Бихару откликнулись дружным ревом, взмахнули мечами, а судья сказал:
— Если эти воины приходят из Куру, если Улаган думает, что никто не устоит перед этими воинами, значит, Куру должен быть разрушен!
— Да! — крикнул Огерн, увидев перед собой лицо умирающей Рил. — Куру должен быть разрушен, а вместе с ним Улаган!
Бихару вновь дружно взревели. Любое племя устрашилось бы, услышав призыв уничтожить бога, но все дело в том, что бихару не верили в то, что улины — боги! Они признавали, что улины сильнее людей, но ведь и верблюд сильнее человека, а бихару сумели приучить верблюдов — так почему бы не убить одного из улинов?
Когда часом позже племя покинуло оазис, Дариад ехал верхом на верблюде рядом с Манало, Огерном и Лукойо. Бихару мрачно и решительно следовали за ними, а среди них ехали клайя и Гракхинокс. Теперь их побаивались только верблюды.
Дариад, снова ставший самым обычным, не слишком уверенным в себе смертным, обернулся, посмотрел на свое племя и обратился к Огерну:
— Неужели я достоин их доверия?
— Достоин, — коротко отозвался Огерн, а юноша расправил плечи и устремил взгляд вперед. Кузнец-великан вдруг понял, что теперь вождем племени вместо мудрого судьи стал этот странный, кажущийся таким простачком юноша, и никому даже в голову не пришло с этим спорить!
Но когда караван добрался до края Песчаного моря, Манало подъехал к Дариаду и сказал ему:
— Спрячься в песках — спрячься, как умеют это делать те, кто родился в пустыне! Далеко-далеко, в глубинах Песчаного моря у меня назначена встреча, и мне нужно, чтобы над ней присутствовал хоть кто-то из людей, хотя я не могу никого заставить идти с собой.
— Если нужно, я пойду с тобой! — не задумываясь, воскликнул Дариад.
Манало улыбнулся так, что сомнений не было: сердце его согрелось. Мудрец положил руку на плечо юноши.
— Я знал, что ты так скажешь, и я благодарю тебя. Но мне важно знать, что ты здесь, что ты защитишь тех, кто будет уходить. Со мной пойдут только Огерн… Огерн и Лукойо.
Полуэльф в страхе уставился на мудреца, но судья проворчал:
— Да ничего там нет, в этом Песчаном море, мудрец, ты уж мне поверь, кроме проклятых развалин, которых боятся даже бихару! Молю тебя, не ходи туда, ибо ты умрешь от жажды еще до того, как доберешься до этого жуткого места!
Бихару согласно зашумели и стали уговаривать Манало не ходить дальше, но мудрец был непреклонен.
— Нет, — воскликнул он. — Мне непременно нужно идти. — Его лицо омрачилось. — Может быть, и впрямь там ничего нет, в этих песках, но тот, с кем у меня назначена встреча, будет ждать меня. Я должен идти. — Он обернулся к Огерну и Лукойо. — Если не хотите, можете не ходить со мной.
— Я хочу идти, — резко проговорил Огерн, а Лукойо только рот успел раскрыть.
Полуэльф, правда, тут же закрыл рот и заворчал, глядя на друга. Да кто он такой, этот Огерн, чтобы унижать его и выставлять трусом! На самом деле полуэльф собирался сказать, что идти с Манало он не хочет, но Огерн снова вылез вперед со своей дурацкой храбростью. Что теперь оставалось гордому Лукойо? Какая женщина посмотрит на него, если он теперь откажется?
— О, я тоже пойду, — проворчал полуэльф. — Но давай хоть верблюдов возьмем, Учитель!
— Будут вам и верблюды, и вода в дорогу, — сказал судья.
И несколько мгновений спустя три верблюда уже уносили Манало, Огерна и Лукойо вдаль, к Песчаному морю. Лукойо, правда, думал о том, что верблюды везут вперед бурдюки с водой и троицу непроходимых глупцов. За их спинами медленно садилось солнце.
Глава 26
В пути Манало попросил Огерна немного отстать от каравана и сказал ему:
— Огерн, пока я ходил по степи от края до края, пока предупреждал племена о грозящей опасности и рассказывал им о ее знаках, я видел повсюду признаки засухи. Теперь вожди племен знали, когда им выступить в поход, но чем дальше я шел к югу, тем суше становились земли, тем скуднее растительность, а потом и вовсе начались бесплодные пустыни, как та, где кочуют бихару.
— Они мне говорили, что пустыня надвигается, — отвечал Огерн, в душе поразившись тому, что за столь краткое время мудрец обошел столько земель. Ведь за эти несколько месяцев они с Лукойо только и успели, что добраться из земли бири в землю бихару.
— Пустыня действительно надвигается, — подтвердил Манало. — И если этому не положить конец, она поглотит все южные земли.
— Значит, это дело рук Улагана?
— Да, — ответил Манало.
В это мгновение Огерн уловил краешком глаза какое-то Движение. Он обернулся — никого.
— Может, у меня что-то с глазами, о мудрец, но мне все время что-то мерещится. Обернусь — все исчезает.
— С глазами у тебя все в порядке, — отозвался Манало.
Огерн снова встревожился за мудреца. Его обычно такое доброе и мягкое лицо теперь было бледным и суровым.
— Точно, все у тебя с глазами в порядке, — подключился к разговору Лукойо. — Я тут в дозоре стоял и видел, кто это. Это лев с человеческой головой — ну, если только у человека может быть двойная пасть с четырьмя рядами острющих зубов.
Манало кивнул:
— Этот зверь называется «мантикор», он обитает на открытых равнинах.
Огерн пугливо взглянул влево, и снова что-то промелькнуло и исчезло.
— Но что они делают тут, в пустыне?
— Да Улаган наверняка их за нами послал! — воскликнул, брызнув слюной, Лукойо и мрачно посмотрел по сторонам.
— Глаза у тебя зоркие, Лукойо, — сказал Манало. — Зоркие и быстрые. Но ты не бойся — мантикоры не нападут на нас до тех пор, пока мы не доберемся до цели.
— Откуда ты знаешь? — удивился полуэльф, но Манало коротко проговорил:
— Знаю.
— Но где наша цель? — спросил Огерн. — Куда мы едем.
— Это развалины посреди Песчаного моря, — отвечал Манало.
— Проклятые развалины? — уточнил Лукойо и в ужасе воззрился на мудреца. — Да они же нас прикончат!
— Нет, и никакие они не проклятые, — спокойно проговорил Манало. — Нам непременно нужно попасть туда. Если хочешь, можешь вернуться, Лукойо. Я не могу заставить тебя ехать со мной.
Лукойо уже был готов развернуть своего верблюда, но встретился взглядом с Огерном и, отвернувшись, пробормотал что-то себе под нос. Он с великаном кузнецом уже столько раз спасали друг другу жизнь, что теперь, если Огерн оставался, Лукойо уйти было нельзя.
Караван был в пути всего три дня, но жара уже стояла такая, что даже верблюды начали сдавать. Огерн предложил идти по ночам, но Манало отговорил его, предупредив, что созданиям Улагана легче напасть на путников под покровом мрака. Мудрец решил, что ехать они будут только ранним утром, а затем — от заката до сумерек. Когда разводили костер, Манало сыпал в огонь какие-то странные порошки и произносил непонятные слова, и Огерн, по обыкновению, запоминал эти слова на слух, хотя и не знал, что они означают. Что бы они ни значили, эти слова, какими бы порошками ни пользовался мудрец, но ни мантикоры, ни кто бы то ни было еще из обитателей пустыни к путникам не приближались. Время от времени Огерн слышал неподалеку от костра зловещие шаги, видел горящие глаза, но ни одна тварь не осмеливалась подойти поближе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});