Остается вопрос – почему с окончанием двадцатого века мусульмане оказались вовлечены в намного большее [c.426] число актов межгруппового насилия, чем те, кто принадлежит другим цивилизациям? Всегда ли дело обстояло именно так? В прошлом христиане убивали своих собратьев-христиан и других людей, и число этих жертв было весьма значительно. Чтобы оценить предрасположенность к насилию у каждой цивилизации на протяжении истории, потребовалось бы обширное исследование. Здесь возможно следующее – определить возможные причины того, почему в настоящее время мусульманские группы прибегают к насилию, причем как в рамках ислама, так и за его границами. Затем нужно отделить причины, которые объясняют большую склонность к групповым конфликтам на протяжении истории, буде таковые существуют, от тех, которые объясняют такую тенденцию только для событий конца двадцатого века. Сразу напрашиваются шесть возможных причин. Три объясняют исключительно насилие между мусульманами и не-мусульманами, а еще тремя возможно объяснить как эти факты, так и насилие внутри ислама. Три причины объясняют только современную предрасположенность мусульман к насилию, в то время как три другие объясняют и историческое тяготение мусульман к насилию. Однако в случае, если такого тяготения все же не существует, эти предположительные причины, по всей вероятности, не объяснят современную тенденцию мусульман к межгрупповому насилию. Значит, последнее может быть объяснено только причинами, которые характерны для двадцатого века и которых не существовало в предыдущие столетия (таблица 10.4).
Во– первых, следует помнить, что ислам с самого начала был религией меча и что он прославляет военную доблесть. Истоки ислама -среди “воинственных племен бедуинов-кочевников”, и это “происхождение в среде насилия отпечаталось в фундаменте ислама. Самого Мухаммеда помнят как закаленного воина и умелого военачальника” . (Подобного нельзя сказать ни о Христе, ни о Будде.) Догматы ислама, как утверждается, предписывают войну против неверных, и когда первоначальная экспансия ислама со временем сошла на нет, мусульманские группы, вопреки религиозной доктрине, стали сражаться между собой. Соотношение фитна, или внутренних столкновений, и джихада коренным образом переменилось в пользу первого. Коран и прочие установления мусульманской веры содержат единичные запреты насилия, и в мусульманском учении и практике отсутствует концепция отказа от применения насилия.
Во– вторых, начиная с места его возникновения в Аравии, распространение ислама по Северной Африке и по большей части Среднего Востока, а позже и в Средней Азии, по Индостанскому полуострову и на Балканах приводило мусульман в тесный контакт со многими народами, которые были завоеваны и обращены, и наследие этого процесса сохраняется. После завоевания турками Балкан проживавшие в тамошних городах южные славяне часто переходили в ислам, в отличие от живших в деревнях крестьян, и таким образом возникло различие между боснийцами-мусульманами и православными сербами. Наоборот, экспансия Российской империи к Черному морю, на Кавказ, в Среднюю Азию, втянула ее в продолжающийся несколько веков конфликт с рядом мусульманских народов. Поддержка Западом, находившимся на вершине своего могущества, еврейского государства на Ближнем Востоке в противовес исламу заложила основу для непрекращающегося арабо-израильского противостояния. Таким образом, сухопутная мусульманская и не-мусульманская экспансии привели к [c.428] тому, что мусульмане и не-мусульмане живут по всей Евразии в тесном физическом соседстве друг с другом. Наоборот, морская экспансия Запада обычно не приводила западные народы к проживанию в территориальной близости с не-западными народами: либо правление ими осуществлялось из Европы, либо, за исключением случая с Южной Африкой, они фактически были истреблены западными поселенцами.
Третий возможный источник конфликта мусульмане – не-мусульмане заключается в том, что между ними существует некое отношение, которое один государственный деятель, говоря о собственной стране, назвал термином “не-перевариваемость”. Трудности, с которыми сталкиваются мусульманские страны в отношениях с не-мусульманскими меньшинствами, сопоставимы с теми проблемами, с которыми приходится иметь дело не-мусульманским странам в отношениях со своими мусульманскими меньшинствами. Ислам даже больше, чем христианство, – абсолютистское вероисповедание. Он соединяет вместе религию и политику и проводит четкую грань между теми, кто находится в дар ал-ислам, и теми, кто относится к дар ал-гарб. В результате последователи конфуцианства, буддисты, индуисты, западные христиане и христиане православные испытывают меньше трудностей, приспосабливаясь к совместной жизни друг с другом, чем те из них, кому приходится приспосабливаться к жизни с мусульманами. Этнические китайцы, например, являются экономически преобладающим меньшинством в большинстве стран Юго-Восточной Азии. Они успешно ассимилировались в обществах буддистского Таиланда и католических Филиппин; в этих странах практически не наблюдалось значительных случаев насилия, направленного против китайцев, со стороны большинства. Напротив, антикитайские беспорядки и/или акты насилия имели место в мусульманской Индонезии и в мусульманской Малайзии, и положение китайцев в этих странах остается потенциально взрывоопасным. [c.429]
Милитаризм, “неперевариваемость” и близкое соседство не-мусульманских групп являются постоянными характерными особенностями ислама и могли бы послужить для объяснения мусульманской конфликтогенности на протяжении истории. Три других, ограниченных во времени фактора могли бы в конце двадцатого века внести свою лепту в эту тенденцию. Одно объяснение, выдвинутое мусульманами, заключается в том, что западный империализм вкупе с зависимым положением мусульманских обществ в девятнадцатом и двадцатом столетиях породил представление о мусульманской военной и экономической слабости, а значит, способствовал тому, что не-исламские группы стали рассматривать мусульман как привлекательную цель. Согласно этому доводу, мусульмане являются жертвой широко распространенного предубеждения, сопоставимого с антисемитизмом, который исторически пронизывал западные общества. Мусульманские группы, такие как палестинцы, боснийцы, кашмирцы и чеченцы, утверждает Акбар Ахмед, все равно что “краснокожие, угнетенные группы, лишенные достоинства, загнанные в резервации, оторванные от унаследованных от предков земель” . Однако представление мусульман жертвами не объясняет конфликтов между мусульманским большинством и не-мусульманскими меньшинствами в таких странах, как Судан, Египет, Ирак и Индонезия.
Более убедительным фактором, объясняющим как внутриисламские конфликты, так и конфликты вне его границ, является отсутствие в исламе одной или нескольких стержневых стран. Защитники ислама часто утверждают, что западные политики ссылаются на существование некой руководящей силы, мобилизующей исламский мир и координирующей действия против Запада. Это воззрение ошибочно. Ислам является источником нестабильности в мире потому, что у него отсутствует доминантный центр. Государства, претендующие на роль лидеров ислама, такие, как Саудовская Аравия, Иран, Пакистан, Турция и, в потенциале, [c.430] Индонезия, соперничают между собой за влияние в мусульманском мире. Ни одно из них не занимает достаточно сильной позиции, чтобы вмешиваться в конфликты внутри границ ислама; и ни одно из них не способно выступать от лица всего ислама в конфликтах между мусульманскими и не-мусульманскими группами.
Наконец, что самое важное, демографический взрыв в мусульманских странах и значительная доля в общей численности населения мужчин в возрасте от пятнадцати до тридцати лет, зачастую не имеющих работы, является естественным источником нестабильности и насилия как внутри самого ислама, так и в отношении не-мусульман. Каковы бы ни были другие причины, одного этого фактора достаточно для объяснения мусульманского насилия в 1980-х и 1990-х годах. Старение поколения “слона в удаве” к третьему десятилетию двадцать первого века и экономическое развитие мусульманских стран, если и когда таковое произойдет, могли бы, следовательно, привести к существенному снижению тенденции мусульман к насилию, а значит, и к общему спаду в повторяемости и напряженности войн по линиям разломов. [c.431]
Примечания
Ни одно взятое в отдельности утверждение в моей статье, опубликованной в Foreign Affairs, не навлекло на меня больше критических стрел, чем это: “У ислама – кровавые границы”. Такую оценку я сделал на основе беглого обзора межцивилизационных конфликтов. Количественные данные, взятые из любого незаинтересованного источника, убедительно демонстрируют ее обоснованность.