Читать интересную книгу История Беларуси - Митрофан Довнар-Запольский

В Могилевской губ. наблюдается то же явление весьма небрежного удобрения почвы. Урожай здесь очень низкий: для озимого — сам 2, для ярового — сам 4. В неурожайные годы хлеб подвозится с юга, но вообще урожай не вполне покрывал потребление. Очень подробное наблюдение о крестьянском хозяйстве дает нам один из авторов начала 40-х годов, лично изучивший хозяйство Витебской губ.

Сельское хозяйство Витебской губ. характеризуется не только бедностью почвы, но и весьма небрежной ее подготовкой. Удобрение производилось в весьма ограниченном количестве по недостатку скота и хороших семян. Поля засеивались семенами вместе с сорными травами. Тощее зерно, брошенное в тощую почву, давало слабый урожай, в 3–3 1/2 зерна, а иногда земледелец выручал только посев. Крестьяне редко обеспечивали себя урожаем до нового года и должны были обращаться к помещикам. В Витебской губ. пахали лошадьми. Лошади были слабосильными, соха с малыми лемехами, борона деревянная. Соха не столько подымала землю, сколько скребла ее, сдирая верхний покров ее. Посев был довольно густой: на десятину ржи 1 четверть, овса — 2 + 1/2 четверти, ячменя 1–1/2 четверть.

Как мы уже говорили, крестьянская запашка не давала достаточного количества хлеба для прокормления крестьян. В 40-х годах для Витебской губ. недостаток хлеба исчислялся в 300 тыс. четвертей при весьма скудной норме. Недостаток хлеба покрывался частью картофелем, которого крестьянские поля давали 266 тыс. четв[ертей], остальное или недоеданьем или вспоможеньем от помещиков. Конечно, при таких условиях малейший неурожай ставил крестьянство перед проблемой голода.

Сельское хозяйство не обеспечивало крестьянина Белоруссии. Лето и весну он проводил на пашне. Зима же уходила на подспорные заработки. Главным таким заработком был извоз, затем рубка дров, заготовка лесных материалов, добывание дубовой коры. Многие плотничали, отправлялись в города или к пристаням, где они строили барки, струги, шкуты, затем — пилка леса, выделывание гонта. В 1848 г. в Ригу на судах прошло 25 тыс. рабочих. Это все белорусы, большей частью Витебской губ. Белорусы были известны как грабари. Они отправлялись артелями, с топором и заступом, в убогом наряде, иногда за сотни верст в поисках работы.

В условиях натурально-хозяйственного быта деревенский ремесленник имел большое значение. Преобладал ремесленник по дереву, делавший несложную деревянную посуду: ложки, миски, тарелки, кадки, ведра, колеса, сани.

Тягость экономических бедствий тяжело отражалась на физической и моральной структуре населения. Прежде всего белорус производил невыгодное впечатление своей структурой на великорусского наблюдателя. Это были люди сложеньем тела слабосильные, тощие. Один наблюдатель 40-х годов говорит, что белорусы «заслуживают сожаленья, склонность к пьянству, праздности и недостаточно развитые понятия о собственности делают их ленивыми, наклонными к воровству, хитрыми, лицемерными, трусливыми». В то же время это существо безропотное и покорное. Это, конечно, естественное последствие тяжелого крестьянского состояния.

Материальное состояние могилевских крестьян было очень плачевное. Оно было несколько лучше, по словам одного наблюдателя, только у великорусских помещиков. Сами крестьяне лишены были импульсов в развитии потребностей, «полагая, что они, как лично, так и все принадлежащее им имущество, есть собственность помещиков, они не только [не] заботятся о приобретении необходимейших для жизни потребностей, но по необыкновенной беспечности о завтрашнем дне, предаются бродяжничеству и пьянству, одному только наслаждению жизнью, которое они знают».

Оказывается, что большинство крестьян этой губернии в течение 8-ми месяцев находится на иждивении помещиков. По издавна принятому обычаю, помещик отпускает по 2 гарнца муки в неделю взрослому рабочему и по гарнцу малолетнему. Пресный хлеб, наскоро спеченный из муки или из картофеля, болтушка из муки или картофеля без всякой заправы — нередко даже и без соли, — вот обычная пища бедного крестьянина.

И другой наблюдатель, описывающий витебских крестьян в таких же мрачных чертах, характеризует белорусского крестьянина. Это — рабочий, отличающийся вялостью в работе и, тем не менее, могущий хорошо работать, однако у подрядчика по найму, а не у помещика. Это — крестьянин, с детства преданный пьянству, привыкший к простой и грубой пище. Он живет в курной избе, ест хлеб пополам с мякиной, к этому прибавляет овощи. Положение крестьянина трудное, он стремится и свою работу сделать и заработать по найму, но только он успеет сжать и обмолотить рожь, как к нему являются заимодавцы, которые требуют уплату долга за взятые крестьянином водку, сельди и соль. Когда эти долги уплачены, крестьянин должен отдавать долги помещичьему двору, где он зимой брал хлеб. Затем появляются в деревнях скупщики остатков того же хлеба и выменивают эти остатки на водку и соль. В результате крестьянин вскоре оказывается опять без хлеба и опять ему приходится должать.

Было бы весьма ошибочным думать, что отзывы выше приведенных авторов навеяны либерализмом, свойственным той эпохе. В данном случае, к сожалению, это не так. О том же и иногда в таких же словах говорит и тогдашняя великорусская администрация, черствая и привыкшая видеть бедною и угнетенною крестьянскую массу. Даже сам Николай I, проезжая в 1850 г. из Бобруйска в Брест, содрогнулся при виде несчастных халуп, похожих на свинушники, в которых даже животные не могли жить. Местные администраторы знали это, о чем мало были осведомлены до сих пор исследователи и что сохранили, конечно, в значительной части нам архивы. Недавно появилась статья М. Мелешки в журнале «Полымя». Оказывается, что длинный ряд помещиков чрезвычайно жестко обращался с крестьянами и до следователей доходили жалобы об ужасном материальном положении крестьянства. Один следователь, напр., пишет об одном имении Мозырского уезда, что крестьяне по несколько недель ничего не едят; с наступлением весны они собирают щавель и крапиву, варят их в горшках и этим поддерживают свои силы. Некоторые получали от двора по одному гарнцу жита в месяц, смешивали его с мякиной, лузгой, макухой. Не раз крестьяне доходили до губернатора; при всех трудностях жалоб даже у губернатора содрогалось сердце от ужасного вида этих голодных людей. Вообще вымогательства помещиков принимали угрожающие размеры. Об отдельных случаях администраторы сообщали в центр редко, но не щадили красок в такие моменты нар[одного] хоз[яйства], когда губернии были посещаемы обычным для них бедствием — неурожаем. Ужасы этих описаний таковы, что пред ними бледнеют описания народных голодовок, известные в других местах России.

В 1815 г. гродненский губернатор докладывал, что положение губернии оказывается очень трудным. 9/10 помещиков не имеют хлеба и покупают его для своих крестьян. Витебский губернатор тогда же сообщал, что жители довольствуются мякинным хлебом. И это не был год особенно сильного неурожая. В начале 20-х годов Белоруссию подряд посещают несколько раз неурожаи. Некоторые губернаторы, ввиду переживаемых населением ужасов, даже имели гражданское мужество прибегнуть к старому петровскому закону и реквизировать хлеб у тех помещиков, у которых были излишки, для раздачи нуждающимся. Появилась масса нищих, ряд смертных случаев от голода. В Витебской и Могилевской губ. насчитывалось до 600 т[ыс.] крестьян, необеспеченных хлебом. Здесь крестьяне «ели березовую кору, смешанную с мякиной, вредные для здоровья коренья». В Гродненской губ. крестьяне питались кашей из пучков орехового дерева и другими суррогатами. По тогдашнему закону, в голодное время помещики обязаны были кормить своих крестьян. Этот закон в действительности никогда не исполнялся. Но когда правительство давало помещикам ссуды на прокорм крестьян, то легко догадаться, что эти ссуды попадали в большей мере в карманы помещиков. Голод 1822 г. вызвал ряд мероприятий, свойственных тогдашнему русскому правительству. Учрежден был в Петербурге особый Западный комитет, в котором много говорилось о бедственном положении белорусских крестьян, но более или менее действительной помощи оказано не было. В комитете мечтали о необходимости определить повинности крестьян, ибо комитет наконец дошел до мысли, что неопределенность повинностей, т. е. иными словами их непомерный размер, служит главной причиной упадка благосостояния крестьян. Поговорили о том, что следовало бы брать в опеку разоренные тяжелыми повинностями имения, или даже продавать имения таких помещиков. Но все эти меры показались самовольем членам комитета, весьма радикальным. Дело кончилось льготами помещикам.

Но интересно, что не только в центре, но и в провинции власти усердствовали в измышлении проектов о том, как помочь крестьянскому горю. Особенно любопытны старания белорусского генерал-губернатора кн[язя] Хованского.