– Господи. Тридцать лет? Сколько же вам сейчас? Что он вам сделал?
– Я правильно поняла, что вы не сможете использовать эту информацию?
– Послушайте, мне нужно поговорить с Джеки, – сказала женщина. – Мы воспользуемся этим как-нибудь. По правде говоря, нам нужно что-то, чтобы выиграть это дело. Никто не верит этому ребенку, за исключением Джеки и меня. И вы просто подтвердили мою уверенность лишний раз. Пожалуйста, дайте мне номер телефона, чтобы связаться с вами, когда мы выясним, чем это может помочь.
– Нет. Лучше я сама позвоню вам.
– Джеки работает сегодня до поздней ночи, но она собирается встретиться с клиентом около девяти. Не могли бы вы позвонить в девять тридцать по нашему времени? Я уверена, она к тому времени освободится.
– Да, хорошо.
– Порядок. Тогда поговорим с вами позже.
– Подождите! – Ванесса не закончила. – Как девочка?
– Она перепугана. Вы не поверите, какая упрямая эта девочка, правда. Не боится ходить по улицам города ночью. Но каждый раз, как подумает, что ей придется встретиться с Паттерсоном с глазу на глаз и рассказать, что он с ней сделал, ее начинает рвать. Каждый раз. Я не уверена, сможем ли мы заставить ее дать показания перед судом.
– Как она выглядит?
Если женщина и удивилась этому вопросу, она не показала этого.
– Не как дитя, которое могло бы завоевать сердце присяжных судей, это уж серьезно. Она весит гораздо больше, чем следовало бы в ее возрасте. Никогда не улыбается. Один глаз у нее косит, и нельзя никогда быть уверенным, смотрит она на вас или нет.
Слезы наполнили глаза Ванессы. Ей захотелось обнять ребенка. Вероятно, ее никто никогда не обнимал.
– Возможно, вы – единственная ее надежда, – сказала помощник адвоката. – Вы ведь позвоните в девять тридцать?
– Да.
Брайан на два дня уезжал по делам, и к тому времени, когда Ванесса пришла домой тем вечером, он разжег огромный огонь в камине, а на плите кипела кастрюля с тушеным мясом. Было пять тридцать – восемь тридцать по времени на Восточном побережье. Она позвонила ему раньше, чтобы рассказать о разговоре с юристом. Он понял, что у нее было в голове, когда она вошла в дверь.
Она бросила свой портфель на один из кухонных стульев, проверила свои часы, хотя смотрела на них чуть ли не каждую минуту, и сделала гримасу мужу.
– Что мне делать? – спросила она.
– Никто не сможет ответить, кроме тебя самой.
– Ты бы мог попробовать. – Она сухо улыбнулась.
Он положил ложку, которой мешал мясо, на плиту и заключил Ванессу в объятия.
– Я думаю, ты – порывистая, сострадательная женщина. И ты поступишь так, как считаешь правильным.
Она взглянула на тушеное мясо без всякого интереса.
– Не мог бы обед немножко подождать? Мне необходимо кое-что сделать за письменным столом.
Он посмотрел на нее с невысказанным вопросом во взгляде.
– Конечно, – сказал он.
Она села за свой письменный стол в углу общей комнаты, роясь в горах счетов и выписывая чеки, до шести тридцати пяти. Брайан сидел на диване, читая газету. Он поддерживал огонь в камине, бесшумно вставая пару раз, чтобы подложить полено, и тепло от пламени согревало ее. В шесть сорок она попробовала подвести баланс своей чековой книжке, охотясь за тридцатью семью центами, которые, по словам банка, должны быть на ее счету, но никак не находились в ее чековой карточке. Ее стул был обращен к окну, и она могла видеть отражение Брайана в стекле. Случайно он посмотрел на нее, но никто из них не заговорил. Они забыли включить проигрыватель этим вечером, треск огня был единственным звуком в комнате, и Ванесса могла чувствовать, как пролетали минуты, секунды.
Крепкий запах томата и тушеного мяса вплыл в комнату. Ее охватила волна тошноты, и только тогда она позволила себе подумать о девочке, которой никто не верит. Она опять посмотрела на часы. Семь десять.
Отложив ручку, она повернулась, чтобы посмотреть на Брайана.
– Что же они смогут сделать с моим голословным утверждением тридцатилетней давности?
Он медленно сложил газету и положил ее на столик для кофе.
– Я не знаю, Ван.
– Ты разочарован во мне?
Он покачал головой.
– Нет.
– Все позади. Мне нужно все оставить в прошлом. Он ничего не сказал, и она с облегчением увидела, как он похлопал по диванной подушке рядом с ним, приглашая присоединиться к нему. Он обнял ее за плечи, когда она села, и она снова почувствовала запах тушеного мяса.
– Не думаю, что смогу есть сегодня вечером. Прости. Пахнет так вкусно. Не могли бы мы оставить это на завтра?
– Конечно.
Опять молчание. Она пожалела, что не включила проигрыватель по пути к дивану.
Брайан мягко водил пальцем вперед-назад по ее плечу. После нескольких минут молчания он глубоко вздохнул.
– Сейчас всего лишь чуть-чуть после десяти по их времени, – сказал он. – Могу поспорить, что юрист все еще ждет там в надежде, что ты наберешься храбрости и…
– Брайан, нет! – Она отодвинулась от него. – Все кончено, ладно? Во-первых, мне не следовало туда звонить. Пожалуйста, оставь меня в покое.
Он опять прижал ее к себе за плечо.
– Прости, – сказал он.
Она чувствовала беспокойство и усталость. Ей нужно пойти на пробежку. Или почитать. Взять машину. Она не могла твердо решить, что бы она хотела делать этим вечером. Единственное, что она знала точно – не позволить себе заснуть. Сон только вызовет еще одну поездку на карусели. И рядом с ней будет неулыбчивая девочка, такая толстая, что ей придется схватиться за штырь, на котором крепится конь, чтобы с него не свалиться. Ее единственный здоровый глаз будет смотреть прямо на Ванессу, когда их кони будут скакать галопом по кругу, все быстрее и быстрее, по кругу, у которого нет конца.
37
Вена
Спальня пахла Джоном, его лосьоном после бритья, таким теплым и неуловимо мужским запахом, который так долго Клэр связывала с ним. На мгновенье она замерла от неожиданной тоскливой боли, но силой заставила себя пойти в свою кладовку и собрать одежду и обувь, за которыми пришла.
Джон раздумывал, пустить ли ее вообще в дом, но в конце концов согласился, чтобы она зашла только в том случае, когда его не будет дома. Прошло только три недели, но дом уже выглядел так, как будто принадлежал кому-то еще. Вещи переставлены. Чемоданы больше не были в прачечной, а стояли в ряд во встроенном шкафу в зале. Хлебница теперь на полке, которая ближе всего расположена к раковине. Кофеварка сдвинута ближе к холодильнику. Но самая большая неожиданность обрушилась на нее тогда, когда она открыла полки, чтобы поставить еду, которую купила в ожидании приезда Сьюзен на весенние каникулы. Она потратила семьдесят долларов на любимые печенья Сьюзен, на крекеры и супы, и замороженную пиццу только для того, чтобы обнаружить, что Джон уже запасся и завалил кухню теми же продуктами. Она уставилась на забитые полки, изумляясь, откуда он узнал, что нужно купить. Он прекрасно справлялся. Управлял своей жизнью. Дом был в чистоте и порядке. Он даже ездил кататься на лыжах, как говорил.