Теперь нужно уничтожить дот. Фашисты по-прежнему поливают оттуда улицы свинцовым дождем. Были бы у нас дымовые шашки, можно бы попытаться под прикрытием дымовой завесы по-пластунски преодолеть улицу. Я высказал эту мысль Емельянову. Он куда-то скрылся, потом позвал меня во двор. Я вышел и сразу закашлялся от черного дымного смрада.
— Что случилось? Что горит? — забеспокоился я.
— Фрицевские покрышки, — удовлетворенно пояснил Иван Васильевич.
Протерев слезящиеся глаза, я насчитал четыре костра, на которых вовсю чадила резина. Все ясно: Иван Васильевич решил применить их вместо дымовых шашек.
Емельянов махнул бойцам. Те, обмотав руки мокрым тряпьем, покатили горящие покрышки к воротам, с силой вытолкнули их на улицу. Порывы ветра не давали дыму подняться вверх, и он, растекаясь над мостовой, быстро достиг перекрестка.
Фашистские пулеметчики продолжали стрелять наугад.
Я первым пополз по мостовой, почти касаясь ее щекой. Кто-то обогнал меня справа, кто-то испуганно ойкнул позади, но вскоре весь взвод Емельянова уже находился на противоположной стороне. Лишь одного бойца слегка царапнуло пулей.
Навстречу мне вразвалку шел Малышко с юным проводником.
— Товарищ комроты! Задание выполнено…
Что он докладывал дальше, я не уловил. Мое внимание было сосредоточено на его забрызганных кровью шапке, лице и шинели.
— Что с вами, товарищ Малышко? Вы ранены?
— Нет. А что?
— Да вы весь в крови!
Удивленный богатырь провел руками по лицу, взглянул на свои ладони и пошатнулся. Еле успел подхватить его, помог доковылять до стены дома и опуститься на землю. Он виновато улыбнулся:
— С детства не выношу вида крови, меня от нее мутит.
— Петин! Петин! Позвать Петина! — нетерпеливо кричу я, не зная еще, насколько серьезно ранен Малышко.
Переваливаясь по-утиному, подбежал Петин. Молча показываю на Малышко. Санинструктор вытащил из сумки бутыль с какой-то жидкостью, намочил ватный тампон и, сняв с раненого шапку, протер ему лицо. Пока он осторожно ощупывал голову и богатырскую грудь, лицо Малышко опять покрылось капельками крови, видимо сочившейся из многочисленных царапин. Петин начал густо смазывать их йодом и вдруг — взлетел в воздух! Стремительно вскочив, Малышко высоко поднял за шиворот дрыгающего ногами санинструктора и разъяренно рычал:
— Ты что, издеваешься?! С живого шкуру сдираешь?!
— Что ты, что ты, товарищ сержант! — лепетал испуганный Петин. — Это для дезинфекции, чтобы заражения крови не случилось.
Не удержавшись от смеха, с трудом вырываю Петина из рук Малышко и опускаю на землю, после чего ротный эскулап не замедлил скрыться.
Подошедший Митрофан Васильевич удивленно посмотрел на поспешно убегавшего Петина. Я рассказал об "инциденте".
— Ну и герой! — усмехнулся политрук. — А мы его так разрисовали. — Он протянул мне лист бумаги, где довольно умело черным карандашом был набросан рисунок: грозная физиономия сержанта в окне, а в воздухе распластался испуганно вопящий фашист, выброшенный им из окна. И подпись: "Так сержант Малышко расправляется с фашистами. Бей их, распроклятых!" А наверху: "Прочитай и передай товарищу".
— Все правильно, — подтвердил я. — Пусть все посмотрят. Неожиданно во дворе появился лейтенант Соловьев, с которым мы так и не успели отметить его день рождения. Увидев меня, Вениамин крикнул:
— Комбат недоволен твоим топтанием на месте! Седьмая рота обогнала вашу и девятую на целый километр!
Когда я объяснил причину задержки, Соловьев деловито спросил:
— Что намереваешься делать?
— Передай командиру, что взвод Емельянова немедленно будет развивать успех, а я со своим резервом покончу с гарнизоном дота и расчищу путь остальным взводам.
— Ладно, так и доложу комбату! — крикнул начштаба. — Удачи тебе!
Политрук ушел со взводом Емельянова, а я с Малышко и сапером попытался проскочить перекресток, чтобы с тыла подойти к доту. Едва мы высунулись, вокруг зацокали пули. Стало ясно, что, пока мы не выбьем фашистов из комнат, окна которых выходят на перекресток, подойти к доту не удастся. Молча переглянулся с Малышко. Поняв меня, богатырь махнул своему отделению. Разделив его на группы по три человека, он в своей обычной манере, больше жестами, чем словами, указал направление движения каждой группы и стремительно побежал через улицу. Слишком поздно я обнаружил, что Остап ни на шаг не отстает от Малышко. Крикнул, чтобы он вернулся, но мальчуган сделал вид, что не слышит. К счастью, он благополучно проскочил простреливаемую улицу. Скоро в доме поднялась стрельба, послышались взрывы гранат, а потом появился, как всегда, невозмутимый Малышко в сопровождении парнишки и красноармейца. Еще издали подняв свой огромный кулак в популярном довоенном приветствии "Рот Фронт!", он хрипло пробасил:
— Порядок!
— Где остальные? — встревожился я.
— Там, — махнул он рукой в сторону здания, — караулят, чтобы не помешали нам фрицы.
— Ты что же, Остап Миколаич, дисциплину нарушаешь? — стараясь сделать строгое лицо, спросил я сияющего и гордого собой мальчугана.
— Не-е-т, — смутился тот, — не нарушаю.
— Почему не вернулся? Я же приказал.
— Я не слышал… Шум кругом.
— А если честное пионерское?
Бледные щеки Остапа порозовели, потупив взгляд, он схитрил:
— Слышал, но побоялся идти назад: улица ведь простреливалась.
— Ну ладно, — заключил я, — больше не высовывайся, наблюдай через забор и докладывай, если что заметишь. Вот тебе бинокль.
— Есть, наблюдать и не высовываться, товарищ командир! — с готовностью вытянулся Остап, стараясь пошире развернуть узенькие плечи.
Пулеметчики, словно предчувствуя свои последние минуты, беспрерывно строчат. Только с тыла, где вход, амбразуры не было. Воспользовавшись этим, мы бросаемся к доту. Малышко бежит, легко удерживая в одной руке тяжелый заряд взрывчатки, в другой — гранату, у меня наготове две гранаты.
Малышко осторожно кладет взрывчатку под дверь, сапер присоединяет к ней бикфордов шнур. Вот он загорелся, и мы, отбежав на безопасное расстояние, прижимаемся к земле. Раздается взрыв. Бросив в распахнувшуюся дверь гранату, мы с Малышко протискиваемся внутрь дота. Малышко сразу же, пошатываясь, поворачивает назад. Присмотревшись, вижу на полу окровавленные трупы и тоже спешу к выходу.
Нас окружают возбужденные бойцы второго взвода. Кто-то на радостях крикнул:
— Качать командира роты!
И только мой строгий окрик останавливает бойцов. Расступившись, они пропускают старшего сержанта Терешина. Поблескивая озорными карими глазами, он докладывает, что во взводе ранен и отправлен в медпункт боец Чабанов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});