подружками, что делать. Она очень ревновала.
— Главное, не отпускай его от себя, — посоветовали ей знающие дамы. — Чтоб всегда рядом был. А перебесится, успокоится. А то мигом уведут.
Пришлось идти к Гилёву, просить, чтобы Манжуру не направляли в разные выезды, где он без присмотра оставался. Пехотный начальник после ухода Ирины выругался, бабьи проблемы, бессмысленные и глупые, могли ухайдакать мозги не хуже спецназа викингов. Но просьбе внял. Назначил Манжуру старшим рыбацкого поста на озере Далайнор. В подчинённые определил жену его Ирину.
— Вот там и живите до холодов, — приказал Гилёв. — Ловите рыбу, солите рыбу, сушите рыбу, ешьте рыбу. Сюда чтоб ни ногой! Особенно ты, Ирина!
Никола с удовольствием отправился на озеро. В нём опять появилась жадность, скопидомство и бережливость, утраченные было во время похода. Он обустроил пост — маленькую избушку, утеплил её, выпросил генератор и как-то очень хорошо себя почувствовал. Сны ему не снились больше вовсе. Ни хорошие, ни плохие. Раз в три дня приезжала к ним на берег повозка со старым китайцем. Манжура скидывал с неё пустые ящики, загружал наполненные рыбой, потом распивал с возницей бутылку самогона, и ложился спать. Вскоре к молодожёнам перебрался Альбертыч со своими мерёжами, мордами и прочими снастями. Рыбу солили, вялили, коптили. Зимой всё уйдёт, говаривал Альбертыч, а если ещё пиво научатся варить, как положено, ещё и не хватит.
Главмех Николай Борисович решал проблему постановки поездов на рельсы. Поскольку он был инженером (обучался давным-давно в Пермском политехе проектированию твёрдотопливных ракет), то знал, что всё уже придумано, людьми или природой. Настоящий технарь только улучшает или совершенствует. Рассуждал главмех просто и без затей. Если на российской стороне колея шире, а на китайской уже, значит, есть место перехода, то бишь её сужения или расширения. Надо найти, где это и внимательно всё вокруг изучить. Николай Борисович взял с собой кинолога Никитина с волкодавом по кличке Прима и двинулся на север по железной дороге. С ними напросился и Закидон. Любопытный старик не сидел на месте, да и скучно ему стало. Его приятели были заняты — Альбертыч оценил озеро Далайнор как перспективное на ловлю и сидел на рыбацком посту Манжуры, плёл сети, готовясь к зимней подлёдной рыбалке, Данияр набрал бумаги, карандашей, и закрывшись в одном из пустующих домов посёлка, писал трактат о душе.
Увязался и старейшина Дэмин. С приходом эшелонов забот у него стало меньше, проблем в общении с пришельцами у его подопечных практически не было, и он решил прогуляться. Когда-то, очень давно, Дэмин закончил Институт русского языка на станции Маньчжурия и мог неплохо общаться.
Старики ехали на личном УАЗике главмеха. Старинная «буханка», помнившая ещё разноцветные светофоры на улицах городов и суровых с виду, но добрых автоинспекторов, тряслась по ухабам рядом с железкой.
Движок жутко шумел и пёр машину вперёд. Сидевший за рулём Борисыч велел остальным глядеть на рельсы и сообщить, когда колея расширится.
Но этого так и не произошло. Уже проехали станцию Маньчжурия, старую границу, миновали Забайкальск, выскочили в степь, где им помахали руками конные патрули.
— Я ничего не понимаю, — остановил «буханку» главмех. — Одно из двух, или мы проскочили место расширения, или не доехали ещё до него.
Он вытащил из кармана пятиметровую рулетку и померил расстояние между рельсами.
— Полтора метра и двадцать сантиметров, — Борисыч вытащил блокнот из куртки, листнул и хмыкнул. — А там было метр сорок три. Проглядели мы.
Разгадку тайны они нашли в Забайкальске. Всё оказалось так просто, что главмех даже сплюнул от досады. В крытом терминале станции оказались два пути, имевших по четыре рельса. Снаружи российская колея, внутри китайская. Немного побродив, Борисыч прикинул, как и что здесь происходило. Да и Дэмин тоже припомнил, как раньше проезжал границу.
— Вот эти столбы поднимали поезда, — указал он на огромные жёлтые домкраты, стоявшие возле путей. — А потом колёса откручивали и меняли.
Вскоре выяснилось, что меняли целиком вагонные тележки. Их отсоединяли, потом вагоны поднимали вверх. Старые тележки угонялись на запасные пути, пригоняли новые и ставили на них вагоны.
— Как просто, — вздохнул Николай Борисович. — Вот смотрите, мужики, как инженеры раньше-то работали. Всё продумано, всё удобно. Ладно, давайте собираться обратно. Проблема решена.
Пока техническая группа моталась по железной дороге, на Далайнор прилетел вертолёт. Единственная вертушка «Ворон» привезла Набокова, Львову, молчаливо-тревожного Жору Арефьева и пистолетчиков Юсефа с Саней.
Татьяна Сергеевна первым делом принялась разузнавать, как тут себя ведёт Манжура. Оставив Арефьева под присмотром дежурного караула, она отправилась к Данияру.
— Привет, красавица, — обрадовался старый шаман, и убрав со стола исписанные, исчёрканные бумажные листы, поставил пару кружек. Разжёг печурку и водрузил на неё чёрный от копоти чайник. Львова выложила пакет с сахаром и подсохший пирог с тайменем.
— Ты за Николой примчалась? — угадал Данияр, бросая в закипевший чайник листья смородины и малины. — Тут такие дела с ним произошли. Я в затруднении. Но приятном затруднении.
— Мне сказали, он женился? — Львова распахнула окно. — Что ты куришь, такое вонючее?
— Ага, Иринка его захватила. Сейчас сама не рада. Он во вкус этого дела вошёл и на баб смотрит, ну прямо всех любит. Аккуратней с ним общайся, хе-хе.
— Расскажи-ка, что и как случилось?
Шаман порыскал взглядом по комнате, обнаружил мешочек с табаком на полу, поднял, отряхнул и начал набивать свою трубку. Львова поморщилась и открыла второе окно, подумала, распахнула настежь дверь, и чтоб не закрылась, подпёрла её стулом.
— Хоть бы женщину не травил, уважение выказал, — проворчала она, взяв в руку чистый лист и складывая его гармошкой, мастеря так веер, дым отгонять.
— Ну, Танюша, во-первых, старость надо почитать, а во-вторых, за что мне тебя, как женщину уважать? Ты контрразведчик из особого отдела, вот и терпи, работа такая. А как женщину тебя пусть мужик твой уважает, а ты ему за это любовь, чистые носки и котлеты. Ха-ха. Мне же до твоих женских прелестей никакого дела нет. А своими капризами ты мне мозг туманишь, могу информацию важную забыть. Ясно?