сушит джинсы и кроссовки. – Лучше?
– Ага…
– Ты уверена? – хмурится Рейв, обращаясь к Лю.
– Ну, мне кажется, что да. Видите… что‐то белое на горизонте?
– Ладно, теперь и я вижу, – кивает Якоб.
– Да-да, правда, и звук, да? Мотор ревет?
– Она, – соглашается Рейв.
Только успевшее возникнуть напряжение рассеивается. Теперь Рейв нервно приплясывает, будто разминается перед боем. Не может стоять на месте, над ним будто нависает невидимая рука.
Небо стремительно темнеет, и оттого еще волнительнее в последний раз стоять на суше в Траминере. Все кругом становится густо-черничным, океан напоминает виноградный бурлящий джем, шумит и будто собирается вставать сегодня ночью на дыбы. Даже воздух кажется иным. Никогда, покидая дом после отбоя, Рейв не чувствовал себя так волнительно. Ни одна охота не делала с ним это, ни одна вылазка в паб, ни одно свидание. Совсем скоро он поднимется на борт торгового судна, а выйдет уже в Дорне. И все, прощай, прошлая жизнь. Навсегда. Это определенно самое безумное, что он когда‐либо делал.
– Ты как? – спрашивает Листан, который все это время стоял в сторонке, будто его и не было.
– Нервно. Но счастлив.
– Я рад, – улыбается он. – Значит, больше не увидимся?
Листан наблюдает за приближающейся яхтой с таким видом, будто она лишает его друга.
– Ты всегда можешь приехать в Дорн.
– Буду рад, – кивает Листан. – Если без тебя тут грянет настоящий бунт детей против родителей – непременно жди нашу шайку.
– С радостью. – Рейв отрывает взгляд от яхты и печально смотрит на друга. – Лис, мы не обязаны воевать. Это все не наша война. Мы можем уходить, если не хотим ее… и никто не вправе нас судить. В сущности… за что нам любить проклятый Траминер?
– Я знаю, Рейв… Я рад, что ты решился. Это сложнее, чем остаться тут в тепле и спокойствии.
– И ожидании, когда скажут в очередной раз прыгнуть через палочку, – хмыкает Якоб.
– Тоже ненавидишь Траминер? – усмехается Листан.
– Нет. – Якоб качает головой. – Я просто как никогда ярко могу представить, что тоже уплыву вот так ночью на яхте. И мне не будет грустно. Родители не смогли позаботиться как следует о нас, но о себе наверняка позаботятся. Мне не жаль было бы от них уйти…
– Я жду вас. Всех. – Рейв подмигивает Лю, которая краснеет пуще прежнего.
Рокот мотора стремительно приближается, будто Брайт не собирается сбавлять скорость. Яхта уже совсем близко, и девчонки начинают визжать. Потом резкий поворот, огромная волна окатывает всех с головой, и «Анча» послушно останавливается.
– Я… все исправлю, – пищит Лю, поднимая руки и глядя на шокированных мокрых дрожащих друзей.
– Простите! – кричит откуда‐то сверху Брайт. – Вошла во вкус! Что ты там говорил, Рейв? Ты сделаешь Фандера Хардина? Это я сделаю Фандера Хардина! – хохочет она. – Забирайся, красавчик! У нас осталось всего восемь часов и десять минут!
Перед эпилогом
На часах 20:36
Она даже не представляет, насколько сейчас прекрасна. Глаза горят, словно два рубина, пальцы напряжены, губы шепчут сиреньи песни. Сидит на пассажирском кресле «Анчи», кутается в меховой воротник наколдованной Овадой куртки, иногда пьет воду. В эти секунды магия становится ярче – это тоже прекрасно. Кажется, что рядом сидит частица самой природы, единая с океаном, ветром и небом.
Я смотрю на нее чаще, чем должен, но это не беспокоит. Скорость хорошая, мы опережаем наш план, и я спокоен. Я спокоен, даже если существует вероятность опоздать. Грудь переполнена чем‐то, что можно назвать «добро». Оно там с того момента, как все наши друзья, включая Фандера, собрались вместе, чтобы нас проводить. Или с того момента, как кровь очистилась. Очень вероятно, что добро во мне копилось день ото дня.
– Ты следишь за штурвалом? – напряженно шепчет Брайт, смотрит на меня покрасневшими глазами.
– Да, – улыбаюсь ей, тяну руку и сжимаю ее холодные пальцы. – Ты замерзла.
– Все хорошо. Я сирена, я должна быть…
– Ты человек. – Я знал это с той ночи, когда впервые ее увидел в холле моего дома.
На часах 21:56
– За нами погоня? Да? Да?
– Нет, это просто рыбацкая лодка.
– Почему они кричат, черт возьми?
– Брайт, они кричат, потому что рев мотора им помешал рыбачить. Успокойся, отдохни.
– Я не отдохну, пока… – Она начинает шипеть, а я улыбаюсь ей и качаю головой.
– Даже если что‐то пойдет не так…
– Не говори так. – Из ее глаз начинают капать слезы, и яхта набирает скорость из‐за страха Брайт. Так случается всякий раз, она как‐то смогла направить все всплески магии в работающий на пределе мотор. – Если я не затащу тебя на корабль, то… как я тебя…
– Поплывем до Дорна на яхте, – хохочу я в ответ.
– Это возможно? Возможно?
– Нет, Брайт. В океане тоже есть границы.
Она кивает и вцепляется в ветрозащитное стекло.
На часах 23:06
Она, обессиленная, засыпает, свесив голову к самой груди, прижавшись к моему плечу. Не планирую будить ее, пока мы не начнем отставать от графика. На самом деле позади уже половина пути, мы давно оставили за спиной остров Молинар, приближаемся к бухте Анчалот, а дальше расчет на попутный ветер и течение. Мы всего четыре часа в пути, наша средняя скорость была почти семьдесят пять узлов, и я готов поспорить, что мы успеем. Должны успеть. По крайней мере, если без Брайт скорость совсем не упадет. Времени еще много, верно?
Спустя пятнадцать минут понимаю, что вообще‐то до отправления корабля те же четыре часа, что мы провели в пути, хоть и кажется, что гораздо больше.
– Какая скорость? – сонно спрашивает Брайт.
– Шестьдесят пять, – отвечаю я.
Очень быстро. Недостаточно, но все‐таки невероятно много для меня. Яхта мчит как по маслу, скользит как будто над поверхностью воды, пугающе быстрая. Если сейчас перед нами окажется какое‐то препятствие – мы в него влетим или потеряем управление. Сжимаю непослушный штурвал и целую Брайт в лоб.
– Сейчас, – мычит она.
Разлепляет глаза. Хочу остановить ее, но справедливости ради нам и правда стоит поторопиться. Она выглядит ужасно, и я невероятно сильно хочу ей помочь, но могу разве что попробовать ее хорошенько разозлить.
– Попей воды, – двигаю к ней бутыль.
Брайт качает головой:
– Нам еще долго плыть, не нужно.
Она закрывает глаза, шепчет что‐то, и скорость увеличивается.
– Только не сильно быстро, не удержу, – говорю я.
Она кивает, но явно близка к срыву.
На часах 01:32
Последний час мы плывем в совершенной темноте. Никакой береговой линии справа, как было раньше, просто небо и океан. Люди остались где‐то в