Читать интересную книгу Бегство от запаха свечей - Кристина Паёнкова

– Я скажу тебе всю правду. Паи неодинаковы. Твои деньги составили тогда семьдесят процентов.

– Это меня вполне устраивает. Вы поменяетесь ролями. До сих пор он давал тебе двадцать пять процентов, теперь сам будет получать тридцать. А если хочет пятьдесят, пусть уплатит разницу. Это уж его дело. Мне все равно. Меня эта история даже забавляет.

– Откуда в тебе такая жестокость? Ведь ты к нему неплохо относишься!

– Да, к Стефану я отношусь неплохо. Но не верю в мужское постоянство. Я вообще мужчинам не верю. Понятно?

– Катажина, я просто в отчаянии. Это может плохо кончиться.

– Не волнуйся. Конечно, всего предусмотреть нельзя. Но если у тебя будет прочная материальная база, то остальное как-нибудь образуется. И не уговаривай меня, мое решение непреклонно. Деньги мои, и я делаю тебе подарок. А теперь спокойной ночи, я смертельно устала и хочу спать.

Утром, когда мы выходили из дому, мама выглядела расстроенной и подавленной. Мы простились около рынка. Я была убеждена в правильности своего решения. Раз мама сама не умеет думать, приходится думать за нее. Посмотрим, чем все это кончится…

Секретарь отдела кадров сказала мне с непроницаемым видом, чтобы я прошла в приемную управляющего. Он меня ждет.

Управляющий был как раз в приемной и разговаривал по телефону. Я остановилась у двери.

– Здравствуйте, Дубинская! Ну как, довольны вы командировкой? – Он провел меня к себе в кабинет, где уже сидел один посетитель – худой, низкорослый мужчина, кажется, главный инженер.

– Поработали вы славно, ничего не скажешь. Четыре года тянулась эта стройка. Самый был отстающий участок. Вы отличились, факт. Сегодня мне звонил начальник отдела промышленного оборудования, – обратился он к главному инженеру, – и сказал, что это первая послевоенная стройка, где навели такой образцовый порядок. Недаром есть поговорка: «Где черт сам не справится, туда бабу пошлет». – Управляющий помолчал, а затем заговорил уже серьезно и по-деловому: – Теперь вы получите стройку во Вроцлаве. Хорошая стройка. Есть где развернуться. Будете восстанавливать жилые дома. Квартиры теперь – дело нешуточное, в городе жилищный голод. В отделе кадров вам дадут направление на работу, в кассе – премию за Михов, а от себя скажу вам вот что: только я один верил, что вы выдержите в Михове. Спросите у главного инженера. Все уверяли, что через две недели вы со слезами вернетесь. А я сказал: «Она плакать не будет и останется там». Очень рад, что не ошибся.

Он вышел из-за стола, пожал мне руку и добавил:

– Должен сказать, что в нашем тресте вы первая женщина, которой доверяют самостоятельно вести стройку. Не забывайте об этом. Если вы подведете, другим будет очень трудно выдвинуться.

– Буду стараться, пан управляющий.

Начальник производственного отдела, не дав мне опомниться, предложил:

– Поехали туда сейчас. Ваш предшественник увольняется и работает сегодня последний день. Один объект у вас будет на улице Счастливой, а другой на Претфича. Это недалеко.

Пока начальник производственного отдела вызывал машину, я получила премию.

– Две тысячи злотых! Огромная сумма! Я еще ни разу не получала такой большой премии.

– Теперь вы ее будете получать, по меньшей мере, два раза в год. Как все начальники строек. И зарплата у вас повысится, – объяснила кассирша. – Инженер Сковронский столько же получил. Он был здесь полчаса назад, приходил за деньгами. Я спросила, как вы там себя показали, он сказал, что блестяще. Все в Михове жалеют, что вы уехали.

– Сковронский был здесь?! – почти закричала я, но сдержалась и добавила уже спокойно: – Мне казалось, что он тоже в отпуске.

– Да, он говорил, что был на взморье, но удрал из-за плохой погоды.

На новое место работы я приехала сама не своя. Мне что-то говорили, но я не понимала ни слова. Моего предшественника мы не застали. Мастер, высокий и стройный молодой человек, сказал, что его нет на стройке уже три дня. Тогда я попросила дать мне еще один свободный день. Меня вызвали из отпуска неожиданно, и я не все успела сделать.

Я забежала домой, схватила мотоцикл и умчалась. Подальше от дома, от возможной встречи с Романом. Я проехала по Грюнвальдскому мосту, мимо Народного базара и, наконец, свернула к Олимпийскому стадиону. Дальше, дальше, лишь бы ни о чем не думать. Я старалась ехать по асфальту, там, где меньше трясло. Потом решила заглянуть к бабушке на участок.

Бабушка стояла около розового куста и сквозь большое увеличительное стекло рассматривала цветок. Она была так поглощена этим занятием, что не слышала, как звякнула щеколда у калитки. Медленно передвигая стекло, она что-то бормотала про себя.

– Здравствуй, бабушка! Я вижу, что помешала.

– Ах, это ты! Взгляни, какие чудесные цветы выросли из тех семян, что ты принесла. Восхитительной формы, а аромат какой! Уж я постараюсь, чтобы их во Вроцлаве побольше разводили. А ты вроде вытянулась за время командировки. Или это я в землю расту? Спасибо за письма и за отрез на платье. С твоей Камилой я бы с удовольствием познакомилась. Судя по тому, что ты писала, она очень милая.

Бабушка спросила меня еще о чем-то, а затем стала рассказывать о своих делах. У нее было много волнений – ее жиличка, Янка, долго не могла найти работу. Теперь, слава богу, наконец, устроилась. Бабушка хочет перевести на ее имя лицевой счет на квартиру, чтобы в случае бабушкиной смерти Янку никто не трогал. Она хороший человек и заслуживает, чтобы о ней позаботиться.

– Кроме того, я решила составить завещание и каждому сразу отдать его долю наследства. Особенно хочется помочь старшей сестре. Ей уже семьдесят восемь лет. Я видела ее в последний раз еще до войны. Живет у дочери, вдовы с четырьмя детьми. Бедствуют ужасно.

– Как ты думаешь это устроить, бабушка? Не могу ли я чем-нибудь помочь?

– Возьми у меня в сумке адреса и напиши моей сестре и дяде Вацеку, чтобы приехали. Объясни, зачем я их вызываю.

Мне стало очень жаль бабушку. Ведь так вот раздать имущество – значит сознательно отказаться от собственного будущего. Я попробовала было растолковать это бабушке, но она твердо стояла на своем.

Я возвращалась в подавленном настроении. Уже не петляла по улицам, а ехала прямо домой. В ящике для писем что-то белело. В передней я распечатала письмо. Почерк Романа. Сердце у меня бешено заколотилось, в горле пересохло.

«Катажина!

Очень сожалею, что не удалось с тобой повидаться. В ближайшие дни приеду снова. Целую и обнимаю тебя, Роман».

Да, бумага все терпит. «Целую и обнимаю тебя. Очень сожалею». Какая же я была дура! Я вошла в комнату, и вдруг мне сделалось дурно. К горлу подступила тошнота, меня вырвало. Выпив крепкого чая, я легла в постель. Слабость постепенно проходила. Мама вернулась около девяти и разбудила меня.

– Ты заболела? Почему ты спишь в такое время?

– Меня, должно быть, на мотоцикле растрясло. Но теперь я чувствую себя отлично. И голодна, как зверь.

Я уже знала, что никогда не расскажу маме о Романе. Собственные ошибки легче оправдать, чем чужие. Внезапно вспомнив Михов с его тишиной, покоем, запахом леса, я затосковала. Но не по Роману, а по лесничеству, по тихим вечерам с Камилой, по первой моей стройке, где во всем была и сладость, и горечь первого опыта. Что-то ушло из моей жизни. И так, как было там, не будет уже никогда.

Я быстро приняла дела. Мой предшественник так спешил, что мы даже не составили акта. Строительные работы были в разгаре. По заказу завода «Архимед» отстраивали под жилье четыре смежных здания.

Я еще не успела познакомиться с коллективом, как меня вызвали в трест.

В связи с разработкой шестилетнего плана в помощь плановому отделу направили целый штаб людей. Планированием занялись все. Мне поручили планирование подготовки кадров. Из полученных директив следовало, что к 1956 году количество квалифицированных кадров возрастет вдвое, а к 1965 году – в пять раз. В 1965 году у всех начальников строек будет высшее образование, а у служащих – не ниже среднего.

Я не могла в это поверить, но все же задумалась. Если это правда – придется учиться дальше.

Составление плана механизации поручили одному инженеру, который, по собственному признанию, с детства страдал «бумагобоязнью». Его подсчеты выглядели так, что начальство вскоре отказалось от его услуг и отправило обратно на стройку. Работу его поручили мне. Здесь все казалось более реальным. Трехлетний план тоже вначале выглядел утопией, а потом выяснилось, что по техническому оборудованию и механизации он перевыполнен. С тем большим основанием можно было теперь планировать полную механизацию земляных работ и вертикального транспорта. Время, когда кирпич таскали на себе, отошло в прошлое.

Когда в отделе планирования решили, что помощники со строек больше не нужны, начальник отдела сказал мне:

– Оставайтесь у нас. Вы отлично поработали. Должно быть, у вас скрытый талант.