минимум трёхлетней давности, три.
– Совсем интересно, – хмыкает Гольцев.
– По-настоящему серьёзно только одно. Пулевое под левую лопатку. Выходного я не нашёл. Сам он утверждает, что пулю достали. Засунуть его под рентген было слишком сложно.
– Юра, как тебе вообще это удалось?
– Я взял его на слабо, – смеётся Аристов. – Он самолюбив и импульсивен. Темперамент там… бешеный. Но не холерик. И выдержка… снайперская. Двое суток неподвижности для одного выстрела.
– И три месяца подготовки, – задумчиво кивает Гольцев. – А Бредли?
– Джонатан?
– Ого, вы уже так запросто?
– А что такого, Саша? Кстати, неформальные отношения с пациентом способствуют процессу лечения. Так вот, Джонатан… не скажу, что умнее, но намного хитрее. Быстрее соображает. Любое слово, любую ситуацию поворачивает в свою пользу. И, знаете… хотя у Фредди проскакивает этакое… мм-м… покровительство, но ведущий в этой паре – Бредли. Во всяком случае, сейчас.
– Юра, – Гольцев спрашивает небрежно, будто думает о другом. – Трейси был с оружием?
– Да, наплечная портупея. У Бредли, кажется, тоже. Причём это не особо скрывается, хотя и не афишируется. Как… как нижнее бельё. Его наличие не демонстрируется, но отсутствие не предполагается. Но интереснейшие мужики. Оба.
– Вот тут я согласен на сто процентов, – Гольцев гасит окурок и тут же закуривает следующую. – Ты молодец, Юра. А про парней, ну, их пастухов, что-либо узнал?
– Мне это было не нужно, – пожимает плечами Аристов. – Индеец действительно спальник. Но это я узнал от Слайдеров. Вот тут есть кое-что. Слайдеры утверждают, что парень перегорел чуть ли не пять лет назад и что сейчас ему полных двадцать пять. От этой информации всё общежитие встало на уши. Для них – это крушение мировоззрения. Причём жизнетворное крушение. Слайдерам устроили перекрёстный допрос в моём присутствии. И от меня потребовали вынести вердикт. Первое. Врут ли они? И второе. Если нет, то как такое могло быть?
– Ну, и что ты им сказал?
– Что заочно диагноза не ставят. Посмотрю, побеседую, сделаю анализы, полностью обследую, подключу психолога и других специалистов и вот тогда… Но кое-какой результат уже заметен. Слайдеры уехали открывать своё дело, а мои подопечные, – улыбается Аристов, – впервые заговорили о зимней одежде, постоянных документах и о том, как жить дальше. Понимаете, они поверили, что будут жить. Хотя бы ещё пять лет. Как этот индеец.
– А про второго, Юра? Про белого мальчишку?
– О нём вообще ни слова, – пожимает плечами Аристов.
– Покрывают?
– Да нет, он им попросту неинтересен. У них своя боль. И что этой боли не касается, то им и не нужно. Они очень заняты собой, предпочитают жить в своём мире. Это не наша интеллигенция, которой на свою боль плевать, лишь бы другим было хорошо. Совсем другие установки. Но это вы с Ваней, психологом нашим, поговорите. А что? Чем он-то вас заинтересовал?
– Есть косвенные данные, Юра, что он бывший лагерник.
– Исключено, – резко бросает Аристов.
– Почему? – столь же быстро спрашивает Гольцев.
– Лагерник и спальник?! Больших врагов трудно представить. Невозможно. Даже не антиподы, а… ну, не знаю, с чем сравнить. Вы бы слышали, как парни говорят о лагерниках. К надзирателям нет такой ненависти. И страха. Да, и сейчас боятся. Больше, чем врачей. И ненавидят. Нет. Или индеец – не спальник, или этот пацан – не лагерник. Но индеец – спальник. Слайдерам не верить в этом нельзя. И ещё… если даже допустить невероятное, невозможное… то один вопрос.
– Как парень спасся?
– Нет, Саша. Это я как раз могу представить. Были… ладно. Но как он сохранил психику? Не здоровье, нет. Допускаю и туберкулёз, и отбитые почки, и печень, и весь желудочно-кишечный букет, и всё прочее, что только можно предположить…
– Нет, – вмешивается он после долго молчания, так что забывшие о нём собеседники удивлённо поворачиваются к нему. – Нет, парень не казался больным. Я, конечно, не врач, но на мой взгляд… ничем от остальных не отличался.
– Вот! – торжествующе кивает Аристов. – В поведении адекватен?
– Да, – твёрдо отвечает он. – Полностью.
– Так что не лагерник он, ребята, нет.
– Мг-м, – Гольцев задумчиво строит из обгоревших спичек башню. – Ну, ладно, ну, допустим… хотя… не договариваешь ты, Юра, есть у тебя… ещё кое-что.
– Исключительно для служебного пользования по категории врачебной тайны, – «канцелярским» тоном отвечает Аристов.
– Ну, да ладно, – неожиданно покладисто соглашается Гольцев. – Найду, где ещё поспрошать. А вот с ними, с Бредли и Трейси, ты об их пастухах говорил?
– Я попросил их при встрече передать индейцу, что того ждут в госпитале. Ждут остальные.
– И что?
Аристов пожимает плечами.
– Обещали передать. Если встретят.
– А о втором спросил?
– С какой стати? – Аристов чуть насмешливо изображает недоумение.
– Спроси, Юра, – очень мягко говорит Гольцев. – Может, тебе они чего и скажут.
И твёрдый, даже жёсткий ответ Аристова:
– Спасти свою психику лагерник мог только амнезией. Вернув память, мы вернём и всю полноту страданий. Как врач я против.
Гольцев задумчиво кивает…
…Вот и поворот на подъездную дорогу. Теперь все воспоминания побоку. Хотя задело Бешеного очень серьёзно, раз на поморский говор стал срываться. А здесь что? Ездят не часто, колея слабо намечена, но дорога хорошая, чувствуется, что её делали, и делали недавно.
Старцев сбросил скорость, аккуратно вписывая машину в повороты. Тишина и безлюдье. Погудеть, что ли? Чтоб не заподозрили, что он подкрадывается, да нет, будет уж слишком нарочито.
Когда-то дорога видимо упиралась в Большой Дом, но теперь она делала плавный поворот, огибая полуобгоревшие развалины, и заканчивалась просторным хозяйственным двором. Явно хозяйственные постройки, сараи, загоны для скота, колодец с насосом… Старцев остановил машину, выключил мотор и сразу услышал стук движка и людские голоса. Его, разумеется, заметили. Но никакой суматохи, беготни… Старцев вышел из машины и огляделся. И где же Бредли с Трейси? А, вон и они.
Высокие, одетые оба по-ковбойски, они подошли к машине почти одновременно с двух сторон.
– Добрый день, капитан.
– Рады вас видеть, капитан.
– Добрый день, – ответно улыбнулся Старцев.
«В клещи, однако, берут классически», – усмехнулся про себя Старцев, забирая из машины портфель.
– Как доехали?
– Благодарю, прекрасно.
– Как раз успели к ленчу, – добродушно улыбнулся Фредди.
Так за разговором и шутками они прошли по хозяйственному двору к маленькому домику под двухскатной крышей на отшибе. Веранда-холл во всю длину дома явно необжитая, но чистая, две двери, правая гостеприимно приоткрыта.
– Прошу, капитан.
Комната одновременно и просторна, и заставлена. Огромный украшенный белым мрамором камин с фигурной старинного литья решёткой, дальше у стены узкий высокий бар, в этих местах такие обычно прикрывают вделанный в стену сейф, перед камином два кресла, когда-то