Например, учительницы. Антон Павлович хорошо их знал. Его любимая сестра Маша была учительницей. Он знал, сколько они получают, а с другой стороны – какой широкий у них круг воздействия. Он и для них писал, чтобы ширилось, «шло» дальше…
В. К. Татьяна Васильевна, честно скажу: вы первая раскрыли мне так впечатляюще космизм «Чайки». Ну а что касается восприятия ее – можно только представить, как все было тогда, в 1898-м, сто лет назад… А что волнует вас больше всего сегодня, когда вы оглядываетесь на большой путь, пройденный родным вам театром, и думаете о его будущем?
Т. Д. Более всего волнует то, с чего я и начала: уровень зрительного зала. Потому что уровень либо тебя поднимает (не в плане успеха, а как собеседник), либо… Нельзя же беседовать, имея в виду человека с телефоном или пьяного школьника.
В. К. А такие тоже бывают?
Т. Д. Бывают, во всех театрах. Я сейчас обобщаю. Беру как бы две крайности.
Мы имеем своего зрителя, и он прекрасен. Но даже если в массе перед нами наш зритель и лишь несколько человек с телефонами и несколько пьяных школьников – «беседовать» уже чрезвычайно тяжело…
Публика «питает», дает тебе добавочные силы, компенсирует твои эмоциональные затраты, но твоя обязанность – говорить с публикой серьезно, честно и на пределе сил.
И еще: не превращать драматический театр в иные формы. Скажем, в музыкальный театр, в дурной мюзикл, как сейчас, увы, все чаще бывает. Мюзикл, конечно, может быть и прекрасным, высокопрофессиональным, но все равно это – другой театр, к драматическому не имеющий никакого отношения. Однако сегодня очень многие театры к этому идут. Стремясь «угодить» публике, привлечь публику, особенно молодежь, которая без децибелов, кажется, уже и жить не может.
Мы этого не делаем. Во-первых, не имеем права – традиции Художественного театра обязывают. А, во-вторых, я считаю, в этом есть большая доля падения.
Что мы стараемся делать, не имея драматургии, которая так желательна сегодня? Позицию свою, в полном соответствии с нашими основоположниками, мы определили в самом начале, еще десять лет назад. Поскольку пьесы не пишут, обобщать не могут, растеряны чрезвычайно, а многие, как ни горько, – продажны, мелкотемны, поскольку «не выявлены» современные Чеховы и Горькие, значит, мы занимаемся Чеховым, Горьким, занимаемся Островским, Достоевским и, конечно, Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. У нас в репертуаре три пьесы Булгакова, которые идут неизменно с очень большим успехом.
В. К. В вашем «Дневнике актрисы» я прочитал: «Булгаков – Бог». Это относится к тому времени, когда он только открывался нам как автор многих дотоле неизвестных произведений. Теперь прошло немало лет, но ваше отношение к Булгакову не изменилось?
Т. Д. Большой автор – всегда провидец, всегда пророк, всегда предупредитель. Такими предупредителями, предсказателями были и Пушкин, и Достоевский и, безусловно, Булгаков. К ним относится и такой большой сегодняшний писатель, как Валентин Распутин, который предсказывал многое, сколько лет назад. Вспомните хотя бы «Прощание с Матерой» и «Пожар». Или «Деньги для Марии». Уже в самих названиях звучит как бы предостережение. Распутин – на уровне нашей классики.
В. К. В общем, недаром он в вашем репертуаре?
Т. Д. Да, причем в постановке такого талантливейшего режиссера как Андрей Борисов. Мне очень бы хотелось, чтобы он у нас и еще что-то поставил. Его последняя трактовка «Короля Лира» с атрибутикой Якутии – событие в театральном искусстве. Это не умалило Шекспира, а наоборот, выявило его мощные образы крупно, в необыкновенном ракурсе и с удивительным чувством современности.
Я просила Валентина Григорьевича связаться с Андреем Борисовым и предложить от моего имени постановку у нас.
В. К. Борисов – иркутянин? Или якутянин?
Т. Д. Он в Якутске руководил театром, а сейчас министр культуры Якутии. Мне хочется, чтобы он перенес на нашу сцену «Лира», повторил «ход». Андрей Борисов вывел спектакль на узнаваемый сегодняшний трагизм. Предательство! Предательство своего отца, предательство Отечества… Это одна из самых больных тем сегодня! Повсеместность предательства…
Люди что-то умели, о чем-то высоком говорили, – а потом, в одночасье, легко и просто, стали «перевертышами». Полностью изменили свои позиции, предали и свое окружение, и учителей, и своих детей в конце концов. Это и есть результат размытости: «Зло есть добро…»
Если же обратимся во времена Чехова, так люди понимали во всяком случае, что такое порядочно, а что такое непорядочно. Вспомните позицию Антона Павловича по отношению к Академии, когда в силу определенных причин Горькому было отказано в звании академика. И это была не только личная позиция, но и выражение единственно верной для всех позиции под названием «Как надо». Как надо жить!
В. К. Необыкновенно важно, чтобы сегодня были такие люди, которые бы это демонстрировали…
Т. Д. Нет, надо не демонстрировать – так надо жить! Не думая о том, насколько трудно и неудобно тебе. Веришь ты или нет, Бог просто есть – и все. Наличие Бога в душе и определяет на сегодня: либо ты человек, либо скот.
В. К. Темы предательства вы коснулись. Предательства по отношению к Отечеству. А в другой связи прозвучало имя Булгакова. Знаете, недавно я уже в который раз посмотрел ваш спектакль «Белая гвардия». И вот когда Мышлаевский говорит вполголоса, очень тихо, едва слышно: «Да здравствует Россия!» – зал каждый раз отвечает аплодисментами. Я обратил внимание, что это неизменно бывает на каждом спектакле! Значит, доходите вы до людей…
Т. Д. По поводу Михаила Афанасьевича Булгакова и его современного звучания – естественно. Он современен, как, скажем, Достоевский. А тема России у него проявляется не в лозунгах. Она изнутри существует. Поэтому и актерам были даны соответствующие ходы – согласно личности Булгакова, для которого органично, если живешь на этой земле, и все твои предки похоронены в ней и стали частью этой земли, то предавать ее не просто безнравственно. А абсолютно недопустимо!
В. К. Вы Булгакова цитируете?
Т. Д. Нет, это режиссерский ход, заданный актерам. В частности – для этой сцены.
В. К. Тема Родины, тема России – она ведь в целом ряде спектаклей вашего театра, поставленных и лично вами, и другими талантливыми режиссерами, которых нередко вы приглашаете, так сказать, со стороны. Россия, как правило, предстает в самые сложные, переломные, трагические и вместе с тем героические моменты ее истории. Мы говорили о «Белой гвардии» в вашей постановке – Гражданская война. «Теркин жив и будет!» по Твардовскому – война Великая Отечественная. Недавно на малой сцене Николай Пеньков поставил пьесу «Наполеон в Кремле» Владимира Малягина – 1812 год. А буквально перед этим Валерий Белякович осуществил весьма сложную постановку «Козьмы Минина» – драмы Островского, к которой редко обращается театр и которая посвящена 1612 году. Тоже борьбе за освобождение России от захватчиков. Не случайно все это, как я понимаю?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});