Читать интересную книгу Золото Неаполя: Рассказы - Джузеппе Маротта

— Вы правы. Непонятно, зачем мы живем. Мы получим изобилие и достаток, но они будут бесполезны и ненужны. Астроном доктор Браун заявил на симпозиуме: «Звезды для нас уже не загадка. Мы знаем возраст Солнца: ему исполнилось четыре тысячи шестьсот миллионов лет».

Дон Фульвио и донна Джулия одновременно:

— А когда же исполнилось?

— Восемнадцатого марта прошлого года… ясно?

Дайте нам пошутить. Тут всё у нас не желает подчиняться высокомерной науке. Наука, которая вычисляет возраст Солнца, а не определяет, сколько лет стенам и лохмотьям Паллонетто; наука, которая наблюдает за Млечным Путем, а не за улицей Семирамиды или за Салита Экия, — эта наука вызывает у нас смех. Кому они рассказывают свои басни? Мы вспоминаем сказку про дона Сальваторе, а может, дона Винченцо, который принес доброму королю Фердинанду длинный моток веревки и сказал, что измерил буквально до одного сантиметра расстояние от Земли до Луны. «Молодец! — сказал Бурбон. — Но кто может поручиться, что это точно?» И дон Сальваторе, или же дон Винченцо ответил: «Если вы мне не верите, ваше величество, то проверьте сами». Черт возьми! Ночной сторож подмигивает и продолжает:

— После Брауна выступал некто Фурнао, он сказал: «Возьмите-ка устрицу. Как ей удается в воде построить свою раковину? А что делает трава на лугу?»

Донна Джулия зевает.

— Во имя Отца, Сына и Святого духа… Что делает? Растет.

Дон Вито Какаче:

— Тут вмешался профессор биологии Джеймс Боннер и сказал: «В будущем человек станет вегетарианцем. Мы откажемся от мяса».

Дон Леопольдо Индзерра грустно говорит:

— А к нам это относится? Я ел мясо в последний раз на пасху. Дорогие мои, давайте-ка напишем пару слов этому дону Джеймсу и в вежливой манере поставим его в известность, что будущее уже началось в Паллонетто сотни лет тому назад.

Это забавно. Мы прыскаем от смеха, словно взорвавшаяся бочка. Вот пробегает группа актеров-мимов, они присоединяются к нашему хохоту. И это вполне естественно: мы привыкли делиться друг с другом и горестью, и радостью, как делимся глотком воды и окурком сигареты. Наконец дон Вито успокоился и говорит:

— В заключение симпозиума профессор Джон Вейр сказал, что у нас не будет больше мошенников, а профессор Браун рассказывал о пикниках на Венере или Марсе; физиолог Герман Миллер поклялся: «Мы сможем провести селекцию среди людей, внося поправки в зародыш в материнском чреве либо прерывая его развитие, если он нас не устраивает».

Донна Джулия Капеццуто вздрагивает.

— Иисусе, Иосиф, святая Анна и Дева Мария! Недаром говорит неаполитанская пословица: «Сперва потряси мешок, тогда узнаешь, пыль в нем или мука!» Вот что я думаю… Любезный дон Вито, мы должны решить вопрос об этой науке, расставить все точки над i. Я хочу спросить вас: выходит, что если на земле и на небе всем будут заправлять американцы из этого симпозиума, то господь бог останется без работы и должен будет спокойненько уйти на пенсию, — так, что ли? Ответьте мне: храмы, часовни станут ненужными и бесполезными? Ритуальные шествия, фейерверки, фонарики, нищенствующие монахи, свечи, кадила, церковные облачения, епископы, папы — всё будет забыто? Нет, никогда этого не будет, дон Вито! Дон Фульвио, любой святой может простить нам грехи, но никто из них не потерпит неблагодарности и пренебрежения. Дон Леопольдо, да я плевать хотела на эту науку. Она не должна вмешиваться в материнское чрево! Души чистилища, да как можно такое позволить? Дитя — это весточка господа бога женщине, переданная самим ангелом, который сказал: «Богородице, дево, радуйся…» Как смеет наука вырывать у нее эту весть, читать ее, вмешиваться и вносить свои поправки? Дон Вито… ребенок… дитя… у меня его не было, но я ощущаю его в душе, уверяю вас, и через него говорю с богом!

Этого нам еще не хватало! Возбужденная и взволнованная донна Джулия откидывается назад и начинает рыдать. Тотчас донна Бриджида Какаче, тоже бездетная, роняет на пол тарелку, подбегает к донне Джулии, обнимает ее и разражается плачем. Из соседних полуподвалов сбегаются женщины и, не спрашивая ни о чем, выливают на донну Джулию и донну Бриджиду целые ведра слез. Нет на них хорошей палки! Ночной сторож покусывает усы и молчит. Представьте себя на нашем месте. Дон Леопольдо посвистывает, дон Фульвио почесывается. Внизу мы замечаем костыли Армандуччо Галеоты, который возвращается с родителями с набережной Санта-Лючия. В тазу у них опять одни креветки. Бам, бам, бам! Часы отбивают три пополудни. В это время пахнет тухлятиной: то ли это запах сушеной трески, то ли гнилых рожков, кто его знает. Куры шарахаются в стороны, испугавшись собственной тени. Вчера какая-то пугливая курица взлетела на несколько метров вверх. Можете себе представить, сколько было разговоров среди местных прорицателей. Да разве это уж так удивительно? Скажите, а кто отказался бы от крыльев сокола, чтобы улететь из Паллонетто?

Не губи свое счастье

Сегодня воскресенье, и мы спустились с улицы Паллонетто к морю. Оно расстилается у наших ног, как ковер во дворце какой-нибудь знатной особы. Сотни лет родное море омывало наш берег, потом его пядь за пядью начали оттеснять, чтобы построить набережную. Когда море вспоминает об этом, оно волнуется и шумит или, как сегодня, чуть слышно вздыхает. Я говорю о море, которое омывает мыс, где стоит замок Кастель-дель-Ово-аль-Молозильо, гордость всех жителей района Санта-Лючия.

Одному богу известно, как трудно было нам уговорить донну Джулию Капеццуто пойти к морю и забраться в рыбачью лодку семейства Галеота: вот она, бледная, молча сидит в лодке, словно на веки вечные покидает родину, ее мучат страх и угрызения совести: «Как это, Паллонетто, ты обойдешься тут без меня?» Армандуччо Галеота пристроился на веслах. Он гребет очень медленно, словно говорит: «Извините меня, синьоры волны, что я вынужден на минуту разлучить вас друг с другом».

Наши рыбачьи баркасы не слишком велики, зато очень крепкие. Когда скаредные святые случайно до отказа наполнят сети рыбой, баркасы становятся вместительными, как трансатлантические суда.

Итак, мы вшестером, не считая фляги настоящего вина из Авеллино и узелка с вяленой рыбой, по-королевски разместились в лодке. Предложил совершить эту незабываемую прогулку дон Вито Какаче: ему дали денежное вознаграждение и один день отпуска за то, что он в прошлую пятницу предотвратил кражу на улице Кьяйя. Дон Леопольдо Индзерра спрашивает у него:

— Сколько грабителей там было, если не секрет?

Ночной сторож с плохо скрываемой гордостью молодой мамаши говорит:

— Пятеро, вместе с тем, который стоял на стреме. У всех были ножи. Ни один не ушел.

Донна Джулия оживляется.

— Бедняги. Пять несчастных семей оплакивают своих отцов.

Ночной сторож подскакивает.

— Боже мой! Ведь кто-то должен был плакать: либо хозяйка ювелирного магазина, уступи она им свой сейф, либо я, если бы напоролся в темноте на нож, либо, как бог рассудил, эти канальи из Борго Сант-Антонио Абате.

Донна Джулия Капеццуто (с горечью):

— Ах, Борго Сант-Антонио Абате… Это, если не ошибаюсь, тоже своего рода Паллонетто.

Дон Вито Какаче (с раздражением):

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Донна Джулия, но как вы можете так говорить? Если бы мы уже выпили вино и съели вяленую рыбу, я бы вам сказал: побаловались да и разбежались в разные стороны.

Донна Джулия от раскаяния краснеет.

— Не сердитесь. Пусть все беды падут на мою голову. Лучше расскажите, есть ли хорошие новости в газете?

Ночной сторож ухмыляется.

— А то как же? Тут два десятка самоубийств. Винченцо Кастальди из Неаполя отравился пятью флаконами хинина, Джулиана Мессина из Рима застрелилась, Костантино Перандини прыгнул с моста Аричча, а с холма Джаниколо бросился вниз Альберто Ди Лоренцо, Оттарино Падован выбрал последний этаж своего дома, то же самое сделала Леттерия Ди Чикко, а Эрминия Този и Умберто Сидони отравились газом, Доменико Гранатьере повесился, Мария Вичини утопилась… почти все, бедняги, были молодыми людьми, но они не выдержали.

Дон Фульвио Кардилло крестится.

— Чего не выдержали?

Дон Вито Какаче:

— Ученые считают, на них плохо действует летний воздух.

Дон Леопольдо Индзерра (с раздражением):

— Да ну их! Я бы этим ученым набил морду, дон Вито! Как так? Разве впервые наступило лето? Ну-ка вдохните этот чистый воздух! Что вам вливается в легкие — отрава или бальзам?

Мы безропотно подчиняемся. Легкий морской бриз разносит запах водорослей, смолы, соли, аппетитного рагу тетушки Терезы, запах лака от грифа мандолины, запах мольбы и угроз — одним словом, запах жизни… это ветерок, пахнущий морскими моллюсками, который приподносит нам, как на блюде, сильная и волосатая рука: нате, вкушайте. Разве можно представить, что бедные самоубийцы в этом почерпнули желание и жажду смерти?