школу наравне с остальными, и Сэм считала, что нужно дать ему возможность освоиться на ранчо и оставить в покое хотя бы на первый месяц.
Следы от материнских побоев давно исчезли. Мартин Пфайзер — тот самый мужчина из социальной службы — звонил Сэм каждую неделю и справлялся о состоянии Тимми. А когда в конце месяца приехал навестить его, то долго не мог прийти в себя и долго переводил взгляд с Тимми на Саманту и обратно.
— Ради всего святого, скажите, что вы с ним сделали? — воекликнул он, оставшись наконец наедине с Самантой.
Отослать куда‑нибудь Тимми было не так‑то просто, но Сэм догадалась попросить его проведать Маргаритку и предупредить Джоша, что скоро начнется урок верховой езды: надо же продемонстрировать свои успехи этому человеку!
— Да это же совсем другой ребенок!
— Да, он другой, — гордо подтвердила Сэм. — Теперь перед вами ребенок, которого любят, и это сразу заметно.
Однако социальный работник посмотрел на нее вовсе не одобрительно, а грустно.
Вы понимаете, насколько усложнили ему жизнь?
Сэм решила, что он шутит, и чуть было не улыбнулась, но вовремя сообразила, что мужчина говорит серьезно, и нахмурила брови.
— То есть как?
Вы представляете себе, каково ему теперь будет возвращаться в квартиру к матери — наркоманке и снова обедать заплесневелыми крекерами, запивая их пивом?
Сэм глубоко вздохнула и уставилась в окно. Ей очень хотелось завести этот разговор, но она не была уверена, что наступил подходящий момент.
— Я как раз собиралась с вами об этом поговорить, мистер Пфайзер. — Она опять встретилась с ним глазами. — Скажите, как можно было бы избежать его возвращения домой?
— Чтобы он пожил здесь подольше? Нет, я не думаю, что судья согласится это оплачивать. Сейчас за его содержание платит суд, но это было своего рода исключение из правил…
— Нет, я имела в виду другое. — Саманта сделала глубокий вдох и решила, что все‑таки стоит попросить… В конце концов, что она теряет? Ничего. А выиграть можно все… все! Сэм третий раз в жизни влюбилась. Теперь, правда, не в мужчину, а в шестилетнего ребенка. Она любила его так, как еще никогда никого не любила, она даже не подозревала, что способна на такое глубокое чувство. В ее сердце и душе словно открылись какие‑то шлюзы, и она была готова отдать этому ребенку абсолютно все, все без остатка. Она и не думала, что обладает таким огромным запасом любви. Эта любовь, которую она вмещала, не была востребована покинувшими ее мужчинами. И теперь вся эта безбрежная любовь принадлежала Тимми.
— А если я его усыновлю?
— Так, ясно. — Господин Пфайзер тяжело опустился в кресло и поднял глаза на Саманту. Он понял, что произошло, и это ему совершенно не понравилось. Он понял, что она полюбила ребенка. — Не знаю, мисс Тейлор. Мне не хочется вас обнадеживать. Мать Тимми может не захотеть его отдать.
Глаза Сэм зажглись странным огнем.
— По какому праву, мистер Пфайзер? Насколько я помню, она его бьет. Я уж не говорю о ее пристрастии к наркотикам.
— Да — да, конечно… Я знаю.
О господи! Только этого ему не хватало сегодня… да и вообще не только сегодня. Люди, которые рассуждают, как она, только растравляют себе душу. Ведь, говоря по правде, мать Тимми скорее всего не захочет его отдать. Независимо от того, нравится это Сэм или не нравится.
— Дело в том, что это его родная мать. И суд склонен уважать это обстоятельство.
— До какого момента? — холодно, но в то же время враждебна спросила она. Страшно позволить себе полюбить кого‑то, а потом столкнуться с тем, что он может тебя покинуть.
Социальный работник посмотрел на нее с грустью.
— Откровенно говоря, суд склонен очень упорно защищать права матери.
— И я ничего не могу поделать?
— Можете. — Ее собеседник вздохнул. — Вы можете нанять адвоката и подать иск — в том случае, если она по — прежнему будет претендовать на ребенка. Но вы можете проиграть… и скорее всего проиграете. — Тут ему пришло в голову поинтересоваться мнением ребенка. — А как сам мальчик к этому относится? Вы у него спрашивали? Мнение ребенка может оказать влияние на суд, хотя, конечно, Тимми слишком мал. Родная мать, даже самая порочная, имеет огромное преимущество. А самое неприятное, что сейчас мы не сможем сказать, что она в плохом состоянии, ведь государство занималось ее психологической реабилитацией. Если мы так скажем, то признаем, что вся наша система реабилитации не работает. А это же не соответствует действительности. В общем, ситуация словно из известного романа Хеллера «Уловка-22». Вы меня понимаете?
Сэм еле заметно кивнула.
— Ну так что насчет мальчика? Вы его спросили? — повторил служащий.
Она покачала головой.
— Но почему?
— Я спрошу.
— Хорошо. Тогда позвоните мне после разговора с ним. Если он захочет вернуться к матери, вы его отпустите. А если мальчик захочет остаться здесь… — социальный работник задумался, — ладно, я сам поговорю с матерью. Может, она и не будет чинить вам препятствий. — Он холодно улыбнулся. — Надеюсь, все пройдет гладко. Мальчику наверняка здесь будет лучше, чем у нее. Это было еще мягко сказано, но Сэм не стала заострять внимание. На самом деле Тимми с кем угодно было бы лучше, чем с родной матерью, и Сэм решила сделать все возможное, чтобы защитить его.
Они пошли смотреть, как Тимми ездит верхом, и с Мартином Пфайзером случилось то же, что случалось с родителями, которые впервые видели своих детей верхом на лошади: на глаза этого бесстрастного, усталого пожилого человека навернулись слезы. Тимми так изменился — просто невероятно! Он теперь был симпатичным, чистым, счастливым мальчуганом, который много смеялся и смотрел на Сэм с откровенным обожанием. В нем даже появилось что‑то забавное, но самым удивительным было то, что он даже внешне был похож на Саманту.
Уезжая под вечер с ранчо, Мартин Пфайзер пожал Саманте руку и шепотом повторил:
— Спросите мальчика и позвоните мне.
Потом ласково взъерошил Тимми волосы и, сев в машину, помахал им обоим рукой на прощание.
Сэм заговорила с Тимми на эту тему только после ужина, отвезя его в спальню; он в тот момент застегивал пижаму, а она убирала его костыли.
— Тимми!
— Да?
Сэм с внутренней дрожью посмотрела на мальчика. А вдруг он не захочет остаться у нее? Вдруг пожелает вернуться к матери? Сэм боялась, что не вынесет его отказа, но спросить все равно было необходимо. И ведь это было только начало…
— Знаешь, мне тут сегодня кое‑что пришло в голову…
Мальчик заинтересованно ждал.