– Погодь, погодь, – остановил он рукой, сунувшегося, было, вперёд своего товарища. – Ты кто такой? Чо не в своё дело лезешь? Ты, ваще, как сюда попал грач весенний?
– Лай отцеживай, – холодно произнёс Чёрный, не отвечая. – Язык отрежу и к копчику пришью. Там он у тебя на месте будет.
– Чо-о-о? – бородач совсем ошалел от такого ответа. – Братишка, за зайцем поглянь, чтобы не ускакал, пока я этому скворцу клюв загибать буду…
И двинулся на Чёрного, угрожающе выставив перед собой кулаки с мою голову размером.
Чёрный не стал ни отскакивать, ни уклоняться, ни драться. Он просто поднял левую руку и выставил перед носом бородача круглую серебряную бляху, что на тонком витом шнурке висела у него на запястье. Бородач резко остановился, скосил на бляху глаза и начал как будто уменьшаться в размерах, съёживаться. Его товарищ тоже мельком глянул, что у Чёрного в ладони, и, подхватив сгорбившегося забулдыгу под локоть, повлёк его в сторону. Видно было, как он что-то зло выговаривает бородачу и время от времени суёт ему могучим кулаком в бок.
– Толстуха Фли сказала, что Адонар расположился за этим столом, – сказал Чёрный ничуть не изменившимся, ровным, голосом. – Это она ошиблась, или я?
– Нар отошёл ненадолго, – ответил я. – Присаживайтесь, подождите. И благодарю за помощь.
– Не стоит благодарностей, – Чёрный откинул полы своей вотолы и расположился напротив меня. – В этом жутком мире достойные люди должны помогать друг другу. Тем более что всё обошлось только словами. К востоку от Андуина слово уже не имеет никакой силы. А вот и Нар, с пивом и закуской.
Гхажш уселся рядом со мной, а явившаяся вместе с ним прежняя толстуха, Фли, надо понимать, выгрузила на стол очередное блюдо со свининой и кружки с пивом.
– Я уж думал, напрасно сегодня жду, – сказал Гхажш, обращаясь к Чёрному. – Как наши дела?
– Он в пути? – спросил человек в чёрном, вместо ответа, кивнув на меня.
– Мимо идёт, – ответил Гхажш. – Не чешись, тушкан без примеси. Головастик, не жаба болотная. Поквакаем – лупками хлопнет.
– Зарубись!
– Топоры пусть зарубаются, – похоже, Гхажш обижался. – Булдеть намазался или заплетёмся?
– Ладошками потрём, – Чёрный отхлебнул из кружки. – На помазке весь в мыле, двойные колёса по чинарю, и ветки сплетаем.
– Не лопать! – возмутился Гхажш. – Запарились на зуб глазастый. Погремушкой тряс, с какого булда по чинарю?
– Я ж квакнул: в мыле не до бритвы, – пояснил Чёрный. – Чуть не вскипел.
– Не мой понос, – покачал головой Гхажш. – По звону и маза, зуб глазастый, и попрыгали.
– По такому дристу зуб глазастый не мажет, – Чёрный тоже качнул головой. – Я рыжую торбу у ходули на скок взял. За это – без лупы, что заплечник – покраснеешь без знакомства. Двойные колёса по чинарю в пятку, как на ладонь. Ты по-щучьи плаваешь, по жабьи квакаешь, головастиков пасёшь, а мне в кипятке лупки мыть.
– Не вскипел же.
– А по поносу блудни стирать? Пар уже шёл. Чуток не в мазу, и к дубу на шкворень, по-рыбьи петь.
– Ты же жёлудь.
– Дубу по корням, что жёлудь. Перед камнем с зеленью на ногтях пляшет. Струны растянет – не споёшь, так станцуешь. Был жёлудь у дуба, стал овёс в торбе. Двойные колёса по чинарю или не смажемся.
– Не лопать. Мазь к лупам прикладывай, а потом ботало намыливай. Двойные колёса по чинарю против мазилова. Спаримся, если смажешь.
– По-щучьи зеваешь, – Чёрный довольно ухмыльнулся. – Мазилово без булды скользит. Лупайся.
Чёрный достал из-за пазухи крохотный кожаный мешочек. Гхажш потянулся было к мешочку, но Чёрный отдёрнул его и предупредил: «Лупайся, а ветки не гни, заплетёмся, потом хоть листья мажь». Гхажш поглядел несколько минут внутрь мешочка, а потом задумчиво произнёс: «По лупкам – мазилово. А если не пляшет?»
– Пляшет, – уверенно ответил Чёрный. – Всё по кваканью: на углях грел, корябово лупит.
– Корябово? – Гхажш стал ещё задумчивей и пододвинул к себе свечу. – Малой, будь другом, сходи, пива нам по паре кружек принеси.
Я даже не сразу понял, что последние слова обращены ко мне и произнесены на обычном языке. Понятно было, что Гхажш хотел остаться с Чёрным наедине на несколько минут. Поэтому я не очень торопился, и прежде, чем возвращаться к столу с кружками, заказал и осушил одну у стойки. Когда я вернулся, Гхажш с Чёрным, видимо, уже договорились.
– Чего ты так на звенелки жвалы точишь, – лениво говорил Гхажш, глядя, как Чёрный тщательно пересчитывает разложенные по столу монеты. – Ты ж заплечник, у тебя каменный бубен с такой погремушкой, что топоры за этот звон себе лупки вырвут.
– На каменный бубен дуб ветки раскинул, – отвечал Чёрный, пробуя одну из монет на зуб. – Мне не гремит. Маза-то на роще, а я жёлудь, кроме меня целое свиное корыто. Весь звон – на листьях, а мне – две дырки от колеса и хоть умри без танцев. А зубы с тушканами помыть? А гнездо с клушами погреть? Нет звона – нет стона.
– А три по шесть – не девятнадцать? Тушканы твои не захлебнутся на два колеса по чинарю зубы мыть? Или гнездо рыжее ищешь?
– Тушканы с клушами без мазы. Хочу плавниками в полночь взмахнуть. Рога к копытам приросли за плечами стоять. Мне лекарить по мазе, а дуб на ветру гудит, ветками машет. Вся роща у камня с зеленью в заплечниках, от пеньков до листиков. Мне не пляшет. Погремушку соберу и копытами по камню, к волосатым.
– Если Вы о делах уже поговорили, – вмешался я в их занятную беседу, – то, может, на понятный язык перейдёте? А то вы «квакаете», а я только «лупками хлопаю», хоть и не понимаю, что это такое.
– О-о. Простите, молодой человек, – наклонил в мою сторону голову Чёрный. – Невежливо двоим говорить на языке, непонятном третьему, в его присутствии. Но дело бывает выше вежливости, к сожалению. А сейчас я просто рассказывал Вашему другу, что собираюсь оставить семейное ремесло и заняться врачеванием в Карроке.
– Семейное ремесло? – переспросил я, думая про себя, что за семейное ремесло этого Чёрного в Гондоре наверняка вешают «высоко и коротко». – И чем же занимается Ваша семья, если это не тайна?
– Никаких тайн, – ответил Чёрный, улыбаясь и пряча монеты куда-то под вотолу. – Я старший пыточный палач Его Величества Великого Короля Элессара.
– Па-палач, – поперхнулся я пивом. – Да ещё пыточный. А разве бывают особые пыточные палачи? Я всегда думал, что вот есть просто палачи и всё. Вы простите мне, если я что не так говорю, но в наших краях палачей совсем никаких нет.
– Вы, должно быть, выросли в страшном захолустье, – опять улыбнулся Чёрный. – Я тоже прошу прощения, если моё предположение Вас обижает. Никакое уважающее себя королевство не может обходиться без палачей. У Его Величества Великого Короля Элессара их множество. Есть палачи помостные, это самый низший разряд, они занимаются казнями. Есть палачи тайные, они устраняют людей, существование которых Король посчитал излишним, очень уважаемый разряд придворных. И есть палачи пыточные, которые занимаются преступниками, не признающими Власть Короля. Это и есть наше семейное ремесло. Вот уже четырнадцать поколений. Наша семья служила престолу Гондора ещё при наместниках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});