Читать интересную книгу Страшные истории Сандайла - Катриона Уорд

моих близких. Но именно поэтому я и не могу с ним расстаться.

* * *

В Боне поговаривают, что Джек уехала в Небраску. По всеобщему мнению, в городе от нее были одни только проблемы, поэтому до такой девушки никому особо нет дела. Однако я часто думаю о ней, сидя вместе с моей маленькой дочерью у солнечных часов.

Роб

Я умолкаю – не хочу, чтобы Колли узнала продолжение. Постепенное, дюйм за дюймом, предательство. Бесконечный щемящий ужас, с каждым месяцем, с каждым днем охватывающий меня все больше от осознания того, что я боюсь человека, за которого вышла замуж. А потом и собственную дочь.

– Значит, я не твоя дочь… – говорит Колли, разинув рот.

На ее спокойном, невыразительном лице застыло то ли удивление, то ли непонимание. Может, она даже не взяла в толк то, что я ей рассказала? Нам обязательно надо понять друг дружку, потому что притворяться у меня больше нет сил.

– Никогда больше так не говори. Ты моя и больше ничья.

Это сущая правда. Я люблю Колли. Я давно должна была уйти от Ирвина. Но видимость нормальной жизни была моей броней. Мне казалось, что с ее помощью я смогу защитить своих детей.

– Ма, надо отписать папе, – шепчет Колли, будто Ирвин может нас услышать, – вон сколько он прислал тебе сообщений. Ты и сама знаешь, что на них надо отвечать.

– Ты что, рылась в моей сумочке? – говорю я, старательно контролируя голос. Я не хочу ее испугать. Странно, но из всех призраков, толпой вьющихся вокруг нас, в этот момент я слышу голос Мии. И чуть не наяву вижу, как она с серьезным лицом держит в руке шприц.

Чтобы спасти своего ребенка, ты бы сделала точно то же самое. Я вновь перечисляю про себя мои веские причины. Выстраиваю в голове древо возможных решений. Какой будет жизнь Колли? Лучше ей уже не будет никогда. Как ей вообще существовать в этом мире? Я смотрю на ее лицо, не выражающее ровным счетом никаких эмоций, заглядываю в зеленые совиные глаза и, пожалуй, впервые замечаю, что за ними прячется. Невинность. Она в упор смотрит на два выкопанных из земли предмета, стоящих на столике, на которых еще не засохла красноватая земля Сандайла. Голубая коробочка и вырванные из блокнота листы бумаги, повествующие об истории наших имен, об истории гнусного места, совершенно исчезнувшего из моей памяти, кроме разве что самых потайных закоулков души. Щенячья ферма. У моей дочери не было ни малейшего шанса.

Я поклялась, что защищу их обеих, и слово свое сдержу.

У каждого человека есть история, объясняющая его от начала и до конца. Я думала, что знаю свою доподлинно, но ошиблась – она продолжается здесь и сейчас. Передо мной стоит выбор, которому суждено всецело меня определить. Воображение рисует перед мысленным взором древо возможных решений, на конце каждой ветки которой висит жуткий плод.

Моя рука хлопает по карману джинсов, желая убедиться, что ключи от комнаты Колли по-прежнему там. У меня все готово. Я делаю глубокий вдох и говорю:

– Солнышко, давай поднимемся к тебе, подойдем к окну и сосчитаем звезды. Мне сейчас жизненно необходим кусочек чего-то прекрасного.

Колли

Свою историю мама рассказала не зря, потому что теперь до меня многое дошло. Я поняла, о чем именно поется в песенке Бледняшки Колли. Воткнуть иглу она собирается мне, дабы сделать меня другой дочерью. На столике между нами стоит голубая коробочка, поблескивая в лучах заходящего солнца, будто желая сказать: «Эй, я не так уж и плоха».

– Как же упорно я за тебя боролась, Колли, – говорит она, – и в том же духе буду продолжать и дальше. Не дам тебе стать такой, как она.

Мама закусывает губу – в точности как Энни. Выглядит совсем молодой. Потом касается глаза, будто поправляя контактную линзу, но это не так, потому как она в жизни их не носила. Сама печаль, смайлик «очень грустная мордашка», в глазах стоят слезы. На секунду ей почти удается меня одурачить. Меня охватывает желание обнять ее и сказать: «Все хорошо, мамулька». Но в следующее мгновение она опять бросает взгляд на голубую коробочку.

– Солнышко, давай поднимемся к тебе, подойдем к окну и сосчитаем звезды.

Вроде мама, а вроде и нет.

Мы встаем и поднимаемся по ступенькам вверх, будто в этом нет ничего такого. Мое сердце чуть не выпрыгивает из груди.

– Включи свет, котеночек, – говорит она, останавливаясь у моей комнаты и не вынимая из кармана руки. Я хорошо знаю, что там у нее ключ от моей двери.

Она пропускает меня вперед, моя рука щелкает выключателем, и в этот момент за спиной с грохотом захлопывается створка. Но я держусь начеку, и поэтому что есть сил толкаю ее назад. Дверь с треском бьет ее по голове, она пошатывается, давая мне возможность выхватить у нее из рук ключ, затолкать ее в комнату и закрыть на замок. Хорошо, что перед этим она выпила пару бокалов вина.

Я несусь вниз, к входной двери, навстречу тьме. Когда мы пробегаем гостиную, в моих ушах раздается шепот Бледняшка Колли: «Хватай ее».

Я сгребаю со стола вставку и бегу. Бледняшка Колли без передыха орет мне в ухо: «Быстрее, быстрее, быстрее». На входной двери, как всегда, заедает защелка. Я слышу, как мама наверху барабанит кулаками в створку.

Меня принимают в свои объятия холодные, пустынные сумерки.

– Колли! Колли, выпусти меня отсюда! – слышится за спиной мамин голос.

Поднявшийся ветер гоняет повсюду песок. Я пригибаюсь за зарослями кактуса. Небо приобрело цвет кровоподтека, грозовых облаков. Над головой мерцают первые холодные звезды. Не пробирай меня такой страх, я была бы сейчас счастлива. Тут так красиво. Я зашвыриваю ключ во мрак.

«Так кто же она, Джек или Роб? – говорит на ушко Бледняшка Колли. – Ты никогда об этом не думала? Это все может вполне оказаться ложью».

Я киваю, потому что мне и самой приходила в голову подобная мысль.

Потом засовываю пластиковую коробочку в рукав свитера и медленно крадусь по задворкам дома, не издавая ни звука. Изнутри глухо доносятся крики мамы – или не мамы, – которая зовет меня по имени. В ее голосе слышится безумие. Она в самом деле сошла с ума.

Мне надо дождаться рассвета, добраться до автострады, остановить там попутку или попросить телефон. Хотя в этом случае меня запросто может похитить какой-нибудь психопат. Но разве может быть кто-то хуже этой