— Ты вот что, деятель, — вышел из себя Решетников. — Учти, я нервный. У меня карабин заряжен.
— Физической силы лишитесь, — криво усмехнулся Глеб, но за колесо взялся.
Артиллеристы снова положили Семена на лафет.
— Вот какие почести, — угрюмо сказал Семен. — На лафете только полководцев хоронят…
Ему никто не ответил.
— Достанется нам — в гору ее переть, — заключил Глеб. — А небось и снарядов нету?
— Есть ли, нет ли — не твоя забота, — отчеканил Решетников. — А ну, взяли ее, матушку!
Жарко палило солнце. Дорога шла на взгорок, то и дело петляя, на поворотах лафет приходилось поднимать повыше, пушка норовила скатиться назад, и артиллеристы держали ее почти на весу. Выкатив наверх орудие, бойцы повалились на землю.
— Спасибо тебе, сержант! — Семен заговорил с таким счастливым возбуждением, будто объяснялся в любви. Казалось, он не слышал слов Глеба. — Ты бы только знал, как мы ждали тебя, как надеялись… Вся застава ждала. Да если бы мы в те минуты твою пушку хоть на горизонте увидели, мы бы еще продержались. Неужто не веришь, сержант?
— Верю.
То ли пот, то ли слезы застилали глаза Провоторова, и он изредка смахивал их обшлагом гимнастерки.
Семен неожиданно заволновался, закрутил головой, как бы надеясь найти поблизости того, кого ему хотелось увидеть.
— Ярослава здесь? — глухо спросил он. — Говори скорее, сержант, здесь?
— Какая Ярослава? — изумился Провоторов. — Жена?
Семен прикусил губу, обессиленно простонал и долго лежал молча. Сейчас ему казалось, что Ярослава привиделась ему во сне. «А может, ее и не было вовсе, — со страхом подумал он. — Ну, а если была? Значит, ты покинул ее? Как же ты мог ее покинуть там, в доме, у окна, где береза?»
— Ты скажи, сержант, какое училище кончал? — вдруг совсем о другом спросил Семен.
— Да я не училище — полковую школу, — смутился Провоторов.
— Не все ли равно, друг, — проникновенно сказал Семен. — Где учился, скажи.
— В Приволжске.
— В лагерях стояли?!
— В лагерях.
— Бог ты мой, сержант! Только война так разлучает и так сводит… И я оттуда же!
— Неужто? — обрадовался Провоторов.
— Запомни, — вдруг жестко, отбрасывая воспоминания, проговорил Семен. — Запомни — зовут меня Семеном, фамилия — Легостаев… И не называй меня на «вы» и «товарищ лейтенант», очень прошу тебя… — Он говорил резко, грубовато, словно боялся, что Провоторов не послушается. — Мой тебе совет, Провоторов: к черту отсюда, скорей туда, где немцы. Воевать надо… — И он опять потерял сознание.
Когда Семен очнулся, то сразу же понял, что лежит на огороде: пахло укропом, картофельной ботвой, свежими огурцами. Рядом негромко разговаривали бойцы.
— Есть у меня дома атлас мира, — говорил один. — До смерти люблю географические карты. Разглядываю и путешествую по всем странам. И понимаешь, вычитал: суши на земном шаре — двадцать девять процентов, воды — семьдесят один. Тебе это ни о чем не говорит?
— А что?
— Выходит, человечество на острове живет. И на этом-то острове люди друг другу глотку перегрызают. Спрашивается, зачем? Ну, если ты на острове, а кругом вода, и ты на нем вроде как временный гость, так живи себе тихо-мирно. Люди же все…
«Опять этот Глеб!» — догадался Семен.
— Ишь ты, философ. Люди… — прервал Глеба боец. — Капиталист — он тоже «люди». И фашист. Так что же получается?
— He агитируй. Политграмоте обучен.
— А ты чего агитируешь? И если себя временным гостем считаешь, так что ты за человек?
— А ты что, сто лет проживешь?
— Чудак! Человек смертен, никуда не попрешь. А вот дело наше — это другая статья. Оно времени неподвластно. Нас не станет — другие нашим путем пойдут…
Семен хотел было вмешаться в разговор, но не смог. К нему подошел, устало волоча ноги, Провоторов. Он долго смотрел на Семена, как бы стараясь убедить себя в том, что где-то уже видел его, дружил с ним и что они никогда не расставались.
— Ты вот, сержант, можно сказать, земляк, — наконец заговорил Семен. — Тебе могу признаться. Глупость я великую совершил — девушку к себе на заставу вызвал. Настю. Теперь вот боюсь за нее. Несчастливая у меня застава, сержант. Полегла вся, и, значит, Ярослава тоже…
— Кто это? — спросил Провоторов.
— Женщина, — ответил Семен. — Человек. Да еще какой человек!
— Товарищ младший сержант! Танки! — крикнул Решетников.
Первым вскочил на ноги Глеб. Цепкими глазами он мигом обшарил весь горизонт от кромки ржаного поля до самого леса.
— Точно, они, — увидев выползавшие из леса танки и стараясь не показать свою радость, подтвердил Глеб.
Артиллеристы бросились к орудию. Провоторову даже не пришлось подавать команду.
— Помоги встать, друг, — попросил Семен. — Я такую силу в себе почувствовал…
Провоторов по его непреклонному лицу понял, что отговаривать бессмысленно. Он наклонился к приподнявшемуся с земли Семену и подставил ему плечо, обхватив за спину рукой. Семен встал, не застонав.
— Ты меня — к орудию, — сказал он. — Дадим им прикурить, сержант?
— Дали бы, — вздохнул Провоторов, помогая Семену ковылять на одной ноге. — Дали бы прикурить, да снарядов всего два.
— Два? — приостановился Семен. — Ну что ж, два так два, — ожесточенно повторил он. — Выходит, двух танков немцы недосчитаются.
— Одного, — поправил Провоторов. — Вторым ее взорвем, — кивнул он на пушку и отвернулся.
Он усадил Семена возле орудия.
— Ты мне наган дай, — оказал Семен. — Наган, он тоже стреляет.
К Семену подбежал взъерошенный Решетников.
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться к младшему…
— Без церемоний, — перебил Семен. — Сейчас устав в сердце, а не на языке.
— Товарищ младший сержант, — гневно выпалил Решетников. — Этот подонок исчез…
— Зимоглядов? — сразу же догадался Провоторов.
— Он. Пока мы орудие к бою приводили, он огородами…
— Говорил тебе, сержант, — расстрелять, — жестко напомнил Семен. — Я его сам хотел в расход пустить, да наган не смог поднять. Он же гад, насквозь виден.
— Кто мог подумать, что найдутся такие, — возмущенно сказал Провоторов. — Сколько их, как думаешь?
— Думаю, немного.
— Я тоже. Вот победим, что они делать будут? Небось спрячутся, честными прикинутся, Советскую власть прославлять будут.
— Раскусим, — заверил Семен. — И сполна рассчитаемся.
Провоторов не успел ответить. У самого орудия — барабанные перепонки едва не вдребезги — хрястнула мина.
— Начинается! — не слыша своего голоса, крикнул Провоторов. — Вот что, Семен, — он первый раз назвал лейтенанта по имени, — ползи в погреб, возле хаты, от тебя сейчас проку мало. Я сам…