Гёста непонимающе посмотрел на него:
– И как ты себе это представляешь?
– Да не, я ничего...
Лакке представил себе, как Гёста сидит в метро, а с ним двадцать пять кошек. В коробке. Нет, в полиэтиленовом пакете. В мешке. Приезжает к ветеринару, высыпает своих питомцев: «Кастрацию, пожалуйста». Он невольно рассмеялся. Гёста наклонил голову:
– Что?
– Да нет, просто представил. Тебе небось оптовая скидка положена.
Гёста шутку не оценил, и Лакке махнул рукой:
– Да не, я просто... Черт, вся эта история с Виржинией... я...
Внезапно он выпрямился и стукнул рукой об стол:
– Не могу я здесь больше находиться!
Гёста аж подпрыгнул на диване. Кот, лежавший у его ног, бросился прочь и спрятался под креслом. Из глубины квартиры послышалось шипение. Гёста поежился, повертел в руках стакан.
– Ну так иди. Я тебя не задерживаю...
– Да я не об этом. Я про все это. Про Блакеберг. Весь этот чертов город. Дороги, по которым мы ходим, места, люди – все это будто какая-то чудовищная болезнь, понимаешь? Здесь все не так. Вроде как думали, планировали, хотели построить идеальный город. А вышло все наоборот. Дерьмо вышло. Как будто... не могу объяснить... как если бы здесь просчитали, скажем, углы расположения домов по отношению друг к другу. Чтобы создать гармонию и все такое. Но что-то случилось с линейкой или там с угольником, что там для этого используют, – и все пошло наперекосяк, а со временем только усугубилось. И теперь ходишь между этими домами и чувствуешь – нет. Нет-нет-нет. Здесь быть нельзя. Здесь что-то нечисто, понимаешь? Хотя дело, конечно, ни в каких не в углах, а в чем-то другом, это как... как болезнь, въевшаяся в стены. И я не хочу так больше.
Звяканье бутылки о край стакана – Гёста без спроса наливал Лакке новую порцию. Лакке с благодарностью принял стакан. Выплеск эмоций оставил после себя приятную расслабленность в теле, пустоту, которую спиртное заполнило теплом. Он откинулся на спинку кресла, выдохнул.
Они молча посидели, как вдруг раздался звонок в дверь. Лакке спросил:
– Ты кого-нибудь ждешь?
Гёста покачал головой, с трудом поднимаясь с дивана.
– Нет. Просто проходной двор какой-то.
Лакке ухмыльнулся и поднял бокал. Ему стало лучше. Можно сказать, совсем хорошо.
Дверь открылась, пришедший что-то сказал, и Гёста ответил:
– Входи.
Лежа в ванне, в теплой воде, окрасившейся от крови в розовый цвет, Виржиния решилась.
Гёста.
Ее новое «я» подсказывало: чтобы войти, ей нужно приглашение. Ее старое – что это не может быть никто из тех, кого она любит. Или кто хоть как-то симпатичен. Гёста отвечал обоим требованиям.
Она вылезла из ванны, вытерлась, надела брюки и блузку. Только на улице она заметила, что забыла пальто. Тем не менее она не мерзла.
Сплошные плюсы.
У высотки она остановилась, подняла голову на окна Гёсты. Он был дома. Он всегда был дома.
А если он будет сопротивляться?
Об этом она не подумала. Она вообще ни о чем не думала, кроме того, что придет и возьмет то, что ей нужно. А что если Гёсте хочется жить?
Конечно, ему хочется жить. Он же человек, и человеческие радости ему не чужды, а что станет с его котами...
Мысли затормозились, исчезли. Она приложила руку к сердцу. Оно делало пять ударов в минуту, и она знала, что должна его защитить. Что во всех этих суевериях про осиновый кол что-то есть.
Она поднялась на лифте на предпоследний этаж и позвонила. Когда Гёста открыл дверь и увидел Виржинию, его глаза расширились в слабом подобии удивления.
Он что, знает? Неужели так заметно?
Гёста произнес:
– Как... это ты?!
– Да. Можно?..
Она махнула рукой вглубь квартиры. Она и сама ничего толком не понимала. Только интуитивно знала, что ей нужно приглашение, а иначе... иначе дело плохо. Гёста кивнул и сделал шаг в сторону:
– Входи.
Она вошла в коридор, и Гёста закрыл за ней дверь, глядя на нее водянистыми глазами. Он был небрит; дряблый подбородок, свисавший над горлом, казался грязным от серой щетины. Вонь в квартире оказалась хуже, чем ей запомнилось, еще сильнее.
Я не хо...
Ее старый мозг отключился. Голод взял верх. Она положила руки на плечи Гёсты, вернее, увидела, как руки легли на его плечи. Допустила это. Прежняя Виржиния сидела, сжавшись в комок, в глубине собственной черепной коробки, больше не контролируя ситуацию.
Ее губы произнесли:
– Хочешь мне помочь? Не двигайся.
Она что-то услышала. Голос.
– Виржиния! Ты! Как я рад, что ты...
Когда Виржиния повернула к нему голову, Лакке отпрянул.
Глаза ее были пусты. Как будто кто-то воткнул в них иголки и высосал то, что являлось прежней Виржинией, оставив лишь безжизненный взгляд анатомической модели. Иллюстрация номер восемь: глаза.
Виржиния секунду смотрела на него, потом выпустила Гёсту, повернулась к двери и нажала на дверную ручку, но дверь оказалась заперта. Она повернула защелку замка, но Лакке схватил ее и оттащил от двери.
– Ты никуда не пойдешь, пока не...
Виржиния вырвалась, заехав локтем ему в губу, рассекшуюся об зубы. Он крепко схватил ее за руки, прижался щекой к ее спине.
– Джини, черт! Мне нужно с тобой поговорить! Я чуть с ума не сошел, так за тебя волновался. Успокойся, да что с тобой?!
Она рванулась к двери, но Лакке держал ее, подталкивая к гостиной. Он изо всех сил старался говорить тихо и спокойно, как с испуганным животным, направляя ее в нужную сторону.
– Сейчас Гёста нам нальет чего-нибудь, и мы сядем и спокойно обо всем поговорим. Я... я тебе помогу. Что бы это ни было, я тебе помогу, хорошо?
– Нет, Лакке. Нет.
– Да, Джини. Да.
Гёста протиснулся мимо них в гостиную, сделал Виржинии джин с тоником в стакане Лакке. Тот затолкнул ее в комнату, отпустил и встал, упершись руками в дверной проем, как охранник. Слизнул кровь с нижней губы.
Виржиния стояла посреди комнаты, напрягшись и оглядываясь по сторонам, будто ища путь к отступлению. Ее взгляд застыл на окне.
– Нет, Джини, нет.
Лакке держал ухо востро, готовый в любой момент броситься и схватить ее, если ей придут в голову какие-нибудь глупости.
Да что это с ней? У нее такой вид, словно вся комната набита привидениями.
Он услышал звук, напоминающий шкворчание яйца на раскаленной сковородке.
И еще, точно такой же.
И еще.
Комната наполнилась все нарастающим шипением.
Все коты в комнате поднялись и, выгнув спины и подняв хвосты, смотрели на Виржинию. Даже Мириам неловко встала, волоча живот по полу, прижала уши и оскалила зубы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});