class="p1">— Сопротивляться не советую, как и бросаться врукопашную. Шансов против восьмого ранга у вас нет, — когда Николаус пришёл в себя, произнёс я.
Тот трезво оценил свои возможности. Его, конечно, подлечили, но и рана в боку всё ещё давала о себе знать, и нога в лубках не до конца срощена. Так что ни в магическом, ни в физическом плане он ничего поделать не мог.
— И чего вы хотите? — вздохнув, спросил барон.
— Пытать вас бесполезно, своего хозяина вы не выдадите. Оставлять в живых глупо.
— Я не боюсь смерти, — ухмыльнулся Унгерн.
— Умереть можно по-разному, господин барон, и выбор только за вами, — покачал я головой, ковыряясь кончиком ножа у себя под ногтём.
— Хотите сказать, что уподобитесь палачу? — недоверчиво поинтересовался Николаус.
— Я ещё и не на такое способен, — заверил я его.
— Сами же говорите, что это бесполезно.
— Если спрашивать о хозяине, вне всяких сомнений. А вот если, скажем, о серебре и бриллиантах, тогда картина совершенно иная.
— То есть вы ещё и грабитель?
— Ну что уж тут поделать? С кем поведёшься… — сокрушённо вздохнул я.
— Думаешь, такой умный? Да п-пошёл ты. Мой хозяин д… Гх-хр-рха-кха.
«Хм. Нашёл всё же выход, ублюдок», — глядя на барона, корчащегося на полу с пеной на губах, в сердцах подумал я. Хитрый я придумал план, нечего сказать, только жадность Унгерна оказалась сильнее. Ну и что теперь делать? Хм. Вообще-то, у меня есть ещё и младший братец. Как, впрочем…
Я присел рядом с одним из находящихся без сознания бойцов и сдёрнул с его спины рубаху. М-да. Узор «Повиновения» на месте. Проверил второго. Третьего. Ага. А вот у этого уже исчез. Получается, братья поделили бойцов между собой. По моему опыту, хозяева не больно-то стесняются своих слуг, а по сути верных псов, и секретов от них практически не имеют. Не видят смысла таиться от того, кто предать не может в принципе. Чего уж там, сам этим грешу.
— Этого на стол и обездвижьте, — указал я Хрусту и Зиме.
Те согласно кивнули и потащили бесчувственного пленника на стол пристраивать рядышком с бароном. Когда они закончили, я привёл его в чувство, заткнул рот кляпом и начал наносить узор. Пятнадцать минут, и тот поднялся уже совершенно иным человеком.
— Как звать? — по-немецки спросил я.
— Кирьян, — ответил тот.
— Русский, стало быть, — уже на языке осин уточнил я.
— Из-под Пскова, боярина Стрешнева беглый холоп.
— А с этими как оказался?
— Дык прибился к ватаге, там нас всякой твари по паре было, и немцы, и латгальцы, и русские. Шалили на дорогах, пока нас братья Унгерны в оборот не взяли. Против одарённых мы не сдюжили, а они нас повязали узором. Тех, у кого имелись такие украшения, порешили. Ну и стали они сами нашу ватагу водить да воинским умениям обучать.
— Кому служили бароны, знаешь? — поинтересовался я о насущном.
— Точно не ведаю, но догадываюсь. Год тому нас боярин Милославский, что на Пскове сидит, в оборот взял, с ним, кроме дружинников, ещё четверо одарённых было, так что спеленали всех без ущерба. Думали, в град отвезут да казни предадут. Но подержали до утра связанными там же, в лесу, а поутру отпустили восвояси. Потом уж я увидел, что на обоих баронах появились узоры, а в кошеле Николауса «Разговорник». Ну и шалили мы только на этой стороне, а как на русскую, то только по найму.
— Милославский старый лис, — прошипела Мария.
— Думаешь, он? Унгерн же вроде на букве «д» осёкся, — усомнился я.
Ну а что такого-то, я ведь не в курсе всех этих высокородных раскладов: кто, кому, когда, за что и почему. Ну, неинтересно мне это было раньше, а после разбираться как-то стало некогда. И потом то, что снаружи, зачастую сильно отличается от скрытого внутри. О враждебности Милославских я вообще ничего не знаю.
— Не Гордей Гордеевич, а его родственник, князь Дмитрий Григорьевич, — уточнила она.
Тут стоит уточнить, что князь может быть только один, и с появлением у него наследников его братья и сёстры носят титул княжичей до смерти, но дети непременно понижаются в титуле до бояр. Вот и получается, что Милославские не только род княжеский, но и боярский. Впрочем, как и любой другой.
— То есть боярин решил посадить на сворку ручную разбойничью ватагу, а потом предоставил их князю?
— Не обязательно, — покачав головой, возразила она. — Может статься и так, что боярин тут ни при чём. Кирьян сказал, что с Гордеем Гордеевичем были ещё дворяне, и его «д» вполне может быть первой как раз в этом слове, а может, это дьяк или всё же начальная буква фамилии. Не суть важно, главное, что за всем этим стоит сам князь. Батюшка рассказывал, что в юношестве про меж них была вражда.
— И что, Милославский до сих пор не простил юношеских обид? — усомнился я.
— Может так, может, нет. Только главное тут не это. Милославские родственники императору, но Дмитрий Григорьевич яро противится стремлению Петра Ивановича вернуть себе всю полноту самодержавной власти. И тут государь включает в очерёдность престолонаследия меня, минуя род Милославских.
— Взбрык императора, ваше престолонаследие да плюс старые обиды на вашего батюшку. Хм. Гремучая смесь получается.
— Вот и я о том же.
— Ну что же, показаний пленников вполне достаточно для начала дознания, — заметил я и уточнил: — Разве только от Кирьяна нужно будет избавиться.
Дворяне, конечно, привилегированный класс, но это вовсе не означает, что чернь абсолютно беззащитна. Беглеца следует передать страже, а уж дальше-то разберутся, кто он, откуда, зачем и кому его следует вернуть. Наносить же узор «Повиновения», не имея соответствующей купчей, себе дороже. Лучше убить, тогда можно отделаться вирой, а так отправишься на каторгу камень ломать или руду добывать, это уж как карта ляжет.
— Нет. Ты избавишься от всех пленных. Нам эта обуза ни к чему, — холодно произнесла она.
Хм. А ведь, пожалуй, и приказала. Спокойно, девочка, не тебе мне приказывать. Я, конечно, со всем уважением, но ты пока ещё не доказала, что имеешь на это право, а социальный статус и твой титул для меня ничего не значат.
— Тайной канцелярии понадобятся свидетели, чтобы прижать Милославского,