Эрика Казимировна объясняет мне, как найти квартирную хозяйку Бироте Луге, у которой снимал комнату Цой: „Вы на машине? Записывайте: поселок Плиеньцемс, дом Зелтини. А там нет нумерации домов, просто скажите таксисту „Дом Зелтини“, он найдет. Или вам покажут местные, спросите, там все знают“. Прощаясь, фотографирую хозяйку кабинета. „Да меня-то зачем, не надо!“ – вдруг смущается она.
<…> Минут через двадцать мы уже въезжаем в поселок. Янис, высунувшись из окошка, спрашивает по-латышски у прохожего про „Зелтини“.
Тот машет рукой по направлению движения машины, поясняя про отделку из желтого песчаника. Отсюда и название. Подъезжаем. На солнце дом действительно отливает золотом. У калитки почтовый ящик с надписью „Zeltini“. Вхожу во двор. Дверь в дом закрыта. Обхожу дом вокруг. Еще одна дверь. Тоже закрыта. Заинтересовавшиеся мной соседи объясняют, что Бироте – на работе, на рыбоперерабатывающей фабрике. Сажусь, едем. На краю поселка длинное одноэтажное здание. Перед ним – ворота с распахнутыми дверями, в которые мы и заезжаем. Вхожу и иду искать начальника. Найдя, объясняю, что нужна его работница Бироте Луге, для чего мы фактически из Москвы и приперлись.
Он сочувственно кивает и проводит меня в цех прямо к рабочему месту Бироте. Она перебирает свежую рыбу. „Вот журналисты к тебе из Москвы приехали. Можешь идти домой“, – говорит начальник. Та быстро и как-то стыдливо вытирает руки, снимает фартук, и мы выходим на улицу. В машину Бироте сесть категорически отказывается, уверяя, что дойдет и так. Мы ждем ее у калитки. В доме несколько комнат. Мы садимся в гостиной. Хозяйка плохо говорит по-русски, и нас здорово выручает таксист Янис, вызвавшийся быть переводчиком. „А он что, известным музыкантом был?“
„Виктора я узнала через его подругу Наталью. Она сюда уже десять лет каждое лето приезжает, еще со своим первым мужем. А последние три года с Виктором. Иногда они Витиного сына с собой брали, Сашу. Обычно на три месяца приезжали – с июня по сентябрь. Отдыхали как? Ну, в лес ходили за грибами, всем семейством. В бадминтон играли. На скейте катались. На рыбалку он еще частенько ездил, Сашку часто с собой брал. Нет, рыбы не много привозил, он не рыбак был. Говорил, для удовольствия ловит. И что в шумной Москве так хорошо не отдохнешь, каждый раз повторял. Море очень любил, вон оно – за домом, за соснами – уже берег. Часто с Натальей туда ходили, купались. Ел что? Да ничего особенного, что было. Да, помидоры очень любил!“
„Да я с ним особо и не общалась. Только когда он спрашивал, что где взять можно. Вино хорошее всегда в подарок привозил. А сам почти не пил, за весь вечер, может, только рюмочку-другую, и то, по настроению. В тот день, накануне, он вообще к вину не притрагивался. А за столом что-то засиделись, заговорились, и легли уже поздно. Утром, часов в пять, он собрался на рыбалку, хотел Сашку взять с собой, да тот умаялся, он и пожалел его будить. Один уехал… „Москвич“ свой очень любил, очень он ему нравился, он же его только три месяца назад купил“. Спрашиваю о том, какую музыку он слушал последнее время. „Даже не знаю. Я в ней не разбираюсь, крутилось у него что-то на магнитофоне в его комнате. Иногда сам на гитаре что-то наигрывал, напевал. Нет, фотографий его у меня нет. Вы? Мне подарите? Спасибо. А он что, известным музыкантом был?“
Прощаемся с Бироте и едем на место аварии. „Это у хутора Таутопниеке, там всего один дом и есть“, – говорит Янис. „Минут пятнадцать отсюда, если на машине“. Едем. Наконец шоссе резко сворачивает влево. Сразу за поворотом – мост через реку Тайтопу. На мосту уже висят самодельные плакаты и постеры с изображением Цоя, всякие ленточки и „фенечки“. В центре у ограждения стоит трехлитровая банка с цветами. Вокруг тоже цветы, прямо на асфальте.
…Я отправляюсь к одинокому дому. На мой голос выходит хозяйка. Это Антонина Ивановна Урбане. Она рассказывает: „Я ехала следом за этим „Икарусом“, тоже на автобусе. Меня водитель согласился подвезти до дома. Он все время впереди нас был. Он пустой ехал, только из ремонта. Только на несколько секунд за поворотом скрылся. Подъезжаем, а там уже все – „Икарус“ передними колесами в речке стоит, и машина легковая, вся искореженная, посреди дороги. Водитель „Икаруса“ еще даже не успел из-за руля вылезти – в шоке был. Ну, я послала своего внука Колю Звонникова, он на лето погостить приезжает, „cкорую“ и милицию вызвать. Первая „скорая“ приехала, потом милиция. Врачи того парня из машины доставали, его там зажало. Это без двадцати двенадцать было“.
С правой стороны моста видны выбитые „Икарусом“ из оградительных ограждений куски бетона, висящие на арматуре. В речке – следы от колес автобуса. С другой стороны моста тоже есть выщербленный сбоку столбик, – тот, в который врезался „Москвич“. Посередине дороги – здоровая кривая царапина длиной метра три – смявшись от страшного удара, ее прочертил кардан цоевской машины. Мы садимся в такси. „Теперь куда?“ – спрашивает Янис. „Хорошо бы тот автобус найти. Это автопредприятие № 29, знаете где?“ – говорю я.
„Я же там работаю, а автобус этот у нас в парке стоит, он, по-моему, еще на линию и не выходил!“ Едем посреди коридора корабельных сосен. Затем слева начинают мелькать озера. На каком-то одном из них и закидывал Цой свои удочки. Во дворе автопарка мы подъезжаем к тому самому „Икарусу“. Водителя нет, ушел на обед, и когда придет, не известно. Я фотографирую автобус и возвращаюсь в машину. „Хорошо бы саму машину Цоя найти!“ – говорю я. „А чего ее искать, она у нашего начальника в боксе стоит, он ее оттуда и забирал!“
Едем к начальнику.
Конопиев Сергей Алексеевич, узнав о цели визита, расплылся в хитрой улыбке: „Надо же, ото всех прячу, никому не говорю, а вы как-то узнали. Вы первый, кто меня нашел. Я ее в свой бокс поставил, и то узнали! Ладно, пойдем – покажу. Машины никто не касался. Там я только удочки забрал, вот они у меня в кабинете стоят, и несколько рыбешек в багажнике было, я их выкинул, все равно испортятся. Сфотографировать машину? Это я не знаю, это надо у родных разрешения спрашивать!“ – говорит он и звонит в Ленинград – Марьяне. Ее нет дома.
Родители Цоя, Валентина Васильевна и Роберт Максимович, явно удивлены звонком из Тукумса с просьбой о фотосъемке машины. „Машина оформлена на Марьяну, Виктор водил по доверенности, Марьяне и решать, а мы здесь решать не можем“.
…Сергей Алексеевич открывает гараж, в котором стоит разбитый „Москвич“ Виктора Цоя…
Как говорят автомеханики, „машина восстановлению не подлежит“. Перед автомобиля похож на гармошку: крышка капота сложилась вдвое, так же вздыбилась и крыша. Передние кресла вдавились в заднее сиденье…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});