Грохот боя как будто приблизился, а далекие голоса словно что-то кричали. Нечто похожее на: «долой власть старых карликов», «мы здесь власть», «Мы молодые. Наше дело — правое», «Будущее за нами. Старичьё — в прошлом».
— А то и происходит, — утомленно сказал Тридварац, — Бунт молодых. Пресыщенное поколение, которое родилось уже здесь. Тягот не знали. Ничего не достигли своим трудом. Выросли на всём готовеньком. Вот — впервые чего-то хотят добиться самостоятельно.
— Но как? — спросила Тина, — Как вы это допустили?
— Запросто. Слабая коррумпированная власть, которая погрязла в грызне. Это очень хорошая почва для всяких бунтов. А мы именно что — погрязли. Министры интригуют друг против друга. Законодательное собрание штампует бессмысленные законы. Молодежь ошалела от бесконечных голошоу. И вот — юнцы решили поиграть в революционеров.
— А как же войска, гвардейцы?
— Никак. В гвардию набирают слизняков. Каждый второй обязательно чей-то сынок или племянник. Много они навоюют?
Олег согласился, что да, немного.
Тина о чём-то напряженно раздумывала. Словно готовилась принять какое-то важное решение и теперь взвешивала за и против.
— И что — они прямо так запросто захватят власть?
— Нет, конечно. Побузят пару деньков, а потом устанут. Заодно выйдет новое шоу или голоигра. И они снова успокоятся. Лягушки — они громкие. Но только квакать и умеют.
Несмотря на оптимистичные заявления боевой министр свою чудо-пушку из-за спины всё-таки достал.
— Не знаю, зачем вы сюда явились на самом деле. И те ли вы, за кого себя выдаёте… Потом разберёмся. А пока я звоню своим парням, чтобы увели вас в безопасное место.
— Подождите-подождите, — вскинулась Тина, — Я… мы хотим остаться и посмотреть, чем всё закончится.
— Как скажете. Но жизнь и здоровье не гарантирую. Могут прибить.
Люди вокруг продолжали суетиться, бегать туда-сюда — красные, растрёпанные. Мужчины — в шароварах и разноцветных плащах поверх голого торса, женщины — в тогах под серебристыми то ли нагрудниками, то ли кирасами. У большинства на руках были вытатуированы разные символы, которые наверное обозначали цеховую принадлежность. Вокруг стоял невыразимый гвалт. Пахло потом и испуганными ожиданиями.
Вылетали из одних дверей, влетали в другие.
Они тут нормативы по бегу сдают или добро спасают?
Олег пригляделся. Вроде бы в руках многих бегунов были какие-то вместилища.
Но куры тоже бегают. Некоторые, наверное, не выпуская червяка из клюва.
Или это такая человеческая пневмопочта? Помнится, они в прошлый раз тоже носились как ошпаренные.
Обстановка была настолько абсурдная, что Олег не испытывал никакого страха — только весёлое удивление. А вот Тина побледнела. Она расхаживала взад-вперёд, обняв себя за предплечья. О чём она думает?
Пространство напоминало сад камней, галерею памятников и хаотичных колонн, да старинное европейское кладбище, которое со склепами и скорбными изваяниями, — вместе взятые.
Были скамеечки, фонтаны и всевозможные зелёные насаждения в гранитных периметрах.
Может, городской парк и по совместительству кладбище для элиты? Олег не знал, что почти попал в точку.
К нашей троице подбежала пятерка запыхавшихся гвардейцев — потных, взъерошенных, явно в растрёпанных чувствах. Кивнули министру. Удивлённо посмотрели на ветхих старичков — Тину и Олега. Однако бойцы быстро сориентировались на местности и заняли толковые позиции: кто за клумбой, кто за памятником, кто за колонной.
Тридварац одобрительно кивнул.
Подскочил еще один министр, даже пониже Тридвараца, в котором самом росту было едва полтора метра. Он взволнованно залопотал на незнакомом языке.
Тридварац что-то успокоительно пророкотал в ответ и подвёл коллегу под локоток к каменной громаде, похожей на склеп. У решетчатой двери он традиционно нажал на что-то невидимое. Дверь-решетка со скрипом (наверняка созданным искусственно, возможно дипломированным специалистом по художественному скрипу) — распахнулась. Тридварац похлопал коллегу по плечу и подтолкнул к светящемуся зелёному зеву. Министр зашёл. Скрипучая дверь закрылась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Министр спорта, культуры и обороны вернулся к гостям из прошлого:
— Отправил старшего коллегу в эвакуацию.
— А почему у вас тут министры такие низкорослые? — спросил Олег.
Тридварац ничуть не обиделся. Даже немного раздулся от гордости:
— Это главное правило. Правило карьерного роста. Чем выше у тебя должность, тем ниже должен быть рост. Даже говорят иногда: эту должность ты перерос.
— А почему? — удивилась Тина. Вопросы власти её всегда живо интересовали.
— Тонкости психологии. Маленькие люди часто страдают комплексом Наполеона. Чтобы самовыразиться, стремятся пробиться во власть. Захапать её как можно больше. Это очень мотивированные люди. Вот например: ты — коротышка, а твои подчинённые выше тебя ростом. И вот они стоят, нависая над тобой и понимают, что полностью в твоей власти. Они ненавидят тебя, а ты довольно улыбаешься и устраиваешь разные пакости.
— То есть занять более высокую должность, если не подходишь по росту, нельзя? Без всяких исключений? — вдруг спросила Тина.
— Абсолютно. Это один из нерушимых столпов нашего общества.
— Гениально! — выдохнула Тина, — Никаких дворцовых переворотов! Абсолютная стабильность власти. Главный — всегда самый низенький.
— Вот именно, милочка, вот именно.
— Понял, — закричал Олег, — Вот почему у министров татуировка-должность на темени! Подчиненный всегда выше тебя ростом! Значит, гарантированно её разглядит. А я-то всё думал, почему выбрано такое неудобное место. Гораздо логичнее, например, наносить знаки отличий между бровей, — про такую традицию Олег вычитал в старой книжке про движущиеся города.
Тина проницательно взглянула на Олега. И ничего не сказала.
— Именно так. И в правиле карьерного роста есть семь категорий — в зависимости от высоты занимаемой должности. Я вот дорос до шестой. В первую вообще ниже ста девяноста пяти не берут. Для тяжёлых работ верзилы — самое то.
Их непринуждённый диалог прервало неприятное жужжание. Или гул. Все повернулись в сторону пропасти с балюстрадой.
Снизу поднималась белая квадратная платформа. Вот она зависла на высоте пары метров от уровня этажа. На донышке конструкции, в каждом из углов, мерцали и волновались подобно желе искрящиеся вздутия — то ли сопла, то ли дюзы, то ли вообще хрен знает что. Но было похоже, что именно они обеспечивали платформе нулевой или отрицательный вес — то есть по желанию поднимать или опускать конструкцию.
Посередине платформы торчала штука, похожая на руль самоката. За него держался детина. Он был почему-то не в шароварах, а в отутюженных брючках со стрелками93 и серебряной майке-сеточке, из-под которой пробивалась бурная растительность. Лицо детина имел тупое, чванливое и требовательное, будто все вокруг ему были безмерно должны. Кончики волос выкрашены в изумрудный цвет.
На платформе переминались еще с десяток таких же юнцов, все — с голотранспарантами94, суть которых сводилась к тому, что они здесь власть и терпеть диктат стариков больше не намерены.
Юнцы гудели и что-то скандировали ломающимися голосами.
— Чего конкретно вы хотите? — поинтересовался Тридварац. Недовольное гудение резко затихло.
— Мы хотим, чтобы такие как ты ушли в отставку и отдали власть молодёжи! Тогда, может быть, мы вас пощадим, — ответил парень за рулём платформы. Видимо, он тут был трибун.
— А конкретно: чего вы хотите?
Протестующие не поняли, что имел в виду министр, и промолчали. А Тина поняла. Одобрительно кивнула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вот такое немое кино, — протянул Тридварац, — Ох, не зря я предлагал понизить несовершеннолетних в правах. Надеть на детей и подростков ошейники, посадить на поводки и запретить разговаривать со взрослыми. Всё равно ничего умного не скажут. Пророческая ведь была мысль. Жаль, не продавил эту инициативу в совете.