Читать интересную книгу Новый Мир ( № 2 2012) - Новый Мир Новый Мир

И наконец, деревенская проза в России — что-то вроде экзотики: слишком велик разрыв с остальным культурным контекстом. У нас такой пропасти нет: у огромного количества горожан сельские корни не оборваны, а те, кто таких корней не имеет, в сельской среде не ощущают себя пришельцами из иной культуры. Массовая (индустриальная) урбанизация у нас — дело сравнительно недавнее, вместе с тем украинская традиционная культура в значительной степени была урбанизирована уже на ранних этапах (XV — XVII века). Многие столетия переходной ступенью между селом и городом были местечки, густо покрывавшие всю территорию страны. Достаточно сказать, что с XIV по XVIII век около полутора сотен городов и городков Украины получили магдебургское право!

Пожалуй, если взглянуть на русскую литературу рубежа XX — XXI веков, интонационно к украинской прозе «живой истории» ближе всего «роман-идиллия» Александра Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» — светлое, в общем-то, повествование о страшной эпохе, даже финал которого («И все они умерли») не подводит безжалостную черту. Может быть, «Букер десятилетия», врученный роману, как раз и свидетельствует о потребности наконец-то осознать историю не как череду трагических разрывов, а как связь и память.

Мы назвали только некоторые, наиболее показательные украинские тексты о «живой истории» — на деле их куда больше. Так и происходит: коллективным усилием, из множества частных и местных историй создается единая Украина — не только в пространстве, но и во времени.

[29] Герой Роберта Говарда был, помимо прочего, гетманом козаков «с реки Запорожки» (Zaporoska river).

[30] П у ш к и н  А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. М. — Л., 1949, стр. 535.

[31] В англоязычной традиции разделение это проводится и терминологически. «Уэверли» для Скотта — novel, но «Айвенго» — romance .

[32] «Уликовая парадигма» Карло Гинзбурга «ориентирует познающего субъекта на выработку в себе чувствительности к звукам и запахам, к индивидуальным случаям и ситуациям, к незначащим, на первый взгляд, документам и на умение с помощью этих улик „дешифровать реальность”. Уликовая парадигма, таким образом, как индивидуализирующее знание, всегда антропоцентрична и этноцентрична» (К у к а р ц е в а  М. Комментарии. — М е г и л л  А. Историческая эпистемология. М., 2007, стр. 464 — 479).

[33] См. «Сны о минувшем» — «Татьяна Кохановская, Михаил Назаренко: Украинский вектор» («Новый мир», 2011, № 6).

[34] См. также: Б а к  Д. Карпатский блюз с перцем и кровью. — «Новый мир», 2008, № 12.

[35] <http://www.mariamatios.com.ua/zm/nterv_yu/nterv_yu1> .

[36]   <http://www.mariamatios.com.ua/ru/smi/press-konferencii> (пер. Т. К., М. Н.).

[37]   <http://www . mariamatios.com.ua/zm/nterv_yul>.

[38] В двуязычном издании «Солодка Даруся / Даруся сладкая» (Л., 2010).

[39] Всего один пример, связанный с культурными реалиями: «от Рождества до Рождества» — совсем не то же, что «вiд РЁздва до РЁздва». В России Рождество окрашено «постперестроечными» ассоциациями и связано скорее с образом Санта-Клауса, чем с колядками, тогда как «РЁздво» — и христианская мистерия, и точка, обозначающая начало и конец вечного годового круговорота жизни (причем речь не только о сельском мировосприятии), и даже часть украинства как такового.

[40] С этим явлением сопоставимы, если обращаться к русским аналогам, скорее «оттепельные» повести Солженицына, рассказы Варлама Шаламова или более поздний «Тяжелый песок» Анатолия Рыбакова; применительно к современности — повести и романы Маргариты Хемлин, воскрешающие «запретную» в позднее советское время «еврейскую» тему. (Прим. ред.)

[41] <http://www.mariamatios.com.ua/zm/nterv_yu/nterv_yu_bondarev> (пер. Т. К., М. Н.).

[42] <http://www.mariamatios.com.ua/zm/nterv_yu/nterv_yu1> .

[43] Пер. Т. К., М. Н.

[44] <http://www.mariamatios.com.ua/zm/nterv_yu/nterv_yu_bondarev> (пер. Т. К., М. Н.).

[45] <http://koronatsiya.com/nash-novini> (пер. Т. К., М. Н.).

[46] <http://www.mariamatios.com.ua/zm/nterv_yu/nterv_yu_bondarev> (пер.Т.К., М.Н.) .

МАРИЯ ГАЛИНА: ФАНТАСТИКА/ФУТУРОЛОГИЯ

В 2008 году в издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга «Веселые человечки. Культурные герои советского детства» (сб. статей, сост. и ред. М. Липовецкий, М. Майофис, И. Кукулин). Так вот, муми-троллей там нет. И не потому, что в советском детстве не было муми-троллей — по крайней мере «Муми-тролль и комета» в 1967-м и «Шляпа волшебника» в 1976 году в переводах В. Смирнова выходили. А потому, что я была среди тех, кому составители предлагали написать о муми-троллях, но по какой-то причине не смогла выкроить на это время. И до сих пор чувствую свою вину.

Теперь появился повод ее загладить.

Дело в том, что в 2010 году московское издательство Zangavar объявило о выходе на русском языке пятитомника «Муми-тролли. Полное собрание комиксов». Аннотация гласит: «…немногие знают, что в 1954 году Туве Янссон приняла предложение крупнейшей на тот момент газеты в мире, лондонской Evening News , начать публикацию авторских комиксов о муми-троллях. Их читали 20 миллионов человек ежедневно более чем в 40 странах на протяжении 20 лет...» Все сказанное — правда, хотя на самом деле сама Туве Янссон, шведская художница и писательница (в 2014 году со дня ее рождения исполнится 100 лет, представляю, какой бум будет по этому поводу!), рисовала для The London Evening News комиксы о муми-троллях лишь с 1953 по 1959 год. Затем, до 1970-го, истории рисовал уже ее брат, Ларс Янссон.

В 2010 году вышел первый, в 2011-м — второй том пятитомника. Первый достать уже невозможно, второй практически разошелся, третий обещается к выходу в этом году.

Вообще-то знаменитые муми-тролли и начинались как герои карикатур и комиксов — впервые карикатура с изображением муми-тролля была опубликована в финском журнале Garm в 1940 году, а первая повесть о них — «Маленькие тролли и большое наводнение» — только в 1945-м. Повесть эта, честно говоря, самая неудачная из цикла (всего, вместе с ней, книг о муми-троллях девять) — герои еще как бы недооформлены. Это прекрасно видно и по авторским иллюстрациям. Так, у муми-тролля узенькая мордочка, такое как бы чуточку рыбье рыльце, и голова по отношению к телу меньше, чем на более поздних рисунках. (Известно, что популярные герои детских книг, комиксов и фильмов большеголовы и пузатеньки, то есть с выраженными младенческими пропорциями — Микки-Маус в свое время проделал ту же эволюцию от остромордого и малоголового юркого взрослого мыша до большеголового, лопоухого и коротконогого мышонка [47] .) Во второй книге — «Муми-тролль и комета» — Муми-тролль и остальные персонажи, в том числе милейшая Муми-мама, уже такие, каких мы знаем. К тому же тут появляется женская анима муми-тролля — фрекен Снорк.

Комиксы, надо сказать, от книжных сюжетов заметно отличаются — уже хотя бы потому, что предназначены для взрослых. Муми-мама, поддавшись на уговоры новой соседки-перфекционистки, нанимает домработницу, у которой тяжелые комплексы, и при помощи веселого семейства изживает она эти комплексы точно согласно рекомендациям тогдашних психологов (мол, чтобы снять «зажатость», надо сделать что-то совсем уж невероятное, и домработница бежит в полицию, чтобы признаться в выдуманном убийстве). Фрекен Снорк и еще одно воплощение муми-тролльской женственности — Мюмла — влюбляются в красавца спортсмена и соперничают из-за него, а спортсмена, похоже, женщины совсем не интересуют… Муми-папа вдруг понимает, что семья ему постыла, уходит в отрыв и вместе с мерзким, похожим на кляксу Вонючкой гонит самогон и устраивает подпольную распивочную… И так далее.

Тем не менее в комиксах сохраняется то, что сделало книги о муми-троллях привлекательными для миллионов читателей, — узнаваемые типажи и архетипические ситуации, которые разрешаются, ко всеобщему облегчению, скажем так, правильно . Муми-маме удалось испортить домработницу для ее же блага, и теперь та вместе с Муми-мамой весело вытряхивает половичок, а заодно подбрасывает на нем, как на батуте, тоже излечившуюся от комплексов свою собачку. Муми-папа, побузив (видимо, кризис среднего возраста), возвращается в семью, потому что в семье лучше, а Муми-мама совсем-совсем не грызет его из-за краткого побега на волю. Мюмла и фрекен Снорк, посоперничав за сердце прекрасного спортсмена, остаются лучшими подругами, и так далее…