо, – живо откликнулась Софи. – Не надо орехов. Это кедровые, да? Я, знаешь, так и не научилась покуда их есть. Весь рот в кожурках и никакого удовольствия… А отдохнула просто замечательно. Давно так не спала! Просто, веришь, вставать не хотелось.
Польщенный похвалой и ласковым обращением Илья с гордостью глянул на дружков и снова поклонился: