Читать интересную книгу Планета призраков - Александр Бушков

О вилах рассказывают, что они ездят на оленях, взнузданных и погоняемых змеями. Выше было указано, что грозовые облака издревле представлялись и конями, и оленями. Эдда говорит о воздушных поездах ведьм на быстроногих конях; то же подтверждается и народными поверьями. Кони эти являются перед ними мгновенно, словно из земли вырастая; самая дубинка, на которой летает ведьма, нередко превращается под ней в волшебного коня. По русскому поверью, ведьмы во время купальского сборища приезжают на лысую гору не только на помелах, но и на борзых, неутомимых скакунах; в сказках они наделяют героев чудесными, летучими конями.[49] Разъезжая на волках или конях, взнузданных и бичуемых змеями, ведьмы собственно летают на бурно несущихся облаках и погоняют их молниями (о мифическом представлении молнии бичом или плетью. С течением времени, когда память народная позабыла первичные основы и действительный смысл зооморфизма, сказания о небесных животных были перенесены на их земных близнецов. Ведьмам стали приписывать поездку на обыкновенных волках, лошадях и кошках, стали окружать их стаями лесных зверей и змеями ползучими, осужденными пресмыкаться на земле, а не парить по поднебесью. У шведов есть поверье, что старые бабы, живущие уединенно в лесах, скрывают в своих избушках волков, преследуемых охотниками; этих баб называют волчьими матерями – vargamödrar (wolfimütter). По мнению русского простонародья, волчье сердце, когти черной кошки и змеи составляют необходимую принадлежность чародейных составов, приготовляемых колдунами и ведьмами. Обычное в народной поэзии олицетворение облаков и ветров легкокрылыми птицами также не осталось без влияния на суеверные представления о колдовстве. Впрочем, предания чаще говорят о превращении ведунов и ведьм в различных птиц, чем о полетах на этих воздушных странницах. Петуху, как мы знаем, присвоялось в язычестве особенно важное значение; как представитель грозового пламени и жертвенного очага, он и доныне считается необходимым спутником вещих мужей и жен. Немцы знают о воздушных поездах ведьм на черном петухе; чехи рассказывают о колдуне, который ездил в маленькой повозке, запряженной петухами; а русские поселяне убеждены, что при ведьме всегда находятся черный петух и черная кошка. Заметим, что в старину осужденных на смерть ведьм зарывали в землю вместе с петухом, кошкой и змеей.

Колдуны обыкновенно представляются стариками с длинными седыми бородами и сверкающими взорами; о ведьмах же рассказывают, что это – или безобразные старухи незапамятных лет, или молодые красавицы. То же думают немцы о своих hexen.[50] Такое мнение, с одной стороны, согласуется с действительным бытом младенческих племен, ибо в древности все высшее, священное «ведение» хранили старейшие в родах и семьях, а с другой стороны – совпадает с мифическим представлением стихийных сил природы. Облака и тучи (как не раз было указано) рисовались воображению наших предков и в мужском олицетворении бородатых демонов, и в женских образах – то юных, прекрасных и полногрудых нимф, несущих земле дожди и плодородие, то старых, вражеских баб, веющих стужей и опустошительными бурями. В ночную пору ведьмы распускают по плечам свои косы и, раздевшись догола, накидывают на себя длинные белые и неподпоясанные сорочки (или саваны), затем садятся на метла, заваривают в горшках волшебное зелье и, вместе с клубящимися парами улетают в дымовые трубы творить порчи и злые дела или гулять на лысой горе.[51] По рассказам поселян, когда ведьма собирает росу, доит чужих коров или делает в полях заломы – она всегда бывает в белой сорочке и с распущенными волосами.[52] Своими развевающимися косами и белыми сорочками (– поэтические обозначения облачных прядей и покровов) ведьмы сближаются с русалками, вилами и эльфами; наравне с этими мифическими существами они признаются за небесных прях, изготовляющих облачные ткани. В числе различных названий, даваемых немцами ведьмам, встречаем Feldfrau, Feldspinnerin;[53] в южной Германии рассказывают о ведьмах, что они прядут туманы; народное выражение: «Die alten Weiber schütteln ihren Rock aus»,[54] употребляемое в смысле «Снег идет», вполне соответствует вышеобьясненному выражению о Хольде, вытрясающей свою перину. По белорусскому поверью, ведьма, обвиваясь с ног до головы выпряденной из кудели ниткой, делается невидимкой, т. е. облекается в туманную одежду (– надевает шапку-невидимку, nebelkappe). И ведуны, и ведьмы любят превращаться в клубок пряжи и в этом виде с неуловимой быстротой катаются по дворам и дорогам. Иногда случается: вдруг раздастся на конюшне страшный топот, лошади начинают беситься и рваться с привязи, и все оттого, что по стойлам и яслям катается клубок-оборотень, который так же внезапно появляется, как и пропадает. В славянских сказках ведьма или баба-яга дает странствующему герою клубок; кинутый наземь, клубок этот катится впереди странника и указывает ему дорогу в далекое, неведомое царство.[55] Малоруссы обвиняют ведьм в покраже тех снарядов, которыми трут лен.[56] По рассказам чехов, ведьмы ездят по воздуху на прялках (kuzly), a по рассказам словенцев, на ткацких «вратилах», или катушках, на которые навивается полотно и пряжа. Кроме того, народные предания изображают ведьм небесными прачками. В Баварии уцелели саги, по свидетельству которых ведьмы в лунные ночи белят свои прекрасные холсты, а после дождей развешивают на светлых облаках и просушивают свое белье. Уфранцузов существует поверье, что в глухую полночь возле уединенных источников, под сенью развесистых ив, раздаются громкие и частые удары вальков мифических прачек; водяные брызги подымаются до самых облаков и производят дожди и бурные грозы. Подобно тому, и немецкие ведьмы во время своих праздничных сборищ ударяют скалками и трепалами,[57] а русские вещицы представляются в Томской губернии моющими белье. Эти черты приписываются ведьмам наравне с другими облачными женами. Так, литовские лаумы, сходясь поздним вечером в четверг (день громовника), колотят вальками белье, и притом с такой силой, что их оглушительный стук доносится до самых отдаленных окрестностей. Галицкие и польские лисунки (дивожены) занимаются стиркой белья и вместо вальков употребляют свои большие, отвислые груди.[58] В некоторых местностях Германии, когда послышится гром, крестьяне говорят: «Unsere Herrgott mangeln».[59] По их мнению, в ясный солнечный день, наступающий вслед за продолжительными дождями, Хольда просушивает свои покрывала. В Лужицах же существует поверье: когда wodna џona расстилает по берегу вымытое белье, то следует ожидать дождливой погоды и поднятия вод в реках и источниках. Уподобляя облака – одеждам, сорочкам, тканям, фантазия древнего человека стала изображать грозу в поэтической картине стирки белья: небесные прачки – ведьмы бьют громовыми вальками и полощат в дождевой воде свои облачные покровы. Эти и другие представления стихийных сил природы, представления, заимствованные от работ, издревле присвоенных женщинам (как-то: пряжа, тканье, мытье белья, доение коров и приготовление яств), послужили основанием, почему в чародействе по преимуществу обвиняли жен и дев и почему ведьмы пользуются в народных преданиях более видной и более значительной ролью, нежели колдуны и знахари. Нестор выражает общее, современное ему воззрение на женщину в следующих словах: «Паче же женами бесовская волъшванья бывают; искони бо бес жену прелсти, си же мужа; тако в си роди много волхвують жены чародейством, и отравою, и инеми бесовьскыми козньми?»

Лысая гора, на которую вместе с бабой-ягой и нечистыми духами собираются ведуны и ведьмы, есть светлое, безоблачное небо. Сербские вещицы прилетают на «пометно гумно»: так как громовые раскаты уподоблялись нашими предками стуку молотильных цепов, а вихри, несущие облака, – метлам, то вместе с этим небесный свод должен был представляться гумном или током.[60] Выражение: «Ведьмы летают на лысую гору» первоначально относилось к мифическим женам, нагоняющим на высокое небо темные грозовые тучи. Позднее, когда значение этих метафор было утеряно, народ связал ведовские полеты с теми горами, которые высились в населенных им областях. Так, малоруссы говорят о сборищах ведьм на Лысой горе, лежащей на левой стороне Днепра, у Киева, этого главного города древней Руси, где некогда стояли кумиры и был центр языческого культа; оттого и самой ведьме придается эпитет киевской. Название «Лысая гора» встречается и в других славянских землях, и Ходаковский насчитывает до пятнадцати местностей, обозначенных этим именем. У чехов и словенов чародейки слетаются на бабьи горы,[61] и часть Карпат между Венгрией и Польшей называется поляками Babiagora. По литовскому поверью, колдуны и ведьмы накануне Иванова дня собираются на вершине горы Шатрии (в Шавельском уезде); немецкие hexen летают на Brocken (Blocksberg), Horselberg, Bechelberg, Schwarzwald и другие горы. Полеты ведьм на Лысую гору обыкновенно совершаются в темные, бурно-грозовые ночи, известные в народе под именем «воробьиных»; но главные сборища их на этой горе бывают три раза в год: на Коляду, при встрече весны и в ночь Ивана Купалы. В эти праздники крестьяне с особенной заботливостью стараются оберегать своих лошадей, чтобы ведьмы и нечистые духи не захватили и не измучили их в быстром поезде. Время ведовских сборищ, совпадая с началом весны и с двумя солнечными поворотами, наводит на мысль, что деятельность ведьм стоит в непосредственной зависимости от тех изменений, какие замечаются в годичной жизни природы. Духи бурных гроз, замирающие на зиму, пробуждаются вместе с нарождением солнца, а в половине лета достигают наибольшей полноты сил и предаются самому неистовому разгулу; рождение же солнца старинные мифы сочетали и с зимним его поворотом (на праздник Коляды) и с благодатным просветлением его весной. По указаниям, собранным в народном дневнике Сахарова, с 26 декабря начинаются бесовские потехи, ведьмы со всего света слетаются на лысую гору на шабаш и сдружаются там с демонами; 1 января ведьмы заводят с нечистыми духами ночные прогулки, а 3-го, возвращаясь с гулянья, задаивают коров; 18 января они теряют память от излишнего веселья на своем пиршестве. По знаменательному поверью русинов, на Благовещенье (25 марта – день, в который Весна поборает Зиму) зарождаются ведьмы и упыри (– гонители и сосуны дождевых туч); На Юрьев день (23 апреля), посвященный громовнику = победителю змея и пастырю небесных стад, и в «купальскую» ночь на 24 июня (празднество Перуну, погашающему в дождевых потоках знойные лучи солнца) ведуны и ведьмы собираются на Лысую гору, творят буйные, нечестивые игрища и совещаются на пагубу людей и домашних животных;[62] в эту же таинственную ночь они ищут и рвут на лысой горе волшебные зелья, что, конечно, имеет связь с мифом пламенного Перунова цвета, почка которого зреет и распускается в ночь на Ивана Купалу. Если ухватиться за ведьму в ту минуту, когда она хочет лететь на Лысую гору, то можно совершить воздушное странствование: того, кто решается на это, она уносит на место сборища. На Украине ходит рассказ о полете одного солдата на ведовской шабаш. Ночью, накануне Иванова дня, удалось ему подсмотреть, как улетела в трубу его хозяйка; солдат вздумал повторить то же, что делала ведьма: он тотчас же сел в ступу, помазал себе под мышками волшебной мазью – и вдруг, вместе со ступой, взвился в дымовую трубу и с шумом понесся по поднебесью. Летит солдат, сам не ведая куда, и только покрикивает на встречные звезды, чтобы сторонились с дороги. Наконец опустился на Лысую гору: там играют и пляшут ведьмы, черти и разные чудища; со всех сторон раздаются их дикие клики и песни! Испуганный невиданным зрелищем, солдат стал поодаль – под тенистым деревом; в ту же минуту явилась перед ним его хозяйка. «Ты зачем? – молвила она, – скорее назад, если тебе жизнь дорога! Как только завидят наши, сейчас тебя задушат! Вот тебе славный конь, садись и утекай!» Солдат вскочил на коня и вихрем пустился домой. Приехал, привязал коня к яслям и залег спать; наутро проснулся, пошел в конюшню, глядит – а вместо коня привязано к яслям большое полено. Подобный же рассказ есть у сербов: «У Срjему се приповиjеда да се онамо вjeштице нajвише скуп е како му je из куће вjештица одлетjела, нашао њезин лонац с масти, пак се њоме намазао и рекавши као и она, прометнуо се и он у нешо и одлетио за њом, и долетjевши на орах више Моловина нашао ондjе много вjeштица, гдjе се чаcте за златниjем столом и пиjy из златниjех чаша. Кад их све сагледа и многе мећу њима позна, онда се као од чуда прекрсти говорећи: анате вас мате било! У онаj исти мах оне све прсну куд кoja, а он спадне под орах човjeк као и npиje што je био. Златна стола не стане као и вjeштица, а њихове златне чаше претворе се све у папке коjeкaкихjex стрвина».[63] Точно так же и немецкие ведьмы собираются не только на вершинах гор, но и в полях под сенью дуба, липы или груши, а ведьмы неаполитанские – под ореховым деревом; на Руси указывают старые дубы, под которыми сходятся ведьмы на свои шумные игрища. Дуб и орех были посвящены богу-громовнику и в народной символике обозначают дерево-тучу.