Читать интересную книгу Течение времени - Эдгар Вулгаков

Как-то получилось у Ларина, что среди сверстников у него было меньше друзей, чем среди старших по возрасту. Например, с ленинградским профессором Кудрявцевым кроме научных интересов их объединяла любовь к музыке, к литературе и, в частности, к поэзии. Бывая в Ленинграде, он всегда заходил в гостеприимный дом Владимира Николаевича, где ему были искренне рады. Их поздний ребенок, маленькая Женечка, любила забираться к нему на колени, рассказывала о самых важных, по ее представлению, событиях. Он знал Кудрявцева еще в его холостяцкую пору, потом приезжал к нему на свадьбу, а спустя совсем немного времени – на похороны 23-летней красавицы-жены, оставившей взамен себя свою маленькую копию… С Левитным были только деловые отношения, и все же…

Менторским тоном Левитин дал понять Ларину, что на конференцию следует приезжать только тем, кто владеет английским языком, ну а те, кто не знает, например, аспиранты, учат свой доклад наизусть. Он не берется переводить доклад Алексея Петровича, поскольку для этого надо вникнуть в материал, а у него нет времени. Поскольку доклад не включен в повестку дня конференции, его послушают в перерыве между заседаниями, а он зачитает подрисуночные подписи с экрана, без комментариев.

Пожалуй, за последнее время ни разу не было так тяжко на сердце у Алексея Петровича, как после этого доклада. Объявление о докладе сделали накануне. Он передал ассистенту черно-белые пленки с формулами и иллюстрациями к докладу, что воспринималось здесь как давно устаревший способ демонстрации. В зале присутствовало человек пятнадцать-двадцать. Профессор Ларин, с присущей ему убедительностью, рассказывал о сути теории на русском языке в англоязычной аудитории. Федор Львович переводил надписи на слайдах и ответы на задаваемые вопросы формально, не заинтересованно: что написано, то и читаю. По реакции аудитории Алексей Петрович сделал вывод: его доклад, в котором он показывал пути развития теории и некоторые результаты исследований, не поняли. Если бы он знал язык, то непременно вызвал бы на дискуссию сомневающихся и укрепил мнение согласных с его выводами. И тут же он вспомнил своих полиглотов Танюшу и Алешу, которые нашли бы его русскому слову синонимы на одном, втором, третьем… языке, даже не понимая смысла научного или инженерного термина. И ему захотелось домой, к Леночке, к друзьям. А где сейчас Танюша и Алеша, он не знал. Может быть, во Франции, а может быть, в Италии, а может быть, полетели отдыхать на экзотические острова. Впрочем, скорее всего, трудятся над своими проблемами сближения разных народов, пытаясь разрушить языковые преграды. Когда Алексей Петрович убирал пленки в футляры, к нему подошел один из слушателей и заговорил на русском.

– Я главный инженер завода в Сиднее, Алеша Белоножкин. Мы тезки, здравствуйте.

– Здравствуйте, я очень рад! В России только близкие взрослого человека называют Алешей. Зовут обычно Алексеем.

– Об этом знаю. Я русский в третьем поколении, рожденный за рубежом. Сейчас начнутся Бэкингемовские чтения, с докладом выступит профессор Левитин. Вы не желаете послушать? Пойдемте, – он говорил на красивом русском рафинированном языке эмигрантской диаспоры.

Сначала Федор Львович говорил об условиях сопряженности двух тел, находящихся в сложном движении. Отдав дань памяти Бэкингему, известному ученому и инженеру, он перешел к чему-то другому. Говорил о развитии науки в СССР – о давлении сталинизма, о лысенковщине и генетике, о том, что в Советском Союзе долгое время кибернетику определяли как буржуазную лженауку. Белоножкин вопросительно посмотрел на Ларина.

– Все правильно. Только при чем здесь это?

Затем голос Левитина зазвучал саркастически и насмешливо, вызывая хохот в зале. Белоножкин старался переводить Ларину слово в слово.

– Кто создал паровую машину? – обратился к залу Левитин.

– Уатт!

– Неправильно, в России считают – братья Ползуновы!

– А кто изобрел радио?

– Маркони, Маркони!

– Ошибаетесь, русский Попов! Попов, Ползунов, Яблочков… Я мог бы назвать вам еще много других имен лучших и первых ученых и изобретателей в мире, которых не знают в России, потому что признание успехов иностранных ученых объявляют преклонением перед заграницей. Эта огромная милитаризованная империя живет за железным занавесом под бдительным оком КПСС и КГБ. Лозунги в этой стране – «Мы впереди планеты всей», «Лучшее – значит советское», там думают о светлом будущем всего мира, когда он будет жить по их образу и подобию, хотя сами еле сводят концы с концами. Страны капитализма – страны потребительского общества, заботятся только о личном обогащении. Я вас спрашиваю – разве это плохо?!

Алексей Петрович почувствовал, что к его горлу подкатывается комок гнева, удивления и возмущения этим человеком. Зачем он это говорит научной аудитории, которая на глазах превращается в неприлично хохочущую толпу? Он вскочил с места, перебивая Левитина и не обращая внимания на успокаивающий жест ведущего, бросил докладчику:

– Зачем вы, Федор Львович, восстанавливаете людей против нашей с вами родины? Сейчас, когда вся Россия живет надеждами на перестройку, когда нам необходима моральная поддержка стран всего мира, когда мы хотим войти в семью демократических стран, вы вспоминаете пропагандистские измышления КПСС, выдавая их за историческую правду.

Заседание было прервано. У трибуны стояли Левитин, подошедший к нему председатель заседания, Ларин, Белоножкин и группа участников конференции.

– Я выходец из Литвы, – вмешался председатель, – и могу немного по-русски. У нас свободная страна, и каждый может говорить, то, что думает. На СССР все еще смотрят с опаской – куда повернет перестройка, еще не ясно. Но я за установление научных контактов, за дружеские отношения.

– Зачем превращать научный доклад в политический? – возмущенно произнес Ларин. – Зачем вам, Федор Львович, понадобилось негативное освещение нашей страны? У нас перестройка, много трудностей, и нам нужна не критика нашего прошлого, а поддержка.

– Пока у власти будут КПСС и КГБ, перестройка невозможна, – язвительно парировал Левитин. – Я должен был выговориться. Это мое первое и последнее выступление на эту тему.

И ушел, не попрощавшись.

Итак, конференция завершена. Алексей Петрович тепло расстался с Белоножкиным и отправился вдоль красивой набережной к себе в отель. Через два часа он уедет в аэропорт О’Хара.

В аэропорту Шереметьево Ларина встречали Леночка и Дан со Светланой. Тут же доложили, что Татьяна с Яношем в Праге, Алеша-младший на днях прилетает в Москву, у него еще остались лекции в университете. А после этого вернется в Париж вместе с Катюшей, которая намеревается рожать во Франции.

– Алешенька, дорогой, я так устала, – шепнула Леночка, прислонившись к мужу. – Сначала ребята уехали, а затем ты, и опустел дом, хотя рядом были Света и Дан, забегала Катюша, всегда возле меня Зиточка. А на работе с каждым месяцем становится тяжелее – уменьшают финансирование, уезжают из Союза хорошие врачи. Впереди нас ждут большие изменения. И пока есть возможность, надо отдохнуть. И ребята так считают. Может быть, махнем в Отепя всей прежней компанией, пока не закрыли границу? А то живая цепь с факелами однажды уже стояла от эстонского Длинного Германа через Латвию до Литовской башни Гедиминаса.

– Дан, а в институте не будет осложнений с отпуском?

– Алешка, если брать отпуск, то через пару недель или месяц. Сейчас самое подходящее время, я говорил с начальством.

– Свои срочные дела я могу закончить через месяц. Но надо также отчитаться перед друзьями. В Москве с продуктами плохо, но стол собрать надо.

– Алешенька, обязательно соберем. Ребята, может быть лучше на даче?

– Надо Сипягиных пригласить.

– Они не могут. У них запланирована поездка в Великий Новгород.

– Жаль, пока сближения с ними не получается.

Решили собрать на даче в ближайшую субботу всех друзей, включая Николая Николаевича, который стал врастать в круг завсегдатаев дачи, да еще Катюшу.

На даче их встретила Мария Сергеевна пирожками с капустой.

– Откуда такое чудо, Мария Сергеевна? спросил Алексей Петрович.

– А мы с Еленой Федоровной, наученные жизнью, решили немного запастись продуктами. Позади и впереди перестройка, что-то будут ломать, что-то менять и возникнут трудности с питанием, не первый год живем на белом свете.

– Спасибо, Мария Сергеевна, пирожки отличные.

А мужчины загудели:

– С такими женами не пропадем.

– Так вот, друзья, мой подробный рассказ и слайды – завтра. Но два слова о «Бонинге-747». Это огромный самолет, в ряду шестнадцать кресел. А пассажиров столько же, сколько в железнодорожном составе. Представьте себе – железнодорожный состав в воздухе! Там принято после завершения полета аплодировать экипажу. Что касается конференции, то аплодисментов я там не сорвал – меня никто не понял, так как, к сожалению, текст моего доклада не переводили. А в заключение я хотел бы сделать для вас важное заявление: Америка, я имею в виду США, сегодня самое могучее и самое богатое государство на земле. Те, кто работают, живут так, как мне хотелось бы, чтобы жил наш народ. Те, кто не работают, живут на пособия, мне кажется, много выше наших пенсий. Американцы умеют работать весь рабочий день, как у нас говорят, «вкалывают», без перекуров. Итак, упаси нас, Боже, испортить отношения с Америкой. Надо искать контакты и жить с США в прочном мире, впрочем, как и со всеми странами. Все вопросы ко мне во время обеда, идет?