Читать интересную книгу Медвежий ключ - Андрей Буровский

Как много не повидал в своей жизни, а такими не видел трупы людей Данилов: Саша был аккуратно выпотрошен, ободран. Только на плечах оставлена кожа, и голова не тронута, лицо вполне сохранено. Все остальное, начиная со ступней — сплошь красноватое, местами просеченное ножом мясо, белесые пленки, почему-то желтоватый у человека, не бело-красноватый, как у коров и свиней, жир. На внутренних сторонах пустой брюшины мясо уже привяло, стало некрасивым, темным. Такого цвета становится мясо у всякой туши, которая долго лежит на воздухе, обветривается.

— Ну, капитан, какой ужин будем готовить? Хочешь хороший бифштекс? Как говорят американцы, стейк? — Гриша указал на зад Саши остро отточенным ножом. — Или лучше тушеные ребрышки? А может, сделаем тушеное мясо в винном соусе? Знаешь, полную жаровню мелких кусочков, и соус из них, чтобы в этот соус макать хлеб и смешивать с ним гарниры? Кстати, капитан, тебе рис больше нравится, перловка или гречка? У меня все есть на выбор. Макароны ты ведь вроде уже ел вчера, могли и надоесть.

Данилов видел, что Гриша внимательно вглядывается в него, оценивает, что-то пытается понять. Данилов понимал, что проходит сейчас экзамен, — ощущение не из приятных, и догадывался, экзамен какого рода.

Не догадывался он, что экзамен он уже не сдал: не мог истинно свободный человек сидеть с таким отвращением, с таким страданием на морде! Даже слабак Вовка Дягилев, которого спугнул этот ничтожный капитан, Вовка, который сейчас бегает где-то в тайге, и то испытание выдержал! Про Фуру, наверное, разговор особый, он людей еще в побегах ел… если не врал. Но во всяком случае, Фура был покрепче; посвободнее, чем этот… Хоть капитан, гляди-ка, астрономию худо-бедно знает. Или все дело в сантиментах?

Конечно же, Данилов не понял, что ему дали еще один шанс…

— Что, этого парнишку есть не хочешь? Могу понять… — Гриша сделал скорбное лицо. — Я же вижу, он тебе посимпатичнее, поближе, чем этот мордоворот, которого ты вниз отправил, с этим… С Сукиным… нет, не с Сукиным…

— С Сучьим Выменем, — Данилов надеялся, голос у него звучит хотя бы относительно естественно.

— Вот-вот! С ним самым, с Сучьим Выменем, с Кешей… То-то вы потом именно с Сашей советовались, как меня лучше ловить, и разговоры «за жизнь» учиняли. Ну ладно… Сашу… Он ведь Саша был, все верно? — Гриша звонко хлопнул по обнаженной, даже без кожи, груди Саши.

— Саша. Александр Александрович Васильев, без пяти минут лейтенант.

Данилов не хотел, но в голосе его звучала горечь.

— Во-во… почти что, значит, бывший лейтенант. Ладно, его есть не будем… пока. Давай другого.

Гриша круто развернулся, принес ногу с бедром от колена до поясницы, положил прямо на Сашу. На этой ноге кожа не была еще ободрана, на большей части ляжки прикрывала мясо, как у свинины.

— Ну, это не твой любимый ученик. Из этого что будем делать? — Гриша склонился с ножом в руке, проводя пальцами по коже ноги. — Бифштекс? Ромштекс? Котлеты? Биточки? Что-нибудь из более мелких деталей? Бефстроганов? Поджарку?

— А ничего другого нет?

— В смысле — женского мяса? Найдем!

— В смысле — медвежатины, оленины…

— Такого не держим… — широко развел Гриша руками, в одной из которых был нож, — такого, дорогой, у нас не бывает, придется тебе привыкать…

Теперь-то Данилов понимал, что его изучают, и внимательно.

— А давай я не буду привыкать? Ну его.

— Так на чайке и будешь жить? — в голосе Гриши невольно звучала ирония.

— А ты, значит, кроме чаю ничего мне и не дашь? Правильно я понимаю? — неожиданно Данилов почувствовал прилив энергии. Это было привычно, понятно: он, а напротив — преступник. Воля на волю, ум на ум, сила на силу. Что ж, маски сброшены, так ему даже легче, и намного.

— Правильно… — Гриша выговаривал медленно, наклонился над столом, над людьми, превращенными в еду, и его лицо оказалось сантиметрах в двадцати от физиономии Данилова, — и знаешь, капитан, я почему-то уверен, — скоро мы с тобой из одного котла начнем столоваться. И неплохо.

Данилов молчал, ждал новых Гришиных ходов. Гриша тоже изучал Данилова. Григорий первый прервал спор, борьбу воль и взглядов. Пожал плечами, начал, насвистывая, разделывать труп. И при этом он подробно объяснял, что делает и почему.

— А вот это, капитан, мы сейчас приспособим на бифштексы…

И деловито рубил заднюю часть Саши на примерно одинаковые доли, приблизительно по килограмму. Можно закрыть глаза, но ведь отлично слышно чвяканье топора по мясу, его удары и скрежет о кости, звук падения в таз уже отделенных кусков. Да и получается, если закрывать глаза, что Данилов испугался, ослаб, решил спрятаться. Такого удовольствия никак нельзя доставить людоеду, и Данилов внимательно смотрел.

— Грудинка у человека, капитан, лучше всего на тушение. Начнешь сам хозяйничать, не советую делать из грудины поджарку, пускай ее на тушеные ребрышки. А поджарка знаешь из чего лучше всего?

— Из чего же?

— Не поверишь: из пальцев рук! А сами руки смело пускай на котлеты. Ты котлеты как любишь: чтобы хлеба побольше или поменьше?

Данилов давно понял, что вопросы у Гриши — далеко не риторические, он действительно ждет на них ответа.

— Не задумывался как-то…

— Это от замотанности, капитан. Трудишься много чересчур, нет времени подумать о желудке, о здоровье. А шею мы на что пустим, как думаешь?

Данилов пожал плечами.

— Твоя жена шею на что пускает?

— В основном варит.

— Вот и правильно! И мы ее сварим. Голову тоже варить можно, и на холодец ее пускать милое дело, но этой мы иначе распорядимся…

Гриша отделил сашину голову, водрузил ее на большую железную миску.

— Пусть стоит, попрощаешься с другом. Потом, глядишь, он тебе последнюю службу сослужит, не даст от голода погибнуть.

Несколько раз Гриша деловито засовывал в полиэтиленовые пакеты нарубленное мясо, выносил сразу помногу:

— У меня тут превосходное хозяйство, капитан! Есть, например, ледник — не хуже холодильника, уверяю тебя.

— Это ты мне объясняешь, куда я в конце концов попаду?

— А может, я тебя ввожу в курс дела, чтобы ты смог тут хозяйничать? Может, я из тебя младшего хозяина готовлю?

Если ты следователь, ты обречен думать над тем, что говорят другие. Думать и анализировать, делать выводы из самых мелких проговоров и деталек. Вот и здесь: Гриша сказал «младшего хозяина».

С одной стороны, Гриша — прирожденный лидер, если он и хочет взять кого-то к себе в компанию, то именно в качестве младшего, подчиненного ему компаньона. Если проговорился случайно, так он и должен был сказать.

С другой, — может, он произнес это чисто автоматически, именно потому, что он так устроен? А на самом деле за словом «младший компаньон» не стоит ничего, никаких конкретных планов? Так, обман попавшегося, попытка сеять у него надежды?

И наконец, вполне можно ожидать, — Гриша его, Данилова, уже на сто рядов «просчитал» и говорит как раз то, что он, Данилов, может предположить? Так сказать, работает на уровне понимания противника?

Гриша вернулся из ледника последний раз; на столе от всего Саши осталась только его голова. И остался кус уже не Саши, а задней части кого-то неизвестного. И Гриша, прибрав на столе, начал аккуратно резать сочные толстые ломти, бросать их на сковородку вместе с покрошенным луком.

— Кстати говоря, она была довольно красивой девицей. Володька… Это мой ученик и сотрудник, вы его спугнули, когда медведя застрелили… Так вот, он даже не сразу ее прикончить смог — небось жалко сделалось, дураку. А я так думаю — из красивых и бифштексы должны быть вкуснее… Как думаешь, капитан? Вкуснее ведь?

— Не задумывался.

— Ты о многом не задумывался, как я вижу.

Но треп Гриши — это были еще мелочи, гораздо хуже, что рот Данилова заполнялся горячей слюной. Ведь на сковородке шипели, подрумянивались куски самого натурального мяса… По виду точно такие же, какие мама снимала со сковородки, еще когда Сережа Данилов был маленький. Привычная чудесная еда… И пахло самым настоящим, самым натуральным жареным мясом, прожаренным бифштексом с луком.

Да, пахло бифштексом, и Гриша с удовольствием, даже любовно, поставил тарелки на стол, жмурясь от удовольствия, порезал мясо на кусочки…

— Ну что, капитан, на твою долю пожарено!

На тарелку Данилова упал ароматный, исходящий паром кусок. Гриша освободил правую руку Данилова, но развязаться Данилов все равно не мог — Гриша связывал его очень длинными бинтами, концы которых завел за спинку кресла. Он обвязал несколько раз торс Данилова, притянув его к спинке, и там, за спинкой, завязал наконец, единственный узел.

— Ну вот, теперь ты и чай сможешь сам. Вот и вилка… Наваливайся!

Вот это и правда было мукой: запах мяса на своей тарелке, вид человека за столом напротив, отправляющего в рот кусок за куском. А Гриша, естественно, изо всех сил подчеркивал, как ему вкусно, лепешкой подтер все на тарелке. И наблюдал за Даниловым.