Но больше всего удовольствия доставила Леони встреча со странствующим фотографом на площади Перу. Лицо его скрывалось под плотной темной материей, а ящик камеры держался на паучьих ногах деревянного треножника. Фотограф приехал из студии в Тулузе с заданием запечатлеть жизнь горских селений и маленьких городков для потомства. Он уже побывал в Ренн-ле-Шато, Куизе и Кустоссе. После Ренн-ле-Бен он собирался двинуться в Эсперазу и Кийян.
— Можно? На память об этих местах? — Леони потянула Анатоля за рукав. — Пожалуйста. Это будет подарок для маман!
Она сама удивилась, когда на глазах у нее выступили слезы. Впервые с тех пор, как Анатоль отправил на почту письмо, Леони поймала себя на сентиментальных мыслях о матери.
Наверно, Анатоль заметил ее переживания и уступил. Он уселся посередине в старое металлическое кресло, качавшееся на камнях мостовой, положил поперек колен трость, а на нее — шляпу. Изольда, элегантная в своем темном жакете и юбке, встала позади слева, положив обтянутые черным шелком пальцы ему на плечо. Леони, которой очень к лицу был рыжий прогулочный жакет с медными пуговками и бархатной отделкой, встала справа и улыбнулась прямо в камеру.
— Ну вот, — сказала Леони, когда снимок был сделан, — теперь мы навсегда запомним этот день.
Перед отъездом из городка Анатоль совершил свое обычное паломничество в почтовую контору, а Леони, желая убедиться, что Одрик Бальярд действительно в отъезде, дошла до его скромного жилища. В кармане у нее лежал листок с нотами, захваченный из часовни, и она твердо решила показать его старику. Кроме того, ей хотелось поведать ему о начатой серии акварелей, повторяющих картины на стенах апсиды.
И расспросить о слухах, связанных с Домейн-де-ла-Кад…
Изольда терпеливо ждала, пока Леони стучалась в голубую дощатую дверь, как будто надеялась усилием воли притянуть к себе мсье Бальярда. Все окна в доме были закрыты ставнями, а цветы на подоконниках укутаны фланелью в предвидении скорых осенних заморозков. Дом казался спящим и, судя по всему, не ждал скорого возвращения хозяина.
Она опять постучала.
При взгляде на закрытый дом ей с новой силой вспомнилось предостережение мсье Бальярда: не возвращаться в часовню и не пытаться самой отыскать карты. Хотя Леони провела рядом с ним всего один вечер, девушка целиком доверяла старику. И теперь, стоя перед так и не открывшейся дверью, подумала, как хорошо бы рассказать ему, что она послушалась его советов.
Почти послушалась…
Она не ходила той лесной тропинкой. Она не старалась что-нибудь еще узнать. Правда, она не вернула в библиотеку дядину книгу, но и не заглядывала в нее, почти и не открывала с того первого раза. И теперь, как ни раздосадовал ее отъезд мсье Бальярда, она тем тверже решила соблюдать его наставления. У нее даже мелькнула мысль, что нарушить их было бы небезопасно.
Леони повернулась и взяла Изольду под руку.
Через полчаса, вернувшись в Домейн-де-ла-Кад, Леони забежала в уголок под лестницей и спрятала ноты в тумбу-табуретку, под потрепанной копией «Хорошо темперированного клавира» Баха. Теперь ей казалось важным, что за все время, что ноты были у нее, она ни разу не попыталась сыграть их.
В ту ночь, задувая лампу у себя в спальне, Леони впервые пожалела, что сразу не вернула «Таро» в библиотеку. Она словно чувствовала присутствие книги в своей комнатке, под мотками ниток и лоскутками. В голову лезли мысли о дьяволе, о детях, похищенных из своих кроваток, о знаках на земле и камнях, говоривших как будто о неком злом создании, рыщущем на свободе. Посреди долгой ночи она испуганно проснулась: ей вдруг почудилось, будто восемь карт Таро обступают ее. Она зажгла свечу и обратила призраков в бегство. Она не позволит им притянуть ее обратно.
Ведь теперь Леони до конца поняла смысл предостережения Одрика Бальярда. Духи этих мест подкрались близко, чтобы завладеть ею. Она больше не даст им такой возможности.
Глава 54
Мягкая погода продержалась до вторника 20 октября. Темное, как пушечный чугун, небо низко надвинулось на горизонт. Сырой непроглядный туман объял имение ледяными пальцами. Деревья казались смутными силуэтами. Вода озера пошла рябью. Кусты можжевельника и рододендронов корчились под порывами юго-западного ветра.
Леони порадовалась, что Анатоль успел поохотиться с Шарлем Денарно раньше, чем зачастили дожди. Он отправился на охоту с коричневым кожаным патронташем, повесив на плечо одолженное приятелем ружье, блестя на солнце пряжками снаряжения. Ближе к вечеру он возвратился домой со связкой лесных голубей, разгоряченный вольным ветром и азартом, а глаза блестели восторгом.
Выглядывая в окно, Леони подумала, что сегодня охотничья вылазка оказалась бы куда менее приятной.
После завтрака она ушла в утреннюю комнату и устроилась на кушетке со сборником рассказов мадам Олифант, доставленным почтой из деревни. Она слышала, как открылась парадная дверь, слышала неразборчивые голоса, а потом по плиткам холла простучали каблучки служанки. Для Изольды подходило самое хлопотливое время года. Приближалось 11 ноября, день святого Мартина. В этот день следовало подавать отчеты и, в некоторых случаях, требовать выселения арендаторов. Изольда объяснила девушке, что в этот день устанавливается рента арендаторов на будущий год, и она, как хозяйка имения, твердо решила исполнить свой долг. Он состоял большей частью в том, чтобы выслушивать управляющего имением и поступать согласно его советам, а не принимать решения единолично, однако последние два утра и эти обязанности удерживали ее в кабинете.
Леони опустила глаза на книгу и стала читать дальше.
Через несколько минут она услышала разговор на повышенных тонах, а затем непривычный звук звонка из кабинета. Озадаченная, Леони отложила книгу и, в одних чулках пробежав через комнату, приоткрыла дверь. В щелочку она успела увидеть, как Анатоль прыжками пронесся по лестнице и скрылся за дверью кабинета.
— Анатоль! — крикнула она вслед брату. — Что-то из Парижа?
Но тот, очевидно, не расслышал, и дверь за ним с шумом захлопнулась.
Как странно и необычно…
Леони выждала еще минуту, с любопытством подглядывая в щелку у косяка в надежде увидеть брата, но больше ничего необычного не происходило, и она, устав, покинула свой наблюдательный пост и вернулась на кушетку. Прошло пять минут, десять. Леони читала, но мыслями была далеко от книги.
В одиннадцать часов Мариета внесла в утреннюю комнату поднос с кофе и поставила его на стол. На подносе, как обычно, стояли три чашки.