Читать интересную книгу Риф Скорпион (Сборник) - Артур Омре

У меня на лице выступил пот. Я поднял пистолет, направил его прямо в переносицу Баркли, между насмешливыми карими глазами, и снял его с предохранителя. Рука у меня сильно дрожала, «пушка» прямо-таки ходуном ходила. Стоит мне сейчас мягко нажать на спусковой крючок, и у меня будет только один противник. Он холодно наблюдал за мной. Интересно, хоть какой-то страх он испытывает? У него, похоже, нет никаких слабостей.

Палец на спусковом крючке напрягся. Вообще каждая мышца была напряжена до звона, до боли. Мне ведь все равно, что с ней случится, говорил я себе. И ругательски ругал ее про себя за то, что она жива, за то, что она здесь.

— Джордж, — тихо позвал Баркли.

Я вдруг почувствовал во всем теле жуткую слабость. И отдал ему пистолет.

— Чего? — спросил Барфилд, появляясь на лесенке, ведущей в каюту.

— Ничего, спи спокойно, старина, — ответил Баркли. Я закурил. Руки у меня тряслись.

— Надеюсь, теперь ясно, что и как, — проворковал Баркли.

Он хотел, чтобы я осознал, что бессмысленно нападать на одного из них и отбирать у него пистолет, ведь второй при этом никуда не денется, и она будет у него в руках. Что он за человек? Он знает обо мне такое, чего я сам не знаю. Я презираю ее, может быть, даже ненавижу. Своей ложью она сломала мне жизнь. Меня просто трясет от презрения, когда я думаю о ней. И все же он знал, что, угрожая расправится с ней, надежно связывает мне руки.

Ясно, говорит? Ничего мне не ясно.

— Не стоит расстраиваться, — сказал Баркли. — На войне, в шахматах и, скажем, в теннисе принято пользоваться слабостями противника. Прием этот стар как мир. А она великолепно подходит на роль носителя. Видная дама.

— На роль носителя!

— Да, говоря медицинским языком, она — носитель вируса уязвимости, вызывающего патологические состояния. Видите ли, привязанность к другому человеку — все равно как открытая рана, стоит только тронуть легонько и вызовешь жуткую боль. Попытайтесь представить себе футболиста, который вышел играть, волоча за собой, как одиннадцатифутовый шлейф, обнаженные нервы солнечного сплетения. Не очень-то удобно. Правда? Зато соперникам это на руку, особенно если силы примерно равны.

— Черт с ней, с миссис Маколи, — сказал я.

— Простите мне мою болтливость. Как выйду в море, сразу начинаю философствовать, особенно когда под парусом. Глупая привычка.

— Как вы собираетесь с ней поступить, когда найдете самолет?

— По правде говоря, старина, я об этом не думал. И поскольку, по вашим словам, нам обоим безразлично, что с ней будет, к чему рассуждать на эту тему? Чудесная ночь, правда? Вам нравится Суинберн?

— Это мы уже проходили, — сказал я. — Что натворил Маколи?

— Он пытался украсть у нас, можно даже сказать, украл бриллианты стоимостью семьсот пятьдесят тысяч долларов.

Сумма не имела для меня значения. Что двадцать баксов, что миллиард — мне все равно. Так вот что они с Маколи не поделили! Они-то знали, за что бьются, а меня, простачка, просто вытолкнули на линию огня и раздолбали за здорово живешь.

Ветер дул почти точно с траверза. Время от времени волны захлестывали палубу, немного воды попало и на кокпит. Баркли здорово управлялся с яхтой. У рулевого похуже кокпит был бы уже весь залит. Я нагнулся и снова принялся прикуривать, закрывая огонек зажигалки ладонями от ветра. При этом я посмотрел на него. Он задумчиво глядел на компас. Это был самый удивительный человек из всех, кого мне приходилось встречать. Даже если бы мы провели остаток своих дней вдвоем на этой яхте, я все равно не смог бы его понять. Холодный, равнодушный, лишенный всякой совести, он был почти симпатичен мне. Чем, сам не знаю.

— Поскольку вы занимаетесь спасательными работами, — продолжал он, — наверное, помните «Шетланд Куин».

Я удивленно взглянул на него.

— Конечно, помню, — говорю.

«Шетланд Куин» попал прошлой осенью в шторм в тропиках. У него был поврежден руль, и он налетел на риф где-то у северной оконечности банки Кампече. Вроде бы его унесло волнами с рифа, но пробоины ниже ватерлинии были настолько серьезны, что через несколько часов он затонул. Команда спаслась. Судно лежало на глубине десять морских саженей, и страховая компания наняла людей спасать ту часть груза, которая не была повреждена. Они подняли какое-то оборудование да несколько тысяч ящиков виски, которые почему-то совсем не пострадали.

— Значит, тогда ваши бриллианты затонули в первый раз, — сказал я. — А при чем тут Маколи?

Не успел я произнести эти слова, как сам стал догадываться, как было дело. Страховая компания, работы по подъему грузов. Тут она не солгала. Он действительно работал в компании, страхующей суда и морские перевозки.

— Правильно, — сказал он. — Они были на борту «Шетланд Куин». Но… — Тут он поднял на меня глаза и улыбнулся, блеснув зубами в тусклом свете пакгаузного фонаря. — Так случилось — наверное, по недоразумению, — что они не были указаны ни в транспортной накладной, ни в таможенной декларации. Они находились в банках с какао, которые были отгружены в Голландии на адрес небольшой новоорлеанской экспортно-импортной фирмы. Это самый дешевый способ перевозить алмазы, вот только не ясно, что делать, случись что с кораблем. А в данном случае это как раз и произошло. Помнится, какао было застраховано на сумму не то двести, не то триста долларов. Представляете, что было бы, если бы мы стали объяснять представителю страховой компании, что речь идет не о какао, а об алмазах, и что мы хотим получить семьсот пятьдесят тысяч, хотя груз застрахован всего на триста долларов. Было бы трудно рассчитывать на понимание с их стороны. Я уж не говорю о неприятном объяснении с таможенниками. Они почему-то совершенно не умеют ценить творческий подход в таких делах.

Как вы понимаете, положение было практически безвыходным. Компания «Бенсон и Тин» выплатила все страховки, включая нашу, и организовала спасение уцелевшей части груза, но жалкие банки какао поднимать не было смысла. Они уплатили за них страховку и списали эти деньги в чистый убыток. Мы, конечно, пытались как-то уладить дело. Попробовали сказать им, что, раз они все равно ведут работы на судне, а давление воды там, вероятно, недостаточное, чтобы раздавить банки, может быть, они поднимут наше какао, а мы не будем требовать страхового возмещения. Но они тут же отмели наши доводы: знаем ли мы, сколько стоят спасательные работы в открытом море? Они не могут позволить себе возиться с такими мелочами. Мы не стали настаивать, чтобы не возбуждать подозрений. Решили подождать, пока они закончат там работы, а потом поднять груз своими силами.

Но, к несчастью, наши, так сказать, конкуренты начали догадываться, что происходит, и попытались приобрести это какао у «Бенсон и Тин». Занимавшийся этим делом служащий компании (а это был покойный Фрэнсис Л. Маколи) сразу заподозрил неладное. Он заинтересовался столь ценным какао и послал в Мексику, к месту проведения работ, своего личного представителя разобраться, в чем дело (по-тихому, конечно).

Тот приказал поднять груз какао, и этот приказ был немедленно выполнен, так как он якобы действовал от лица компании «Бенсон и Тин». Он, конечно, быстро понял, что делало какао таким ценным. Никому ничего не сказав, он тут же выписал документ о списании какао как непригодного и, вернувшись в небольшой мексиканский порт, куда доставляй поднятый с «Шетланд Куин» груз, позвонил Маколи.

Перед ними стояли две проблемы. Первая — та же, с какой прежде столкнулись мы: как доставить алмазы в Штаты, не платя таможенной пошлины и не давая властям объяснений, откуда взялись камушки. Вторая — удрать с ними от нас. Мы оставили в этом порту в Мексике двух человек следить за привозимым грузом. Маколи одним махом решил обе проблемы. Во время второй мировой войны он был пилотом бомбардировщика, и у него остались права на вождение самолета. Он приехал на побережье Мексиканского залива, взял напрокат самолет-амфибию и полетел на нем за своим коллегой. Они должны были встретиться в лагуне, милях в десяти — пятнадцати от порта. Они и встретились, но наши люди тоже там были (они начали подозревать посланца Маколи и, когда он отправился на моторной лодке, решили за ним проследить). Они было потеряли его В джунглях, но потом увидели заходящий на посадку самолет и подоспели к месту встречи как раз в тот момент, когда тот парень забирался на борт. Маколи помогал ему, и наши люди его узнали. Они открыли огонь и убили того, другого парня, а Маколи улетел.

— Вместе с вашими дурацкими алмазами, — сказал я. Он кивнул.

— Мы и сами так думали. В Нью-Йорк Маколи не вернулся, справедливо полагая, что раз наши люди поняли, что он вел самолет, участвуя, таким образом, в краже у нас алмазов, мы можем иметь на него зуб. Его жена тоже исчезла, В компании нам объяснили, что он уволился по состоянию здоровья (у него якобы был сердечный приступ). А еще раньше, когда уезжал, он им сказал, что ему надо съездить на Западное побережье: заболел кто-то из родных или что-то в этом роде. Мы стали его искать. Пару раз чуть было не поймали его, однако в последний момент ему удавалось скрыться. Но самое удивительное было в том, что он ни разу не попытался продать алмазы. Примерно в то время, как мы засекли его в Санпорте, мы начали понимать почему: у него их просто не было. Он удрал от нас в Санпорте, опять улетел на самолете. Мы выяснили, что с ним полетел еще один человек, у которого был акваланг. Кстати, Маколи совсем не умел плавать. Как только мы узнали о водолазе, сразу поняли, как было дело. Металлический ящик с алмазами упал в лагуну, когда был убит друг Маколи.