поклонников, он прогонит её. Всё происходило потому, что Рома никак не мог добиться чего-либо заметного в жизни, был попросту слаб духом и нищ душой. Вот и завидовал всем, а заодно и подозревал всех в дурных поступках, не делая исключения даже для светлой и лёгкой Женечки. 
Вскоре он стал приходить домой «навеселе» – такое часто бывает с неудачниками. Евгеша терпела и переживала – именно тогда появилась и первая слеза в её глазах, а в смоляных волосах блеснула первая седина. Молча страдал и наш герой – только страдал от негодования – как может этот самовлюблённый бездарный пьяница-хозяин так мучить преданную ему прекрасную женщину, берегиню дома?
 Последней каплей гнева нашего героя стало очередное появление Ромы, дышащего винными парами. И когда хозяин заметил на крыльце огромный букет бордовых гладиолусов (всего-то пару минут назад подброшенных заботливым проказливым весельчаком для поднятия настроения хозяйки), глаза его налились злобной мутью и – о боже! – он замахнулся на Жеку. Такого не могло стерпеть даже деревянное сердце.
 «Надо тебя проучить!» – мелькнула безрассудная мысль, и двумя штакетинами он крепко огрел безмозглого ревнивца, отчего привел Рому в настоящую ярость. Хозяин выхватил спички, чиркнул и поднёс загоревшуюся к старому, высохшему забору, который заполыхал сразу – лето выдалось жаркое и сухое.
 Может быть, Роману показалось, что из шипящих, танцующих языков высокого пламени знакомая озорная рожица, уже превращаясь в головешки и пепел, прошептала:
 «Не обижай Женечку, береги, она же любит тебя – выдающегося дурака-ревнивца! И кто теперь будет защищать её и радовать цветами?»
 Верно люди говорят, что иногда необходимо ударом «поставить мозги на место», но с того момента Рому словно подменили.
 Недолго пришлось ему просить прощения – золотое сердце певуньи Евгеши было на редкость отходчивым. И вскоре они вдвоем стали часто проводить время в любимом саду, за которым Рома стал ухаживать с невероятным рвением, на диво и зависть соседям и владельцам коттеджей выращивая потрясающей красоты цветы, первые бутоны которых он дарил своей ненаглядной.
 Он оставил работу в автосервисе, зато во славу Женечки через несколько лет стал выдающимся селекционером и флористом. Но никто, даже из близкого круга, не догадывался, почему он вдруг восстановил старый заборный штакетник и разрисовал его забавными, вечно ухмыляющимися рожицами – все думали, какая-то странная блажь пришла на ум знаменитому садовнику. И хотя все они были абсолютно разными и ничуть не походили на первую, та, ради которой Рома старался – всё оценила, поняла и была очень довольна.
   Поросёнок
  Жила-была свинка, у которой на месте носика был маленький пятачок и хвостик тоже был маленький, крючочком. А она очень мечтала прославиться, да так, чтобы о ней написали длинную-предлинную сказку и чтобы хвостик у неё был как пушистый длинный хвост лисы, а нос такой длинный, как хобот у слона.
 Но тогда это была бы совсем другая сказка.
 А у неё всё было, как положено маленькой свинке: маленький хвостик крючочком и симпатичный розовый маленький пятачок на месте носика.
 Славный маленький поросёнок.
 Вот потому и сказка у меня получилась короткая, маленькая.
   Михаил Чикин
    Родился 22 ноября 1947 года в деревне Сухая Орлица Орловского района Орловской области. В 1965 году окончил школу № 25 г. Орла. В 1968 году окончил Благовещенское танковое командное училище. В 1982 году – Орловский государственный пединститут по специальности «Учитель истории и обществоведения средней школы». В 1997 году-Орловскую региональную академию госслуж-бы при Президенте РФ. Полковник в отставке. Кандидат социологических наук. Пенсионер.
   О прыще и лекаре
 Сказка
    В тридевятом как-то царстве,
 В тридесятом государстве,
 У Правителя, в дворце,
 Прыщик вздулся на лице…
 Что же делать, Божья Мать?
 Надо ж лекаря позвать.
   Поднялся тут шум и крик,
 Долго царь ждать не привык:
 – Где тот лекарь, подлый раб, —
 Громче всех кричал Зураб.
 Нету лекаря, пропал,
 Прыщ сильней вздуваться стал.
   Главный вышел тут магистр:
 – Кто над лекарем министр?
 Все кричат: – Зураб, Зураб,
 От него сей подлый раб,
 То Зураб всё запустил,
 Лекарей всех распустил.
   Это он по неуменью
 Изменял здравоохраненье,
 И теперь хоть за сто тыщ
 Не сыскать, кто смажет прыщ.
 А живот вдруг заболит —
 Где найдётся Айболит?
   Кто наложит нам повязку
 На разорванную связку?
 Ну а если – перелом…
 Что, тогда совсем разгром?
 Но Зураб стоял, молчал,
 А народ сильней кричал.
   – Это что ж Зураб придумал,
 Чем тогда он только думал?
 Что же это за леченье,
 Не леченье, а мученье,
 Зураб, видно, одичал, —
 У крыльца народ кричал.
   Всё сильней народный ропот,
 Слышны стали свист и топот
 И угрозы полетели:
 – Как бы мы все не слетели
 С понасиженных сих мест,
 Царь, – угроза, вот те крест.
   Царь-надёжа испугался,
 На Зураба заругался:
 – Как такое получилось?
 Почему беда случилась?
 Что, напыжившись, стоишь,
 Ты лечить, что ль, будешь прыщ?
   Что ж, иди, Зураб, лечи
 И награду получи,
 Ты ж над лекарем глава,
 А не то с плеч голова! —
 Царь сказал ему сурово
 Грозное царёво слово.
   Бедный тут Зураб взмолился,
 На колени повалился,
 Мол, напасти в докторах,
 Из-за них он терпит страх.
 Стал челом об землю бить,
 Царя милости просить:
   – Я не лекарь, лекарь – раб,
 Я ж министр над ним – Зураб,
 Ты, Правитель, сам чудачил,
 Что меня над ним назначил.
 Я министром быть могу,
 А в прыщах я – ни гу-гу.
   Царь мой батюшка, прости,
 Ты расправ не допусти,
 Я ж вовек то не забуду
 И министром мудрым буду.
 Чем хошь буду управлять
 И тебя всем прославлять.
   Пусть хоть кто: миллионеры
 Или те же пенсионеры,
 В нищих всех я превращу,
 С сумой по миру пущу.
 Прыщ – он тьфу!