Читать интересную книгу Обрученные судьбой (СИ) - Струк Марина

Вернулся Северский только под вечер — грязный и мокрый, попав под ливень, что обрушился на землю после полудня. Об этом крикнула Ксении прислужница, которую та поставила выглядывать боярина в рундуке. Ксения приказала тут же сворачивать работы, отпуская девок и белошвей прочь. Она хотела послать мужу с одной из них весточку, что желает видеть того у себя в тереме, как только тот найдет для нее время досужее. Но на ее удивление, едва девки покинули терем, как в сенях громыхнули каблуки сапог Северского, раздалась тяжелая поступь шагов. Все ближе и ближе к светлице, где стояла у пяльцев Ксения, затаив дыхание от волнения и страха. Ведь несмотря на всю кажущуюся безмятежность и покой, что в последнее время явил ей муж, она еще помнила, каков он бывает в гневе, видела, как суров тот с холопами.

Матвей переступил порог светлицы, быстро окинул взглядом помещение, а потом и саму Ксению, притихшую, бледную. Его лоб пересекала тонкая морщинка неудовольствия, по щекам ходили желваки, кулаки были сжаты. Он прошел через светлицу и уселся в кресло с резными ручками, что стояло подле окна, спиной к свету, и Ксения со своего места оттого плохо видела его лицо. Войдя в терем, он не вытер сапоги о войлок в сенях, и теперь с его обуви прямо на ковер капала грязная жижа. Будет холопкам работы, подумала невольно Ксения, а потом вдруг спохватилась, низко поклонилась, приветствуя мужа:

— Здрав будь, Матвей Юрьевич, муж мой. Какова охота была? Удачна ли?

Северский ничего не ответил, даже не сделал знака ей приблизиться, только сцепил пальцы рук перед собой и стал смотреть поверх них на жену. Только со временем он заговорил, когда Ксения уже не знала, что и думать. Она точно знала, что Матвей не видел Евдоксию нынче по возвращении — та была отослана на весь день к погребам смотреть за рубкой да засолкой в чанах деревянных капусты на зиму. Не успела бы вернуться в терем, да и кто сумел за это время сообщить той о возвращении боярина в усадьбу.

— Не поймал я зайца, моя лада, — глухо сказал Матвей. — Знать, не видать мне удачи весь этот год, не будет у меня счастья.

— Отец Амвросий говорит на то, что верить в приметы — суета сует, грех в приметы верить, — сглотнув слюну, которой вдруг наполнился рот, ответила Ксения, сжимая руки, чтобы не выдать свою дрожь. Отчего ей так страшно ныне? — И ты не верь, мой господин.

— Как не поверить, Ксеня, когда недоля в мой дом вошла и уходить не желает, — проговорил Матвей. — Я думал, прогнал я недолю свою. Да она, паскуда, в дверь ушла, а в оконце вернулась, когда и не ждал я ее. Да будет об том. Девка твоя сказала, потолковать со мной хочешь? Вот я и пришел к тебе тут же. Говори, раз дело такое.

Вот он, шанс ее первой сообщить весть о своей тягости! Вот он, шанс повернуть все в свою сторону! Ксения немного помялась, а после решительно двинулась к мужу, стараясь улыбаться ему, как улыбалась бы Владеку, когда говорила бы ему о дитя. Она встала напротив Матвея, взяла его за руки и, собравшись с духом, проговорила тихо:

— Господь услышал наши мольбы, Матвей Юрьевич. Тягостна я.

Матвей поднял на нее глаза, и Ксения вгляделась в его лицо, стараясь прочитать мысли, что были у него в голове в этот момент, но не смогла из-за тени, которая его скрывала.

— Дитя, говоришь, в чреве твоем? — он положил руку на ее живот, и она едва сдержалась при этом, чтобы не отшатнуться от него. Ей вдруг показалось, что вместе с сумерками ранними в светлицу вползает какой-то странный холод, и сжалось сердце в тревоге. А потом Матвей вдруг надавил слегка на живот, давя на него, и Ксения все же поспешила отстраниться, упираясь руками в его плечи. Он не стал удерживать ее, отпустил.

— Значит, дитя у нас будет, лада моя? Знать, дождались наследника-то? — спросил Матвей, и Ксения улыбнулась, чувствуя, как с плеч падает тяжесть. Ей даже лгать не пришлось — она сказала, что тягостна, а он за нее все остальное. Не пришлось ей греха на душу брать, не пришлось лгать. Хотя разве умолчание истины похвально…?

За своими думами Ксения забылась, не смотрела на мужа, что уронил сперва голову в ладони, дергая себя за волосы, а потом подскочил к ней резким движением, и она даже моргнуть не успела, как сбила с ног ее сильная пощечина. Ксения упала на ковер, едва успев смягчить удар, выставив ладони в пол. Щека горела огнем, а во рту солено стало от крови, что засочилась из уголка губ.

Матвей же снова подскочил к ней, схватил за плечи, притянул к себе, и она испугалась тому огню, которым горели его глаза. Его легко можно было увидеть даже в этой полутьме, что царил в светлице.

— Ляшского пащенка мне навязать решила? Ублюдка Заславского? — прошипел он. — А может, и не только Заславского? Может, тебя там вся чадь его, а?

Ксения не смогла сдержать при себе эмоции при этом оскорблении, размахнулась и ударила его по щеке, забыв за последние седмицы, что мужчина может ответить на удар, не раздумывая. Что и последовало — Северский снова ударил ее. От этой пощечины ее голова откинулась назад, кика упала с головы и откатилась куда-то в сторону.

— Думала, скроешь от меня? Да я-то куда разумнее оказался, — он снова притянул ее ближе к своему лицу, нос к носу. — Заметил я твое чрево еще до отъезда, да только ты молчала, и я промолчал. А потом заехал в село к повитухе да расспросил ее, что да как. Там-то моя радость и притихла, моя лада. Будто водой кто огонь залил. Рыжей твоей нет подле, тебе-то никто не подскажет, что ранее надо было под меня ложиться, как приехала в усадьбу. Быть может, тогда и сошлось все. А ныне нет! Нет, слышишь, Ксеня! Не стану я такого позора брать, не приму ляшскую кровь в род да еще кого?! Заславского!

Матвей вдруг прижал к себе ее, голову положил на плечо свое, стал гладить через ткань повойника волосы, то и дело прикасаясь к ее лбу губами.

— Скажи мне, Ксеня, ведь он снасильничал тебя? Снасильничал? Бедняжка моя, пережить такое! Моя вина в том, только моя! Не будь я так неразумен, не убежала бы из вотчины. Милая моя, ты вся дрожишь! — он взял ее лицо в ладони, взглянул на нее, белую, как полотно, а потом вдруг принялся целовать быстрыми поцелуями ее щеки, нос, лоб. Ксения же замерла в его руках, перепуганная и растерянная. — Натерпелась за эти дни, натерпелась…. Я прощаю тебе неразумность твою, слышишь, прощаю. Испугалась, вестимо, как узнала о… о… об том, растерялась, вот и пошла по пути неверному. Но путь от этого позора есть, Ксеня, другой путь, истинный. Все забудем, как морок бесовской, как сон дурной. Забудем и не вспомним никогда, — он замолчал, почувствовав, как напряжена Ксения в его руках, как замерла она под его губами. Откинул голову слегка назад, чтобы видеть ее лицо, ее глаза, устремленные на него, в которых плескался страх и недоумение. — Ты ведь сделаешь это, Ксеня? Ты ведь примешь от Евдоксии зелье?

Сначала Ксения не поняла, о чем он толкует, а потом вспыхнула, прочитав по глазам то, что до сих пор не озвучили его губы. Принять зелье да скинуть дитя, избавиться от чужого ребенка. Ксения понимала, что он вправе требовать этого, но сердцем и душой отрицала.

— Я не буду этого делать, — прошептала она твердо, и его глаза сразу же сузились, превращаясь в узкие щелочки. А потом она повторила уже в полный голос, не таясь выразить то, что горело в ее душе. — Я не буду этого делать!

— Ты сама понимаешь, что это дитя не может появиться на свет, — медленно произнес Матвей, сжимая пальцами ее плечи, словно пытаясь вдавить в ее кожу эту простую для него истину.

— Тогда отправь меня обратно в семью, — проговорила Ксения. — Отправь с родичами, как опозорившую тебя жену. Никто не осудит тебя за то. Все земли и все мое приданое останется тебе.

— Мне нужна ты! — взревел Матвей. — Ты и никто другой! И потом — я не смогу повести под венец другую. Как с тобой рассудиться? И третий брак! Он же никогда не будет признан церковью.

— Зато дети от него признаны будут, — возразила Ксения. А после вдруг в ее голове пронеслась яркой молнией мысль — уговорить мужа отречься от нее, отдать обратно в род. А уж отца-то она сумеет убедить запереть где-нибудь в отдаленной усадьбе. Там и выносит это дитя, плод ее короткой любви, там-то и придумает, как снова соединить свою судьбу с судьбой Владислава.