второй стороны в клятве.
Улыбаться целителю резко расхотелось. Да, быть гарантом по чужой клятве — огромный риск. Но деваться ему некуда: Дамиан мое предложение услышал, а добраться до несогласного целителя ему можно и из этого состояния. И тогда в следующий раз Дамиан придет ко мне с другим целителем: с таким, кто согласится разделить клятву с императором.
Но следующий раз не понадобился: целитель высказал ряд граничных условий, которые показались мне разумными, поэтому я их принял. А предложение растянуть на два года обучение было еще и в моих интересах, хотя я этого не показал. Единственный риск был в том, что Дамиан эти два года не проживет. Но если уж его не взяло ничего из перечисленных способов самоубийства, то вряд ли кто-то подберет работающий для покушения.
Мы договорились, что я даю Дамиану полгода на выздоровление: все-таки ему прилетело слишком сильно, чтобы он мог всерьез чем-то заниматься, после чего я передал ему информацию о смене векторов в заклинании, чтобы оно наконец подействовало. Дамиан опробовал тут же, пусть в снохождении действенность куда ниже, но лицо его явно стало выглядеть лучше, хотя все еще не вызывало желания взглянуть второй раз. Почувствовал он себя тоже лучше, потому что в нем сразу проснулась ненависть и жажда мести.
— Если я найду эту сучку Илинель, — тихо сказал Дамиан только для меня, — я убью ее самым жестоким способом, который придумаю.
— Твое право, — признал я.
Проклятие было моим, авторским, но Илинель в него добавила щедро от своей ненависти, что и привело к такому результату. Ненависть калечит, и не только того, на кого направлена.
Прощаться я с ними не стал, вышел так. Не было никакого желания обмениваться вежливыми фразами с теми, кого я даже не уважал.
Вышел я вовремя, потому что Серый как раз принимал заказанные травки, которых мне не хватало для зелий. Забрав у него пакетики, я наконец-то закрылся в лаборатории и принялся вплотную заниматься зельем для артефактов связи, решив закончить с ними сегодня же. Чего там осталось-то? Основное я сделал и настроил еще вчера, и если бы не проблемы с Глазьевыми, к обеду у нас был бы уже рабочий вариант.
Зелье я успел приготовить, но и только. Даже отставить его со спиртовки не успел, как в дверь поскребся Серый и вкрадчиво сообщил:
— Там Егор Дмитриевич Глазьев собственной персоной. Я его впускать не стал, сказал, что без твоего разрешения не могу, потому что между нашими кланами вроде как ведутся военные действия.
— Разве? — я ему подмигнул. — Я бы сформулировал иначе. Глазьевы немотивированно нападают на нас.
— А разница? — вытаращился Серый. — Ты его примешь?
— Придется.
Я с сожалением отставил емкость с зельем со спиртовки, которую погасил, набросив стеклянный колпачок, и только после этого вышел в прихожую. Глазьев-старший терпеливо дожидался с той стороны двери, хотя с его лица художник не списал бы лик смирения. Оно дышало яростью. Губы были сомкнуты столь плотно, что наверняка зубы подвергались лишним ненужным нагрузкам. А ведь у него не было абонемента к нашему стоматологу. И главное — не будет.
Налюбовавшись на недруга вдоволь и убедившись, что он не припас заготовленных заклинаний, дверь я все-таки открыл и сказал настолько холодно, насколько позволял возраст тела:
— Чем обязан, Егор Дмитриевич?
— Я бы хотел вернуться к нашему недавнему разговору, — сказал он, как выплюнул. С чувством глубокого отвращения как ко мне, так и к ситуации в целом.
— Материальные претензии к вашему клану уменьшиться не могут, — предупредил я его сразу. — А вот увеличиться — запросто.
— Кстати, — радостно влез в наш разговор Серый. — Глазьевы так и не перевели деньги за то, что мы отпустили их магов, не привлекая полицию к попытке ограбления нашего дома.
Визитер неприязненно зыркнул на Серого, но сказал почти вежливо:
— Я отдал распоряжение, должны перевести. Вы же понимаете, что это мелкие деньги? Я прямо сейчас позвоню и попрошу ускорить.
— Будьте любезны, — усмехнулся я. И мне, и ему было понятно, что ничего он переводить до недавнего времени не собирался, имея договоренность с Елисеевым, который по недоразумению оказался моим дедом, о том, что Глазьевы помогают моему родственнику заполучить мои деньги, а родственник списывает все долги клана Глазьевых перед кланом Елисеевых. Но тут уж фиг вам. — Проходите, Егор Дмитриевич. Если у вас есть новые предложения, я их выслушаю.
Хотел было добавить «с удовольствием», но не стал, потому что четко понял: никакого удовольствия общение с Глазьевыми мне не доставит. Ни со старшим, ни с младшим, ни с Аней, если ей удастся все-таки окрутить Романа.
Но моего предложения старшему Глазьеву оказалось достаточно, и он выдвинулся внутрь дома с видом человека, делающего мне одолжение. Полезное умение нужно озаботиться его тренировкой. У меня это даже лучше получится, потому что уже сейчас я могу смотреть на Глазьева свысока, а пару сантиметров в росте я еще прибавлю.
Прошли мы в то же помещение, где беседовали прошлый раз. Дверь в лабораторию я не закрыл, о чем сразу же пожалел: очень уж заинтересованно Глазьев вытянул шею в том направлении. Мое упущение исправил Серый: он не только выразительно закрыл дверь, но и встал перед ней.
— Итак, Егор Дмитриевич, о чем вы хотели со мной поговорить?
— Ярослав, с твоей стороны было очень некрасиво так поступить.
— Вы сейчас про что, Егор Дмитриевич? Про то, что я не захотел отдать деньги жадному родственнику? Или про то, что не стал подрываться вашими людьми? Или про то, что задержал ваших воров в своей квартире? Или про то, что напомнил, что деньги за последнее вы так и не перевели?
Он поморщился и достал телефон.
— Почему до сих пор Елисеевым не перевели деньги? Что значит какие? — он рявкнул, срываясь на своем бухгалтере, который наверняка ни сном, ни духом. — Уточните у Романа Егоровича счет и немедленно переведите деньги. Немедленно.
Он зло ткнул пальцем в экран, отключаясь от собеседника, и спросил:
— Надеюсь, с этим недоразумением мы разобрались?
Серый явно хотел ответить, что разберемся не раньше, чем деньги перейдут на наш счет, даже шаг от двери сделал, но я дал ему знак, чтобы молчал, и сказал гостю:
— Егор Дмитриевич, мы разберемся разом со всеми недоразумениями, если вы усвоите, что я не люблю, когда