Подойдя к Олив, она крепко обняла ее.
— Прости меня за все, что я тебе наговорила, — прошептала Кларри. — Ты же знаешь, как я тебя люблю — больше всех на свете. Приходи проведать нас, когда захочешь.
Расчувствовавшись от сердечных слов сестры, Олив тоже ее обняла.
— Обязательно буду приходить, обещаю.
Джек положил руку на плечо жены, и та отстранилась от Кларри.
— Пора уходить, дорогая, — сказал он, настороженно глядя на Кларри. — Спасибо за все, что ты для нас сделала, — за чай и прочее. Мы очень тебе благодарны.
Кларри кивнула, все еще держа Олив за руку.
— Заботься как следует о моей сестре, хорошо?
Джек важно посмотрел на нее своими карими глазами.
— Позабочусь. Олив для меня все.
Джек с собственническим видом обхватил жену за талию, и Кларри заметила, с какой нежностью они улыбнулись друг другу. Она отпустила руку сестры.
Когда все собрались у дверей, чтобы попрощаться с молодоженами, сидящими в фургоне Мильнера, Кларри впервые по-настоящему испытала чувство утраты. За несколько напряженных недель она из опекунши и наперсницы Олив превратилась в постороннего наблюдателя, провожающего ее в новую жизнь с Джеком. Наверное, Олив больше подходит Джеку в качестве жены, чем она. Олив страстно мечтала о собственном домашнем очаге с тех самых пор, как жизнь вырвала ее из Белгури. Она обустроит Джеку уютное семейное гнездышко, а он в свою очередь даст ей благополучие и обеспеченность. Но будет ли этого достаточно для ее артистической натуры? Вспоминая улыбку, с которой Олив смотрела на мужа, Кларри склонилась к утвердительному ответу.
До вечера было еще далеко, но чайная по настоянию Герберта должна была закрыться до следующего дня. Кларри не знала, как она скоротает эти долгие часы, прежде чем отправится спать.
— Переоденьтесь, — распорядился Уилл, когда они вернулись в Саммерхилл.
Он рассмеялся, видя изумление Кларри.
— Джонни приехал на несколько дней, и мы хотим покататься. Я встречусь с ним в четыре часа, и, не сомневаюсь, он будет рад, если вы к нам присоединитесь.
— Это было бы замечательно! — воскликнула Кларри и поцеловала Уилла в щеку. — Какой ты молодец!
Через час они уже сидели в седлах и выезжали из города в северо-западном направлении вместе с давним другом Уилла. Прошла целая вечность с тех пор, как Кларри каталась верхом, и теперь она наслаждалась привычными ощущениями, когда лошадь и всадник превращаются в единое целое. Иногда она уезжала вперед, потом позволяла себя догнать и присоединялась к разговору парней.
Они сделали остановку на ферме, чтобы напоить лошадей, а сами сели, привалившись спинами к теплой каменной стене и наблюдая за тем, как заходящее солнце разливает по небу кроваво-красное сияние.
Уилл и Джонни продолжили спор о политике. Джонни восхищался Кейром Харди, энергичным шотландским лидером Независимой лейбористской партии, чью речь он слышал в Эдинбургском университетском сеттльменте.
— Я думаю вступить в партию, — с воодушевлением заявил он.
— В Независимую лейбористскую партию? — спросил Уилл, изумленно глядя на него.
— Да. А почему бы нет?
— Они же социалисты. Твой отец будет в бешенстве! — воскликнул Уилл.
— Он всегда поощрял дискуссии в нашем доме, так что вряд ли он будет недоволен моим поступком, — возразил ему Джонни. — К тому же я скажу ему то, что всегда говоришь ты: Христос тоже был социалистом. Как сын священника, он должен это одобрить.
— Ну, я говорю это просто для того, чтобы позлить отца и брата.
— А что вы думаете об этом, Кларри? — неожиданно спросил Джонни.
Кларри отвела взгляд от красочного заката.
— Насчет Лейбористской партии или по поводу вашего вступления в ее ряды?
— И о том и о другом.
Молодые люди смотрели на Кларри с интересом, как будто ее мнение было для них очень важно. Еще два года назад она вообще не знала бы, о чем они говорят, но за последнее время Кларри многое почерпнула из разговоров, которые велись в ее чайной.
— Думаю, Харди прекрасный человек, и рабочему люду нужен именно такой лидер. В том числе и женщинам. Он одним из первых высказался за предоставление женщинам избирательного права. Правда, дело так и не сдвинулось с мертвой точки, — вздохнула она.
— Кларри! — воскликнул Уилл с притворным ужасом. — Вы что же, тайная социалистка, как и опасался Берти? Дайте мне скорее нашатырный спирт.
— Не нужно падать в обморок, — усмехнулась Кларри. — Я хозяйка чайной, а значит, принадлежу к классу буржуазии, не забывай об этом.
— Эй вы, двое, я ведь серьезно! — нетерпеливо вмешался Джонни.
— Извини, — сказала Кларри, положив ладонь на его руку. — Я тоже стараюсь быть серьезной. Если ты всем сердцем во что-то веришь, значит, следуй этому, независимо от того, что об этом думает твой отец или кто-либо еще. Решать только тебе. Почему бы тебе не зайти в мою чайную до отъезда в Эдинбург и не послушать дебаты, которые у нас там ведутся?
— Да, с удовольствием, — охотно согласился Джонни.
Когда солнце скрылось за горизонтом, они снова сели на лошадей и отправились домой. Кларри очень не хотелось возвращаться. Когда у нее снова появится возможность прокатиться верхом?
— Наслаждайтесь прогулкой, Кларри, — сказал Уилл, будто прочитав ее мысли.
— А что такое? — спросила она, вздрогнув.
— Как только Джонни вступит в Лейбористскую партию, — ухмыльнулся Уилл, — ему придется продать лошадей, а вырученные деньги сдать в партийную кассу.
Джонни прыснул от смеха.
— Только твою лошадь, Уилл. Нам с Кларри лошади еще понадобятся во время революции.
К тому времени, когда они добрались до Саммерхилла, уже стемнело. Уилл переоделся и снова ушел, оставив Кларри наедине с чувством потери. Он собирался переночевать у Джонни. Их приятное общество прогоняло пустоту, которая поселилась в ее душе после переезда Олив. Теперь она вернулась, как боли в желудке. Кларри отправилась на поиски Герберта.
Она не застала его в кабинете, и это было необычно. Проходя мимо его спальни, Кларри увидела пробивающийся из-под двери свет. Видимо, он устал за день и отправился пораньше в кровать. Кларри надеялась посидеть с ним допоздна, обсуждая события прошедшего дня, даже если бы пришлось постоянно напоминать ему имена гостей, присутствовавших на свадьбе.
Вопреки здравому смыслу, Кларри поднялась на следующий этаж и заглянула в бывшую спальню Олив. Но там не было ничего, что принадлежало бы сестре, а Салли уже убрала с кровати ее постель. Здесь не было ничего, что могло бы утешить Кларри. Но потом, в неясном свете уличного фонаря, она увидела смятое платье, брошенное на спинку стула. Взяв его в руки, она узнала старое платье, которое Олив сшила себе, когда они только переселились в Саммерхилл. Сперва оно было нарядным, затем, через несколько лет, его разжаловали в повседневные. В последнее время Олив надевала его, когда занималась живописью. Кларри прижалась к платью лицом. Оно все еще хранило аромат сестры и слабый запах скипидара.