Эстер хотела уж было выйти на веранду и в самом деле посмотреть в мутные глаза Преснелла, но звук, донесшийся оттуда, заставил ее застыть на месте. Потом она осторожно выглянула наружу.
Наверное, ружье с самого начала стояло на веранде, просто пьяный Преснелл его не замечал. Теперь не заметить ружья было невозможно: Кевин держал его в руках. Ствол был направлен Преснеллу прямо в лоб.
Эстер стояла под дверью, боясь пошевелиться. Кровь текла по ее ногам, но она этого не замечала.
Холодно и коротко лязгнул затвор.
– Эй, эй, ты что, свихнулся? – заорал Преснелл.
– Ты сейчас очень медленно повернешься и пойдешь к воротам. Не оглядываясь. Если ты оглянешься хоть раз, я выстрелю. Если после того, как ты уйдешь, к моей жене явится с подобными обвинениями еще хоть кто-нибудь, неважно, трезвый или пьяный, я найду тебя, где бы ты ни был, и пристрелю. Ты все понял, Преснелл?
Эстер увидела, что Преснелл попытался присесть на корточки. Ствол ружья тоже опустился ниже, оставаясь на уровне его лба.
– Тебе черт ворожит, Давенпорт! – сквозь зубы процедил Преснелл. – Или ты только притворяешься слепым?
Он медленно повернулся спиной и пошел к воротам, почти не покачиваясь, – видно, протрезвел от страха.
Когда он скрылся за воротами, Кевин опустил ружье.
– Зачем ты встала? – сказал он. – У тебя сегодня такой счастливый день, тебе совсем ни к чему слушать пьяные глупости.
– Конечно, у нас сегодня счастливый день, – сказала Эстер. – Пойдем, милый мой муж. Выпьем за здоровье нашей дочки.
Глава 21
Снег в Москве все еще шел.
Может, он вообще не прекращался на то время, когда Алиса уезжала. А может, она и не уезжала вовсе – так ей казалось, когда она шла по бульвару у Чистых Прудов. Снег бесконечно падал с неба и лежал над прудами высокой шапкой, его медленные свитки разворачивались поверх невидимой подо льдом воды.
Алиса вышла из такси, не доехав до Кривоколенного переулка. Ей нужно было немного пройтись пешком. Не то чтобы подумать, но как-то… собраться с собою.
Она не знала, что будет делать, если Тим снова скажет, чтобы она не вмешивалась в его жизнь.
Но ничего делать не пришлось. Его не было дома.
Алиса спустилась с последнего этажа вниз, постояла у подъезда, задрав голову, посмотрела на окна башенки. Зимним утром светлело поздно, и, если бы Тим был дома, в окнах горел бы свет. Но они были темны.
Будь Алиса в обычном здравом состоянии своего ума, она, конечно, нашла бы внятные объяснения тому, почему в его окнах нет света. Утром в будний день он на работе, или вышел в магазин, или просто спит, ведь еще совсем рано, даже улицы пустынны… Но ум ее был в смятении, и все эти объяснения ей в голову не приходили.
«Его нет, его не будет».
Необъясненная обида, из-за которой они расстались, была так нелепа, что и должна была привести к необратимым последствиям. Алиса не знала в этом занесенном снегом городе, во всей этой бескрайней стране ни одного человека, которого могла бы спросить о Тиме. Была, правда, Вера, но она мелькнула как фейерверк и исчезла.
Вообще-то Алисе не привыкать было к пространствам бескрайним и пустынным. Она родилась в таком пространстве – в Техасе его было в избытке. Но сейчас, не в степи, а в большом городе, в мегаполисе, стоя у стены дома, который люди осмысленно и гармонично построили еще лет двести, наверное, назад, она чувствовала себя беспомощным листком, который случайно и не в срок оторвался от своей ветки и несется вот теперь по долгому простору без смысла и цели.
Жизнь без Тима не имела смысла и цели, и что толку было теперь думать, почему так получилось? Это было для Алисы очевидно, вот и все.
Она качнулась от стены, намереваясь идти, непонятно, правда, куда.
И увидела Тима. Он шел по краю дороги – тротуары были засыпаны снегом, сейчас, утром, его еще не успели расчистить. Его высокая, немного сутулая фигура одна темнела в недальней перспективе улицы. Снег падал и падал, и он шел по дороге вслед за снегом.
Алиса стояла у стены под башенкой и смотрела на него.
Ей было страшно. Сейчас он подойдет, заметит ее, окинет равнодушным взглядом… Может, спросит: «А ты что здесь делаешь?» И что она ответит тогда, и что будет делать, если это окажется так?
Невозможность формировать мир другого человека по собственному образу и подобию была мучительна. Но иначе мира – вот такого, какой он есть, с пестротой в две краски, с алым крапом форели во влаге ледяной, – такого мира просто не существовало бы.
Тим поднял голову и увидел Алису. То есть, конечно, он просто заметил какую-то темную фигуру у своего подъезда: лампочка над входом перегорела, и рассмотреть, кто именно там стоит, было невозможно. Или все-таки рассмотрел?
Он остановился посреди улицы, замер, но не оттого замер, что вглядывался в утренний полумрак, а от какого-то сильного и прямого чувства. Он стоял так мгновение, не больше, а потом пошел вперед, все ускоряя шаг. А потом побежал вперед, и, когда Алиса сделала всего один маленький шажок ему навстречу, то он налетел на нее со всего разгону.
Они ударились друг о друга, да так и застыли, будто примагнитились. Они стояли так очень долго и что-то слушали друг в друге. Потом Тим поднял руки и коснулся Алисиных плеч. Она склонила голову и уткнулась носом в его плечо.
И тут он наконец обнял ее так, как хотело все его тело, как весь он хотел, как она почувствовала это в нем в ту минуту, когда увидела его в недальней перспективе улицы, а почему почувствовала, непонятно!
Он обнял ее широко, тесно, сильно, так, что весь мир в его волшебной пестроте и разнообразии уместился в кольце его рук, не утратив при этом ни одной своей краски, ни одного чувства, которые составляли силу мира и его чудо.
В полумраке московской улицы мир сиял и переливался всеми своими странами, континентами, планетами, солнечными лучами, звездной пылью, глубокой водою океанов и свежим блеском скал после дождя. Весь он уместился в один долгий поцелуй.
– У тебя губы замерзли, – сказал Тим. – Ты давно здесь стоишь?
– А у тебя горячие, – сказала Алиса. – Ты давно по улицам ходишь?
– Да что про меня думать, я же вообще не мерзну. Пойдем домой скорее.
Он в самом деле был как заколдованный. Снег таял у него на голове мгновенно. Не выпуская Алису из объятий, он открыл у нее за спиной дверь подъезда.
– Я чуть не свихнулся, Алис. Если бы ты не приехала…
– Что тогда было бы?
– Не знаю. – Он улыбнулся. – Ну что было бы? Видимо, в самолет. Тебя в Нью-Йорке разыскивать.
– А куда ты утром уходил?
– Да никуда. Голову хотел охладить. Надо же было подумать, как тебя теперь найти.
– Я не покупала тебе микроволновку. И обогреватель тоже.