Читать интересную книгу Люди и призраки - Оксана Панкеева

— Как здорово! — восхитилась Ольга, когда музыка смолкла. — Я еще ни от кого в этом мире такого не слышала! Крутой медляк, немного на блюз смахивает, но не блюз, а что-то среднее… Ты сам сочинил?

И нет бы ему вовремя вспомнить, что честность и скромность есть добродетели вечные и неизменно ценные… или как там говорилось в книге «Наставление отрокам», которой его в свое время задолбал мэтр Максимильяно… Нет же, понадобилось за каким-то хреном выпендриться перед девушками!

— Да, — не удержавшись от соблазна вкусить хоть немного аплодисментов от благодарной публики, соврал Пассионарио и скромно опустил глаза. — Я написал эту пьесу, когда узнал о смерти маэстро. Только слов вот так до сих пор и не смог подобрать.

— Послушай, Плакса, — перебила его Азиль. — А ты точно уверен, что маэстро умер? Мы тут на днях узнали, что он, оказывается, жив, но где-то скрывается. Может, ты его встречал, но просто не узнал? Нам сказали, что он потерял руку, да и лицо очень пострадало…

— Ну что ты, — вздохнул ученик маэстро, откладывая гитару. — Я бы все равно узнал. Если не в лицо, то почувствовал бы, увидел иначе, как видят маги… Нет, Азиль, маэстро умер.

— Диего тоже так говорил, — кивнула локонами нимфа. — Но я все равно сомневаюсь. Если бы он был мертв, сон-проклятие сложился бы иначе, с этим все соглашаются. И ты, как маг, тоже должен бы это понимать… Ах, ты же, наверное, не знаешь…

— Знаю, — снова вздохнул Пассионарио.

— Тебе Диего рассказал? — тут же догадалась Ольга. — Вы же с ним друзья, он тебе, наверное, все рассказывал… А это у тебя его сережка, или они у вас просто одинаковые?

— Он подарил мне ее… На память… — заметался изобличенный вестник, проклиная себя за забывчивость. Снять не мог, недоумок! — Он… его послали в… другое место… и мы расстались… вот… Он подарил мне сережку на память, и попросил сказать тебе… и вообще… навещать, развлекать там, помочь, если чего…

Наверху что-то глухо стукнуло, вроде открылась дверь, и не успел товарищ Пассионарио обернуться, как что-то твердое и тяжелое, просвистев в воздухе, больно и увесисто огрело его по спине чуть выше поясницы, и дрожащий от негодования голос прокричал:

— Ах ты, конспиратор задрипанный! Ах ты, в ухо трахнутый плагиатор! Хрен тебе моржовый в задницу, бессовестный брехливый мерзавец… — и далее более полудюжины эпитетов, неприемлемых в порядочном обществе. Уличенный в плагиате вождь и идеолог застыл в ужасе, не решаясь обернуться и ожидая нового удара по спине. Перепуганное воображение моментально нарисовало ему призрак наставника, который отныне будет преследовать его всю жизнь и дубасить подставкой от пюпитра при каждой попытке присвоить себе авторство чужих произведений.

— Подарил я ему, наглый бесстыжий сукин сын! — продолжал разоряться за спиной возмущенный голос Кантора, чуть менее громкий и чуть более хриплый, чем обычно. — Не успел я умереть, как он уже напялил мою сережку и охмуряет мою девушку, засратый обкуренный козел, драный в задницу плешивым гоблином!

— Диего, что ты делаешь! — испуганно вскрикнула Ольга, подхватываясь с места и устремляясь к лестнице. — Зачем ты встал?

— А я должен был лежать? — продолжал разоряться Кантор. — Когда это позорное убожество корчит из себя великого барда, думая, что если воровать темы в других мирах, то этого никто не заметит?

Обалдевший Пассионарио медленно обернулся и тихо ахнул, увидев, как совершенно живой и весь перебинтованный Кантор виснет на перилах, пытаясь самостоятельно спуститься по лестнице.

— Любимый, ну зачем же из-за этого так психовать, — попыталась урезонить его Ольга, подбегая и подставляя плечо, чтобы он смог опереться. — Да фиг с ним, какая тебе разница, сам он написал, или нет? Стоило из-за этого так надрываться? Ты же мог упасть! Успокойся, пожалуйста. Пойдем, я отведу тебя в кровать.

— К хренам собачьим кровати! — проворчал Кантор, видимо, из последних сил. — Ты, засранец, подай мне палку! И помоги спуститься! Сидишь, хлебальник разинул, не видишь, даме тяжело?

— Кантор! — судорожно выдохнул Пассионарио, осознав, наконец, что перед ним действительно живой Кантор и что минуту назад его самым реальным образом перетянули по спине увесистой тростью. Он подхватил эту трость, без которой его воскресший соратник теперь не мог стоять и вис на перилах, и бросился вверх по ступенькам. — Кантор, ты жив! О, небо, какое счастье, ты жив!

— Спина! Мудак! — взвыл Кантор, вырываясь из его объятий. — Больно же, придурок! Уйди! Что ты ко мне целоваться лезешь, мать твою, извращенец, папин сын! Тьфу на тебя! Убери от меня на фиг свои слюни и сопли!

Любимый вождь поспешно отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от очередного удара трости, которую разгневанный Кантор, едва получив обратно, тут же поспешил пустить в дело. Промахнувшись по цели, бедняга чуть не загремел с лестницы, поскольку его по инерции занесло вперед, и едва устоял на ногах, успев вцепиться в Ольгу.

— Прекрати скандалить! — потребовала та. — И успокойся, наконец! Тебе же нельзя еще вставать!

— Можно, — упрямо возразил Кантор, — просто у меня не получается… Помоги мне дойти до дивана, я с вами немного посижу… Или полежу… Ты зачем зарисовался перед девушками, придурок? Хочешь, чтобы с тебя шкуру спустили за нарушение конспирации? И на кой хрен ты напялил мою сережку и врешь тут напропалую что попало?

— Кантор, не сердись, — попросил Пассионарио, вытирая слезы умиления. — Я ничего не нарушал, меня послали… мне поручили…

— Наверное, тебе поручили повидаться со мной, а не распускать тут хвост перед дамами! Ты что, не знал, что здесь живет Азиль, и что она тебя непременно узнает? Не мог потихоньку, ночью или там…

— Да нет же! Мне поручили вовсе не с тобой повидаться, все же думали, что тебя убили… Мне велено было навестить твою девушку и… ну, ты же сам просил…

— Я, помнится, вовсе не тебя просил, — ворчливо отозвался Кантор, располагаясь на диване спиной кверху.

— Я знаю. А вот он поручил это мне.

— А ты, вместо того, чтобы сделать то, что тебе поручили…

— Я не смог. Я подумал, так будет лучше…

— Подумал он! Я вот твоей… даме расскажу, как ты тут перед другими рисуешься! И что это ты на себя напялил?

— Расскажу, если перестанешь ругаться. В конце концов, я твой начальник, поимей хоть немного уважения и не позорь меня перед дамами.

— Уважения? А ты его заслужил, товарищ начальник? Мало тебя наставник пи… — Кантор оглянулся на дам и поспешно поправился: — бил в молодости за нездоровую склонность к плагиату, позор всего отдела пропаганды! Не способен сам приличную музыку писать, покупай, как порядочные поэты делают, а воровать нечего.

— А ты откуда знаешь? — недовольно отозвался товарищ начальник.

— А вот знаю, — проворчал Кантор и замолк, уложив голову на диванную подушечку. Видимо, он, наконец, выдохся и сил ругаться дальше у него не осталось. — Сережку отдай, бард недоделанный.

— Да пожалуйста… Вот, бери. Я же не знал… Я ее на память взял… Только не надевай сразу, хоть водкой прополощи, у тебя же ухо разорвано, еще инфекцию занесешь…

— Давай мне, я сама прополощу, — протянула ладошку Ольга. — И все-таки, не худо было бы объяснить, в чем дело. На этот раз честно. Кто кому чего поручил и кого о чем просил.

— Видишь ли, — вздохнул Пассионарио, опуская сережку в протянутую ладонь. — Кантор просил своего друга и наставника сообщить тебе, если с ним что-то случится. Вот с ним и случилось… Наверное, сама знаешь, раз он здесь. А поскольку мы считали его погибшим, то этот самый друг и наставник послал меня, чтобы я тебе сообщил… Но я не смог. Подумал, что лучше будет солгать… прости, пожалуйста. Я больше не буду обманывать и присваивать чужие произведения. Я действительно услышал эту пьесу в другом мире, и она мне понравилась. А теперь, если желаете, могу исполнить что-нибудь действительно свое, Кантор не даст соврать.

— Постой, — приподнял голову Кантор. — Когда это ты бывал в другом мире? Когда потерялся в начале весны?

— Нет, вот только что. Дело в том, что я опять… потерялся. Но на этот раз попал в цивилизованное место, где живут люди.

— И долго ты там был?

— Да дня три…

— А кто-нибудь уже знает, что ты нашелся?

— Еще нет. Я… видишь ли… я опять крупно поругался с… ну, все с тем же человеком, что и в прошлый раз… Только на этот раз я действительно со всех сторон виноват, и мне стыдно и боязно показываться ему на глаза. Я напился и так с ним поскандалил…

— Идиот, кончай выжевываться перед дамами и скорей мотай на базу. Он же там с ума сходит, и опять, наверное, сам себе сочиняет сказку о том, что мы братья. Меня убили, ты потерялся… и бедняга совершенно не имеет понятия, что я жив, а ты нашелся. Совесть у тебя есть? В другой раз споешь, никуда твои слушательницы не денутся.