24. VII. 41. Четверг.
Мутный день. Ночью много спал.
Третий раз бомбардировали Москву. Это совсем ново для нее!
Газеты, радио — все брехня. Одно ясно — пока «не так склалось, як ждалось».
29. VII. 41. Вторник.
Вчера купался. Зеленая, чистая, довольно крупная волна. И опять, опять изумление: ничего нигде во всем городе — куска хлеба не купишь. Выпил на голодный желудок крохотную бутылочку лимонного сока.
Вчера и сегодня все время читал первый том рассказов Алешки Толстого. Талантлив и в них, но часто городит чепуху как пьяный. […]
2. VIII. 41.
Серо, ветер, после полудня дождь от времени до времени. […]
Вере, с которой вчера дошел до Грасса, после Cannes было плохо. Худеет и стареет ужасно.
Опять, опять перечитал за последние 2 дня 1-й том «Войны и мира». Кажется, особенно удивительна первая часть этого тома.
3. VIII. 41. Воскр.
Был с М. и Г. у Самойловых. Очень сытный завтрак. Ел с дикарской мыслью побольше наесться.
Читал 1 книгу «Тихого Дона» Шолохова. Талантлив, но нет словечка в простоте. И очень груб в реализме. Очень трудно читать от этого с вывертами языка с множеством местных слов.
С утра хмурилось. Потом солнце, но с тучами. Было душно, чувствовал себя тупым и слабым.
В газетах все то же и вся та же брехня. […]
6. VIII. 41.
Сейчас 3 часа, очень горячее солнце. Юг неба в белесой дымке, над горами на востоке кремовые, розоватые облака, красивые и неясные, тоже в мути. Там всегда моя сладкая мука. […]
7. VIII. 41. Четверг.
С утра нечто похожее на утро начала русской осени — небольшая свежесть в воздухе, горьковатый запах дыма, легкий туман в долине.
Днем совсем распогодилось, но прохладн. ветер.
Немецкая большая сводка: чудовищные потери русских людьми и воен. материалом. «Полная победа» немцев.
10. VIII. 41.
Был с Б. в J. les Pins. Взял 1000 фр. у Левина.
На солнце зной, в тени почти холодн. ветер. Опять дивился красоте залива, цветистости всего.
По немецк. сообщениям положение русских без меры ужасно.
Уже 2 воскресенья нет почты по утрам: воскресная доставка запрещена правительством.
З. был у Тюкова. Вернулся в восторге, в страшной бодрости. Ничего не поймешь!
Русские уже второй раз бомбардировали Берлин.
Что-то оч. важное решается в Виши.
[Из записей Веры Николаевны:]
11 августа.
[…] Ян все последнее время очень мил и нежен со мной, заботлив. Уступил свой сахар, сливочное масло. Перестал — не сглазить — упрекать меня за траты, а ведь почти все неприятности были из-за этого. С Леней они, слава Богу, в мирных отношениях. Третьего дня за прогулкой он хвалил мне его. […]
[Бунин:]
12.8.41.
Погода все последнее время все таки неважная. Солнце, облака, ветер с востока. Печет — и прохладный ветер. «Politique Bulgare. Mot d'ordre: lutter contre le bolchevisme!»
Страна за страной отличается в лживости, в холопстве. Двадцать четыре года не «боролись» — наконец-то продрали глаза. А когда ко мне прибежал на Belvêdère сумасшедший Раскольников с беременной женой (бывший большевицкий посланник в Болгарии), она с восторгом рассказывала, как колыбель их первенца тонула в цветах от царя Бориса. […]
Вести с русских фронтов продолжаю вырезывать и собирать.
Кончил «La porte êtroite» Gide'a. Начало понравилось, дальше пошло что-то удивительно длинное, скучнейшее, совершенно невразумительное. […]
«Москва под ударом» Белого:
— За сквером просером пыл ел тротуар… — Там алашали… — Пхамкал, и пхымкал… — Протух в мерзи… — Рукач и глупач… И так написана вся книга.
Да, не оглядывайся назад — превратишься в соленый столп! Не засматривайся в прошлое!
Шестой (т. е. четвертый) час, ровно шумит дождь, сплошь серое небо уже слилось вдали с затуманенной долиной. И будто близки сумерки.
Семь часов, за окнами уже сплошное, ровное серое, тихо и ровно шумит дождь. Уже надо было зажечь электричество.
22. 8. 41. Пятница.
В прошлую пятницу (15, католическое Успенье) был в Cannes. Уже не помню, купался ли. Возвратясь, шел домой, сидел, смотрел на горы над Ниццей — был прекраснейший вечер, горы были неясны, в своей вечной неподвижности и будто бы молчаливости, задумчивости, будто бы таящей в себе сон, воспоминания всего прошлого человеческой средиземной истории.
Прочел в этот вечер русское сообщение: «мы оставили Николаев». […]
Рузвельт сказал, что, если будет нужно, война будет и в 44 году.
Сейчас (около полудня) газета: итальянск. газеты пишут, что война будет длиться 10 лет! Идиотизм или запугивание? Да, Херсон взят (по нем. сообщению), Гомель тоже (рус. сообщение).
Война в России длится уже 62-ой день (нынче).
Олеандры в нынеш. году цветут у нас (да и всюду) беднее — цвет мельче, реже. И уже множество цветов почернело, пожухло и свалилось.
Как нарочно, перечитываю 3-й т. «В[ойны] и м[ира]», — Бородино, оставление Москвы.
Ветер с востока, за горами облака, дует, довольно прохл. в приоткр. окна. Но в общем солнечно.
24. 8. 41. Воскр.
Вчера Cannes, купался. Никого не видал.
Юбочки, легкие, коротенькие, цветистые, по старинному простые, женств., которые носят нынешнее лето. Стучат дерев. сандалиями.
Немцы пишут, что убили русских уже более 5 миллионов.
С неделю тому назад немцы объясняли невероятно-ожесточенное сопротивление русских тем, что эта война не то, что во Франции, в Бельгии и т. д., где имелось дело с людьми, имеющими «I'intelligence», — что в России война идет с дикарями, не дорожащими жизнью, бесчувственными к смерти. Румыны вчера объяснили иначе — тем, что «красные» идут на смерть «под револьверами жидов-комиссаров». Нынче румыны говорят, что не смотря на все их победы, война будет «непредвиденно долгая и жестокая».
Днем нынче было соверш. палящее солнце — настоящий провансальский день.
28. 8. 41. Четверг.
Был Andrê Gide. Оч. приятное впечатл. Тонок, умен — и вдруг: Tolstoy — asiatique. В восторге от Пастернака (как от человека — «это он мне открыл глаза на настоящ. положение в России»; восхищ. Сологубом.
Вечером известие, что Персия сдалась.
Вчера: ранен Лаваль (на записи волонтеров франц., идущих воевать с немцами на Россию). […]
Gide видел Горького, но в гробу.
В Париже выдается литр вина на человека на целую неделю.
30. 8. 41. Суб.
С утра солнце, потом небо замутилось, совсем прохладно. Ночью ломило темя и трепетало сердце — опять пил на ночь (самод. водку)!
Взят Ревель. […]
Кончил вчера вторую книгу «Тихого Дона». Все таки он хам, плебей. И опять я испытал возврат ненависти к большевизму.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});