Читать интересную книгу Молот ведьм - Константин Образцов

Подробности напугали не меньше, чем ночные видения.

Ни один из хозяев земли, на которой стояла больница, и домов, что там строились, не владел этим местом дольше нескольких лет. Еще до застройки острова, сменившего имя с Вороньей Глуши на Аптекарский, совсем рядом располагалось временное кладбище Петропавловского собора: там хоронили усопших во время весенней и осенней распутицы, когда отсутствие постоянных мостов не позволяло переправить тела в центральную часть Петербурга. Позже землю кладбища отдали под огороды, а сейчас на их месте стояла детская психиатрическая клиника, что примыкала вплотную к мрачным стенам бывшего диспансера. Неподалеку была дача Аллеров, где проводил свои дни погрузившийся в безумие Батюшков. С начала XIX столетия участок земли постоянно переходил от владельца к владельцу. После того, как последний из них разорился, в пятидесятых годах позапрошлого века тут открыли увеселительное заведение под названием «Вилла Боргезе»: ресторация, варьете, оркестр из сорока шести человек под управлением дирижера – итальянца, а на втором этаже нумера для интимных свиданий. Через три года пожар уничтожил злачное место, но оно возродилось из пепла под именем «Бриллиантовой Виллы», где пели цыгане с тирольцами; еще через год сменило хозяина и переименовалось в «Кафе Шантан», потом в «Ассамблею», «Хуторок» и «Минувшее время», пока наконец тут не выстроили каменный дом – тот, что стоял и поныне. Два купца, открывшие в нем богадельню для разоренных ремесленников, видимо, знали, с чем придется иметь дело, и в здании богадельни была устроена домовая церковь. Вилла Боргезе притихла почти на полсотни лет, пока большевистская власть не осквернила святыни и не поместила на трех этажах приют для беспризорников и малолетних бандитов. В годы войны там был госпиталь, а потом, еще на полвека – туберкулезный диспансер. Видимо то, что с древних времен живет в этом месте, устраивало такое соседство.

История последних лет особенно впечатляла. Лет десять назад неизвестный инвестор перевез за собственные средства туберкулезный диспансер подальше, на берег залива, и выкупил здание у городских властей под создание ресторанного комплекса. Но у Виллы Боргезе были другие взгляды на этот проект. Четыре года работы почти не велись, бригады строителей появлялись и исчезали поспешно, даже не успев очистить внутренние помещения от мебели и бумаг, оставшихся от диспансера. В конце концов инвестор вернул опустевшее здание городу. Три года назад заявку на реконструкцию Виллы подала Прокуратура – организация, которой уж точно нет дела до мистических тайн и историй. Ветшающий дом обнесли забором, заколотили входы и выходы, и… вновь ничего. После второго пожара подряд и панического бегства третьей по счету бригады строителей, и Прокуратура сочла за благо отказаться от затеи обжить Виллу.

Здание осталось предоставлено времени, ветру, бродягам и тому, что жило тут испокон века.

Изучение исторических справок не только не помогло, но погрузило Каина в еще большее уныние. Пролистывая беспорядочно страницы старых городских новостей, он наткнулся на заметку прошлого года о пожаре в его старом доме: центр, проходные дворы, затрудненный подъезд для спасателей, в результате – обрушение перекрытий и кровли. Подробности той страшной ночи помнились смутно, как будто сквозь сон или транс: дым, заполнивший коридор, крики «Пожар!», выстрелы, а потом – рыдающий на плече сосед Федот Зельц – санитар – некрофил, оплакивавший погибшую в пламени давно уже неживую возлюбленную…

Стоп. Каин вздрогнул. Что-то в воспоминаниях показалось ему важным. Так, еще раз: вот валит дым, он сам то ли спит, то ли в трансе, кто-то кричит и выстрелы…

Вспомнил!

Художник едва не хлопнул ладонью по лбу. Ну конечно! Тот человек, что приходил к ним в квартиру раза два или три: высокий, худой, с интересом слушавший разговоры Каина об искусстве и очень внимательно рассматривавший картины. Он представился похоронным агентом, но Каин слышал, как в коротком разговоре с соседом, тем самым Зельцем, человек произнес аббревиатуру ФСБ. Да, художник подслушивал тогда под дверью: надеялся, что за Зельцем пришли полицейские, арестовать за некрофильские фокусы. Как же звали того человека? Художник напряг память. Гронский! Точно! Имя так и не вспомнилось, но это было неважно. И это его голос он слышал во время пожара, и выстрелы…вот, кто ему нужен! Знакомый из ФСБ! Конечно, он вспомнит художника – некрореалиста. И поможет спасти Богомаза.

Каин не давал себе осознать, сколь зыбка была привидевшаяся возможность и какими по-детски наивными выглядели надежды. Но как найти Гронского? Может быть, Зельц что-то знает?

Каин поспешил в общежитие и принялся рыться в старых, чудом спасенных из горящей квартиры бумагах. Их было немного, но между потрепанным паспортом и медицинской картой из психиатрической клиники нашлась записная книжка в кожаной мягкой обложке. Старая школа – записывать номера от руки. Он нашел номер мобильника Зельца и позвонил.

Соседа тот, конечно, узнал, но на вопрос среагировал нервно.

– Не знаю его и знать не хочу, – пробубнил Зельц угрюмо. – Лучше бы и не встречал никогда. Из-за него все мои беды. С работы уволили по его милости, да и пожар тот, уверен, тоже он учинил. Прощайте.

Каин закричал.

– Ну хорошо, – подумав, ответил бывший сосед. – Если уж Вам, Иван Арнольдович, так приспичило, подскажу номер женщины, которая с этим типом точно знакома. Мы раньше работали вместе. Назарова Алина Сергеевна, судебно-медицинский эксперт.

Каин дрожащей рукой записал продиктованные цифры. На улице вечерело. Подступала сонливость. Нужно было спешить. Кто знает, переживет ли он эту ночь.

Художник набрал семь цифр и ждал, машинально подпевая гудкам. Трубку долго не брали, пока наконец женский голос как будто издалека не ответил:

– Назарова слушает.

Каин почувствовал, что у него перехватило дыхание.

– Я слушаю, говорите!

Он откашлялся.

– Алина Сергеевна, здравствуйте. Меня зовут Иван Арнольдович Каин, я художник. Не уверен, что мое имя Вам что-нибудь говорит…

– Почему же, – ответила женщина, чуть помолчав. – Припоминаю. Какое у Вас ко мне дело?

Глава 25

12 апреля 20… года.

Как бы человек не планировал, как ни просчитывал каждый свой шаг, продумывая возможные трудности в реализации задуманного и способы справиться с непредвиденным, как бы ни был уверен в том, что учел все варианты развития событий – все равно наступает день, когда приходиться убедиться в том, что всего предусмотреть невозможно, и хитроумная конструкция плана рушится в тартарары под влиянием того, что принято называть волей случая. Помните, я говорил, что мне везет? Теперь моя уверенность в этом поколебалась.

Но обо всем по порядку.

Встреча с полицейским патрулем в дачном поселке все изменила. Дело было даже не в страхе, нет. Прозвучит странно, но ко мне внезапно впервые пришло осознание серьезности и реальности ситуации. До этого все, что я делал, было как будто только между мной и теми, чьи тела я оставлял рядом с пустующими домами в дачных поселках. Внешний мир не имел к этому отношения. Конечно, разумом я понимал, что меня ищут: в конце концов, я же сам звонил в полицию и сообщал, где искать труп! Я говорил, что «снова сделал их работу», оставлял таблички с надписью «ВЕДЬМА», но все это было как будто бы не по-настоящему. Увидев в дачном поселке патрульный автомобиль, я ощутил нечто подобное тому, что может испытать человек, в шутку дразнящий большое и опасное животное, когда оно вдруг разворачивается, смотрит налитыми кровью глазами и бежит на него, сотрясая землю яростной поступью и оскалив клыки. Вольно или невольно, но я бросил вызов невероятно огромной, мощной системе, и теперь убедился, что этот вызов принят. А еще, как ни странно, возникло чувство некоей неловкости за то, что десятки, а то и сотни людей теперь занимаются поисками моей скромной персоны. Я всегда считал себя человеком деликатным и не любил беспокоить других. Наверняка у полицейских нашлись бы заботы и поважнее, чем гоняться за мной, а теперь получалось, что я их отвлекаю. Нехорошо как-то.

Но дело есть дело, и сегодня я твердо намеревался снова добавить всем беспокойства.

Очевидно, что мне нужен был новый план. С использованием чужих старых дач было покончено; впрочем, недели через две – три с этим в любом случае пришлось бы завязать: весна уже добралась до середины, и в поселках стало бы слишком многолюдно и оживленно. Оставался лес.

В самом углу кладовой я отыскал старую армейскую палатку, которую приобрел для охотничьих вылазок с друзьями лет двадцать назад – когда и ружье – с какого-то военного склада, разворованного, согласно веяниям тогдашнего времени. Солдатская классика: большая, добротная конструкция из металлических стоек и брезента защитного цвета, весом чуть менее сорока килограммов, площадью с небольшую гостиную в дачном доме и высотой в центральной части больше двух метров. Проводить допрос ведьмы, ощущая спиной открытое пространство леса вокруг, я не хотел, а палатка вполне годилась в качестве камеры для дознаний. Да и крики будет хоть немного, но глушить, что тоже весьма актуально. Палатка была летняя, без пола, но я и не собирался в ней спать, а напротив – заниматься тяжелым физическим трудом. К тому же, внутри я был намерен установить некий источник тепла, необходимый, правда, для иных целей, нежели отопление моего импровизированного рабочего места.