Лиз показалась бы мне очаровательной, если бы я всеми клетками своего неуклюжего тела и всеми дыминками моего невезучего духа не так ненавидел ее…
Но у меня не было выхода. Только придуманный отцом план мог спасти Лиз.
– Хэлло, Картер, захватили ли вы какую-нибудь там книгу, кроме Библии? – беспокоился старик.
– Я надеялся найти Библию у вас, но я захватил свою канцелярию шерифа, – сказал Картер, умильно глядя на Лиз. – Никогда еще я не венчал столь красивых леди, – добавил он. – Вы позволите начать?
– Если уже не поздно, – буркнул я, глядя в окно.
Вдали на дороге виднелись автомобили и мотоциклы.
– Полиция! – крикнул Том, вбегая с ружьем в комнату.
– Приступим, леди и джентльмены, – гнусавым голосом пригласил Картер.
Хорошо, что все процедуры у секты Картера были упрощенными. И хорошо, что этот чертенок Том был так сообразителен, что вытащил трактор и комбайн, поставив их поперек дороги почти в миле от фермы.
Полицейским пришлось идти к ферме пешком.
За это время проповедник, он же шериф, Картер успел принять нас с Лиз в свою дурацкую секту и обвенчать сразу церковным и гражданским браком.
Мы надели обручальные кольца – они тоже нашлись у Джен. Потом мы расписались на какой-то гербовой бумаге.
Картер торжественно приложил к ней печать.
Перед богом и людьми мы были теперь мужем и женой, черт бы всех побрал!..
Первым на ферму ворвался сутулый верзила. Он в бешенстве вращал глазами и был настроен отнюдь не миролюбиво. Я понял, что теперь мой выход.
– Не сообщите ли вы нам, сэр, чем все присутствующие обязаны неприятности видеть вас?
Билл хмыкнул и отступил. Вошел запыхавшийся полицейский и поднял руку:
– Именем Федерального правительства! Кто здесь будет миссис Елизавет Рипплайн, жена мистера Ральфа Рипплайна?
– О'кэй, сэр! Такой здесь нет. Позвольте представить вас, мистер… мистер…
– Комиссар Зейс к вашим услугам.
– Позвольте представить вас, комиссар Зейс, моей супруге миссис Елизабет Бредли, одно время побывавшей замужем за мистером Ральфом Рипплайном.
– Не болтайте чепухи, – прорычал Зейс.
– Нет, почему же чепуха, господин комиссар? Я бы хотел, чтобы вы вместе с директором-распорядителем Ассоциации безопасности убедились, что моя жена только что сочеталась со мной законным браком, освященным религией. К сожалению, шампанское уже выпито.
– Прошу вас, сэр, – гнусавым голосом вмешался Картер, протягивая комиссару полиции нравов свежеиспеченный им документ.
– Черт возьми! – сказал Зейс, читая бумагу.
– Я просил бы вас, сэр! Я слуга церкви, – почтительно напомнил Картер.
Комиссар Зейс посмотрел на Билла. Тот яростно сжимал свой огромный кулак.
– Заберем их, – предложил он.
– Вы не имеете права этого делать как представители полиции нравов, – сказал я, подбрасывая на ладони револьвер.
Полицейский перевел свой взгляд с меня на Картера.
Служитель церкви рассматривал огромный ковбойский кольт, который, оказывается, висел у него сбоку.
И совершенно такой же громоздкий старомодный кольт, словно свалившись с дешевого киноэкрана, оказался и в руке отца.
Комиссар Зейс круто повернулся к двери.
– Здесь мне делать нечего, – заявил он.
Они вышли и зашагали по шоссе.
Атака была отбита, но…
Там, где не сможет действовать полиция нравов, будет действовать Ассоциация безопасности.
На ночь мы забаррикадировали все входы в дом. Передвинули шкафы, столы, забили досками оконные проемы.
Можно было ждать всего.
Я положил свой револьвер под подушку. Я ночевал в комнатушке Тома, в той самой комнатушке, которая оказалась запертой ночью, когда в ней спала Эллен.
Я вспомнил об этом и тоже закрылся на крючок! Я почти боялся, что… дверь эту попробуют открыть. Нет! Не гангстеры, конечно…
Джен уступила Лиз свою комнату на втором этаже. Комнатушка Тома была на чердаке.
Я поднялся по дьявольски скрипучей лестнице.
Пожелав мне спокойной ночи, Лиз сказала, что никогда не забудет того, что сделала для нее моя семья.
Я думал об этом перед тем как заснуть. И я думал об Эллен. Она бы меня поняла… Потом все устроится… Лишь бы этот проклятый лед… Иначе и устраивать незачем…
На меня наплыли белые снежные сумерки. И я тихо взмыл в воздух, словно потерял вес. Так со мной бывало только в детстве.
Я блаженно уснул.
И вдруг проснулся, просунул руку под подушку и сжал револьвер.
Дверь в каморку пытались открыть совсем так, как я пытался сделать это тем летом…
Пристыженный, я тогда ушел, а сейчас… Я слишком поздно понял, что произошло. Шпилька, обыкновенная дамская шпилька, которая удерживала великолепную прическу с крыльями бабочки, эта шпилька оказалась достаточной, чтобы снять крючок с петли.
И она вошла ко мне… Кто? Моя законная жена… перед богом и людьми, но только не перед моей совестью!..
Уж лучше бы это был Билл! Я по крайней мере знал бы, что делать…
Во сне я взлетел в снежное небо. Наяву я пал, низко пал… как только может пасть мужчина… в свою «брачную ночь».
Утром… утром она встала счастливая. Я никогда не думал, что Лиз может быть такой радостной, такой красивой!..
Но я не мог смотреть на нее, я опускал глаза, я был противен сам себе, я ненавидел себя! В Прекрасные Иосифы я, безусловно, не годился… Я обзывал себя павианом и двоеженцем…
Лиз стояла у окна, распустив волосы, и изредка оглядывалась на меня со счастливыми глазами.
– Милый, я назову нашего сына Роем, – сказала она.
Я готов был кусать подушку, рвать простыни, разбить свою голову о стену.
В этот день в сумерки, крадучись, пешком, бросив свой автомобиль, мы пробрались с Лиз на ближний железнодорожный полустанок.
Там не было пассажиров, кроме нас. Никто нас и не провожал.
Прощаясь, Том сунул мне холодный апельсин.
Стоял морозный июньский вечер. Электрические фонари были словно окутаны светящимися шарами.
Я передал Лиз апельсин.
– Можешь ты подбросить его? – спросил я.
– Может быть, положить на голову? – спросила она. Она была очень умна.
– Нет. Просто подбросить. Мне хотелось бы попасть в него на лету.
– Он совсем смерзся, как стекляшка, – сказала Лиз и подбросила апельсин.
Я выстрелил. Апельсин упал на перрон. Что-то звякнуло.
Мы с Лиз подбежали к нему.
Нет, я не попал. Апельсин был подобен кусочку льда… каким станет скоро весь земной шар.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});