Полковник набрал номер телефона дежурного по городскому отделу и спросил:
— Где капитан Киселев?… Ушел с дружинниками? А Козленков тоже?… Тогда будьте добры, доставьте ко мне осужденного за мелкое хулиганство Капустина.
* * *
Зина Мальцева и Петр Звягин закончили обход квартир в одном подъезде. Им не удалось узнать ничего нового, и они понуро направились в другой подъезд, тот самый, где жил Крючков. Когда они уходили из городского отдела, их задержал полковник и попросил узнать у дворника, управляющего домом или соседей, куда уехал Крючков; в общем, попытаться выяснить, где живет его родственница, и сейчас Зина предложила:
— Зайдем к его соседям. Они, наверное, лучше других знают, где он.
— Зайдем, — согласился Звягин.
Они поднялись на третий этаж и позвонили. Дверь долго но открывали, женщина спрашивала, кто они, что им нужно, и только после того как к ней подошел мужчина, их впустили в квартиру и проводили в небольшую чистую комнату. Хозяйка — пожилая полная женщина в просторном халате, с полотенцем в руках, которым она все время вытирала потное лицо. Мужчина был худой, низкого роста, в полосатой пижаме, давно вышедшей из моды. Видно, несколько дней он уже не брился, и седая щетина на щеках сливалась с растрепанными седыми курчавыми волосами. Женщина каким-то точным, привычным движением оттеснила в сторону мужчину и очень быстро заговорила, пересыпая русские и украинские слова:
— И што вы всё ходите, все выспрашиваете, всё выстырываете? Мы с Егором ничего не знаем. Что видели, то и сказали. У него, — женщина кивнула в сторону мужа, — после убийства давление поднялось. Я как засну, каждую ночь покойников вижу. Хиба ж вы не знаете, что старым людынам волноваться нельзя? Мы ж пенсионеры, нам доктор велел каждый вечер в садочке сидеть, прогуливаться. А тут на глазах убивать стали. Раньше мы думали, что вы, дружинники, порядок наводите, а теперь знаем, что от вас одни неприятности. Тот высокий парень… ну, в очках который… подошел к нам и сказал, что его знакомому плохо, что он просит нас побыть возле него, пока он вызовет «скорую помощь», мы согласились, и что из этого получилось? Одни неприятности. Подошли, смотрим — лежит парикмахер Сергей. Раньше, когда Егор еще работал, он к нему бриться через день ходил. Мой муж говорит: «Смотри, Олекса, ему плохо». А я посмотрела, пощупала руку, пульса нет, и говорю: «Нет, Егор, ему уже хорошо. А вот нам с тобой будет плохо. Мы пошли гулять и мало того, что вымокли под дождем, так еще и попали в свидетели». Тут стали подходить люди. Пришел симпатичный, такой видный из себя, хорошо одетый мужчина. Он тоже пощупал пульс у парикмахера и сказал, что ему теперь уж ничем не поможешь.
Хозяин выглянул из-за плеча своей мощной супруги, хотел что-то объяснить, но женщина снова оттеснила его, повысила тон и продолжала сыпать словами. Она сообщила, что больше они ничего не знают и сожалеют, что остались ждать, когда приедет «скорая», а не ушли так же, как тот симпатичный мужчина.
Звягин перебил женщину:
— Скажите, а разве вас в милиции допрашивали не вместе с тем симпатичным и хорошо одетым человеком?
— Нет. Нас допрашивали вместе с Егором, а тот человек повернулся и ушел. Он сказал, что торопится.
Зина тоже что-то хотела спросить, но ее жестом остановил Звягин.
— Мы, в общем-то, к вам по другому вопросу. Вы не знаете, куда уехал ваш сосед Крючков?
— Куда он уехал? Конечно, знаю! В село к своей тете. Повез Олечку в деревню. Я говорила ему: «Слушайте, Степан, зачем вам везти дочку, оставьте ее нам. У нас с Егором нет детей, и мы ее выкохаем». Он сказал, что девочке будет лучше у тетки… Где живет эта тетка? В селе… В каком? Вот в каком, мы не знаем. Да вы спросите Степана сами… Когда он приедет? Наверное, дня через три-четыре.
Мальцева и Звягин вышли из квартиры с облегчением. Несколько раз свободно вздохнув, Зина спросила:
— Как ты думаешь, Петр, стоит нам рассказывать полковнику про этого видного и прилично одетого человека?
— Стоит, Зиночка, стоит, только давай не будем торопиться. Может, узнаем, как его фамилия или как зовут. Мы еще вон сколько квартир должны обойти. — Он протянул Мальцевой список.
— Хорошо, — согласилась Зина.
* * *
Капустин осмотрел Дорохова, кабинет, уселся на стуле и стал ждать вопросов. Дорохов в свою очередь, не скрывая любопытства, смотрел на парня. Прежде чем начать разговор, он хотел составить себе о нем представление. «Парень как парень, — размышлял полковник, — рост сто семьдесят, хорошо сложен, неплохо одет, глаза живые, с хитринкой; видно, привык быстро схватывать обстановку. Но откуда у мальчишки такая самоуверенность? Ага! Вошел в роль «трудного», привык, что все с ним нянчатся, все опекают, даже целая дружина. А вот интересно, как с ним установил контакт его бригадир — Кудрявцев? Все ли у них обошлось гладко? Боюсь, что однажды этот самый тяжеловес не вытерпел и намял бока своему подшефному. Возможно. Ну, да это мы еще проверим, вначале я ему немножко подыграю», — решил Дорохов, достал протокол допроса, повертел его в руках и протянул Капустину:
— Это ваши показания?
Капустин взглянул на свою подпись и, облокотившись на стол, небрежно ответил:
— Мои. Я давно собирался о безобразиях дружинников куда следует написать. Обнаглели они, гражданин полковник.
«Ага, все-таки «гражданин», — мысленно отметил Дорохов, — и чин мой знает. Кто же тебя просветил? Киселев или старшина, что ко мне доставил? Значит, знаешь, что привели на допрос к полковнику, который в три раза старше тебя, и все-таки решил нахальничать? Ладно. Я с тобой буду предельно вежлив».
— Скажите, пожалуйста, Капустин, а кто из дружинников особенно безобразничает? О Лаврове вы рассказали, а как другие?
Капустин, прежде чем отвечать, поудобнее уселся, достал из кармана сигареты, спросил разрешения закурить. Дорохов разрешил, но, чтобы скрыть усмешку, отвернулся к телефону, потом снова повернулся к Капустину. Тот продолжал играть роль поборника справедливости.
— Все они одинаковые. Я уже рассказывал про Лаврова. Надо бы еще вам разобраться с другими, они тоже не лучше. Как чуть что не по их, сейчас с кулаками. Они всем нашим ребятам прохода не дают. Вот поговорите с Ворониным, он вам тоже расскажет.
Капустин продолжал говорить, а Дорохов думал, что он не может, просто не имеет права не преподать урока этому паршивцу вот здесь, сейчас, не откладывая на дальнейшее. Чтобы этот мальчишка понял, что наглость не может быть безнаказанной, чтобы этот урок он запомнил на всю жизнь и знал, в конце концов, что потребительское отношение к окружающим отнюдь не самая правильная линия поведения даже для «трудных». А может быть, «трудными» становятся только из-за нашего попустительства?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});