Всероссийская коллегия по организации рабоче-крестьянской Красной армии приглашает лиц, знающих военное дело, на должность ответственных организаторов Красной армии в различных районах. Желающим подать заявление прилагать рекомендации не менее двух членов РСДРП(б) Адрес: Исаакиевская площадь, Мариинский дворец, Организационно-инструкторский отдел.
Не пойти ли мне? — блеснула, но сразу потухла мысль.
Пошел опять к Заксу. Его секретарь порекомендовал мне сначала побеседовать с тов. Каменевой или тов. Крупской. А если там не выйдет, то притти к Заксу.
Пошел к Каменевой.
Здание Наркомпроса на Фонтанке, позади Александрийского театра. Пробродив не один десяток минут по длинным коридорам, добрался, наконец, до приемной Каменевой. Пришлось обождать около получаса. Наконец в приемную, напоминающую гостиную, вошла т. Каменева, женщина лет около тридцати пяти, интеллигентного вида, с мягкими движениями, чрезвычайно внимательная. Пригласив сесть, она осведомилась о цели моего прихода.
— Я хочу работать по просвещению, — с места в карьер начал я. — Склонность имел к этому делу всегда, однако никогда не работал. Мне думается, что я мог бы принести пользу или в качестве руководителя библиотечным или киноделом, причем меня интересует больше последнее. Можно было бы создать целую систему передвижных кино в целях демонстрации сельскохозяйственных культур и достижений в других странах.
Каменева внимательно выслушала. Справилась о моей партийности. Узнав, что я левый эсер, спросила, не могу ли я для начала будущей деятельности в области кинопросвещения теперь же произвести национализацию Скобелевского комитета, который, по ее словам, является монополизатором всего кинодела страны.
— Мы как-то не добрались до этого учреждения, — сказала она. — Я вам дам записку, и вы с завтрашнего дня займитесь этим делом.
* * *
По привычке, приобретенной на фронте — вставать рано — я поднялся около шести часов утра. День — ярко солнечный. Походил по улицам, нашел адрес Скобелевского комитета и направился прямо к нему.
У подъезда стоит маститый швейцар.
— Здесь Скобелевский комитет?
— Здесь. А вам кого?
— Заведующего.
— Их еще нет.
— А кто-нибудь есть?
— Да никого нет. Занятия начинаются только в десять.
«Ну, и рано же я поднялся!» — мелькнула мысль. Пошел вновь слоняться по городу. Вышел на Невский. Там опять большое оживление. Длинные колонны рабочих тянутся по направлению к Лиговке, вооруженные лопатами, винтовками, с узелками провизии. С песнями шла одна колонна за другой рыть окопы.
Одиннадцать часов. Тот же маститый швейцар на мой вопрос, пришел ли заведующий, ответил отрицательно.
Решил обождать. Сижу полчаса, час — заведующего нет, да не только заведующего, — во всем учреждении мертвая тишина. Наконец пришло несколько мелких сотрудников. Пошуршали бумагами, покурили, потолковали между собой. С удивлением рассматривали меня.
Половина первого. Никого нет.
Швейцар, очевидно, сжалившийся надо мной, подошел с вопросом:
— Вам зачем заведующий-то нужен? Вы из провинции должно быть?
— С фронта я.
— Ну вот, то-то оно и видно. У нас вот уже какой месяц идет, как главные-то не работают. Редко-редко какой день кто заглянет, и то затем, чтобы что-либо взять из дел, а так все больше на квартирах сидят. Не дождетесь вы.
— Дайте адрес квартиры заведующего.
— Это мне не приказано, господин хороший. А вы что, из большевиков, что ли, будете?
— Нет, я не большевик.
Швейцар смилостивился:
— Телефон могу сказать.
«А зачем мне заведующий нужен? — подумал я. — Надо вернуться обратно к Каменевой, рассказать, что здесь работа не производится, и кстати узнать о технике национализации учреждений».
Снова вернулся на Невский. Пошел за одной из рабочих колонн и незаметно для себя очутился около Таврического.
— Зайду к Смолянскому, — решил я.
Смолянский был у себя. На мой рассказ о Скобелевском комитете, смеясь, заметил:
— Теперь саботаж во всех интеллигентских учреждениях. Надо просто взять ордер в районном совете, несколько красногвардейцев, притти, опечатать дела, и потом самому набирать новых сотрудников.
Во время разговора в кабинет Смолянского вошел небольшого роста, сухощавый, в пенснэ, с блестящими через стекла глазами. Поздоровавшись со Смолянским, он протянул руку и мне.
— Бывший офицер? — отрывисто бросил он вопрос, смотря на мои плечи, где остались следы офицерских погонов.
— Да.
— Что делаете?
— Скобелевский комитет собирается национализировать, — смеясь, вместо меня ответил Смолянский.
— Кому это сейчас надо? Армию сейчас надо организовывать. Читали декрет правительства?
— Читал.
— Так чего же в коллегию по организации армии не идете?
— Там рекомендации требуются, — пробормотал я первое пришедшее в голову оправдание.
— Это дело пустяковое. Раз вы заходите сюда, и вас тут знают, такую рекомендацию и я могу дать.
Он подвинул к себе блокнот, лежавший на столе Смолянского, и быстро набросал на нем несколько строк.
— Вот, — сказал он, протягивая мне записку, — идите к Кагановичу. Сейчас военные люди нужны больше, чем когда-либо. Идите, желаю успеха.
С этими словами он вышел из кабинета.
— Кто это? — спросил я Смолянского.
— Свердлов.
— Председатель ВЦИК? — удивленно переспросил я.
— Да, а что, не верится?
— Да уж больно он просто подходит и, не зная меня, сразу дает рекомендацию.
— Ну, это такая умная бестия, он сразу насквозь видит. При всех наших политических разногласиях все же, надо признать по совести, Свердлов внушает к себе большое уважение.
Я прочитал записку:
Товарищ Каганович, податель сего, военный товарищ, может работать по организации армии. Используйте, как лучше. Я. Свердлов
Мариинский дворец. Громадное красивое здание. Здесь до революции заседал Государственный совет, а во время революции кратковременный Предпарламент.
Коллегия по организации рабоче-крестьянской Красной армии только начинает формироваться, о чем свидетельствует неорганизованность, неведение одним отделом, где находится другой. Наскоро расставленные в больших комнатах столы еще пусты. Одиночные сотрудники перебегают из одного конца здания в другой.
Это как бы новый главный штаб формируемой большевистской армии.
В первом же этаже натолкнулся на надпись: «Организационно-агитационный отдел». Пошел по коридору. На дверях надпись: «Комиссар отдела Каганович».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});